Я отыграл свою смерть — прямо в цель, как обычно. Без репетиции страшно гореть на краю. К черту премьеру! Мой ад пригласит меня лично. Аплодисменты! Я тут. Перед смертью стою. Даниэль Морнэ
Глава 1
Говорят, с новой идеей нужно переспать. Разговор с Варей переломал восприятие Дана, разбил на куски, и теперь мозаику следовало сложить заново. И картинка должна получиться немного другой. А может, и совсем другой, но тут уже как пойдет… Чей-то голос шепчет строчку за строчкой, Дан никак не может узнать его, а слова не дают покоя: «Гаснет свеча, оставляя в душе огарок. Гаснет окно, заставляя забыть о доме. Лишь бы душа не погасла и взгляд был ярок, лишь бы сердечный ритм не остался в коме…» Создавай свою дорогу. Рисуй разметку. Никто не даст тебе систему координат и ведерко с краской не предложит. Давай сам. Найди нулевую точку. Пусть для этого придется переворошить всю жизнь — никто не говорил, что будет легко. Опять не то, Шумахер. Хватит копаться в прошлом: ты ничего не сможешь изменить. Просто отмени все, что уже случилось. Видишь впереди мост? Иди. Нулевую точку можно нарисовать в любом месте. Прямо здесь и прямо сейчас. Она светится в темноте, потому что она — свеча. Огонь вытягивается линией, и да, по ней можно идти, йоги же ходят по углям, почему я не смогу? Я не йог, но пусть хоть один из этих умников попробует не впасть в нирвану, а умереть за кого-нибудь! Тогда и поговорим. Сильнее, давай раздуем огонь, потому что не всякая свеча выдержит, сможет стать дорогой. Долгие гудки в трубке. — Варь, я понял, почему гаснут свечи! — Шумахер, пощади, три часа ночи… — Черт, прости… Дан проснулся почти в пять вечера. За окном были непонятные сумерки, и сначала он подумал, что с часами какая-то фигня. Но телефон подтвердил: «16:47». Здравствуй, бездна в голове, ты такая милая сегодня… Когда Дан варил кофе, позвонил Ворон. — Забьем стрелку, Француз? Подваливай ко мне. — Ладно, — неохотно ответил Дан. — Давай часа через два… Неожиданно на город свалился невиданной силы туман. Красные огни габаритов впереди еле угадывались сквозь бело-серые клубы, и Дан сбросил скорость до сорока. Город был странным. Из-за пелены, как из-за занавеса, выглядывали автобусные остановки, за ними проплывали темные, неясные, грозные очертания домов, обрезанных выше третьего этажа, утонувших навсегда, безвозвратно. Дан подъехал к мосту, и ему навстречу вывалились серые глыбы, размывшие мостовой пролет. Он еще притормозил. Московская была забита, и Дан свернул на Минскую — там можно было объехать пробку. Через несколько минут лавирования между машинами, лежачими полицейскими и светофорами сквозь туманные клубы проступил знакомый серый фасад Ледового дворца. Он не то чтобы этого не ожидал… но удивился, потому что в данный момент не задумывался о топографии липецких улиц. Ладно… Рисовать так рисовать. И включил поворотник. — Даня! — удивилась Наталья Алексеевна. — Вот сюрприз… Она совсем не изменилась. Да на самом деле не так много времени прошло, подумал Дан. Четыре года, и то неполных… — Здравствуйте. Она обняла его и очень тепло улыбнулась. — Высоченный какой стал… Как же здорово, что ты зашел. Кажется, она действительно ему рада. Все свободные места на стенах в небольшой тренерской были заняты дипломами. Когда-то их с Асей диплом висел тоже — вон там, возле шкафа… Дан посмотрел на стену. «Ася Белоцерковская и Даниэль Морнэ». Первое место в региональных соревнованиях, они катали тогда «Огонь и лед», смотри-ка, висит до сих пор… — Вы не торопитесь? — Там ребята на льду… Ничего, подождут немного, не маленькие. Рассказывай. Ты пропадал куда-то. Во Францию уехал? — Почти, — улыбнулся Дан. — В Казахстан. На два года. Родине служить. — Далеко занесло. Это еще не далеко. Далеко — это вот здесь, совсем рядом. Он услышал со стороны, как чей-то голос задает вопрос, и удивился спокойствию этого голоса: — А… про Асю что-нибудь знаете? Дан шел вперед, запретив себе любой деструктив. Никакого «вдруг она не станет с ним даже разговаривать», никакой самогрызни. Рисуй разметку. И, кажется, это работало. — Знаю, — улыбнулась Наталья Алексеевна. — Она после тебя с Матвеем каталась. Недолго… — Как это? — перебил Дан. — А Янка? — Яна ушла. Почти сразу после тебя. — Почему? Янка бросила Матвея? Он ожидал чего-то подобного, но… не так быстро, что ли. Наталья Алексеевна не ответила на вопрос. — С Матвеем у Аси не сложилось, — помолчав, сказала она. — Технически все замечательно… а драйва не хватало. В вашей паре ты был нервом, огнем. Асе такой партнер как раз и был нужен. А Матвей техничный, но слишком спокойный. Его Яна зажигала. — Ничего себе… Вот это новости. Дан настолько привык к постоянной взрывоопасности Янки рядом с Матвеем, что представить возле него Асю никак не получалось. Он мысленно сосчитал до десяти и спросил: — А вы не знаете, где она сейчас? — Яна? — Ася. Наталья Алексеевна задумчиво посмотрела на него и усмехнулась. — Не поверишь. На льду. Дан вскочил. — На основном? — Да, — сказала она хлопнувшей двери. Парень изменился за эти четыре года. Взгляд стал не то чтобы тяжелым… но каким-то сумрачным и очень глубоким. Как колодец, из которого днем видны звезды. На темном-темном небе. А порывистость осталась прежней… Наталья Алексеевна поспешно вышла из тренерской: очень уж хотелось видеть Асины глаза при их встрече. Девчонка влюбилась в него с первой же тренировки — это было очевидно; только сам он ничего не замечал. С Янки глаз не сводил. Так обычно и бывает. Ох уж эти мальчишки… Высокую фигуру у бортика Ася заметила мельком и в первый момент не узнала. Но тут же пришел звук. Тот, который в последнее время она не очень успешно старалась вспомнить. Почему-то это оказалось безумно сложно. Она знала, что Дан уехал из города, но никто не мог сказать куда, а снова зайти к его отцу после всего, что случилось, она попросту не решилась. А сейчас Мир звучал… И только через несколько бесконечных секунд она поняла, в чем дело. Диагональ она пролетела, как ей показалось, за мгновение. Дан открыл дверцу и шагнул на лед. Ася прыгнула ему на руки прямо с разбега, почти не тормозя. — Смотри, уронит, — сказала подошедшая Наталья Алексеевна. — Никогда, — ответила счастливая Ася, вцепившись в Дана руками, ногами и еще парой десятков дополнительных конечностей — как зверек, внезапно обнаруживший в чужом странном мире что-то родное и теплое. — Привет, — с облегчением выдохнул он, обнимая ее. Следом подъехал улыбчивый парень с веснушками на носу. — Паша, — сказал он, протягивая руку. — Дан. Он пожал Паше руку, а Наталья Алексеевна сказала Асе: — Слезай. Та замотала головой, еще крепче обхватив Дана руками и ногами. — Поранишь его. — Никогда, — ответил Дан и улыбнулся. — Хоть со льда уйдите, — велела Наталья Алексеевна. — Ты же в ботинках. Ася неохотно встала на лед, но Дана не отпустила. Исчезнет еще, мало ли. Так и держалась за его плечо обеими руками. — А Матвей с кем катается? — спросил он, садясь на бортик. — Матвей уехал в Москву, его в ЦСКА забрали. Ася, докатайтесь уже, полчаса осталось. Даня подождет. — Подождешь? Надежда в Асиных глазах была настолько живой и зримой, что Дан тут же решил позвонить Ворону и отменить встречу. Ничего, птиц не улетит. — В кафе подожду, приходи. Напротив которое. Ася кивнула и подъехала к Паше. Тот взял ее за руку. Облегчение было невероятным, до головокружения. Как бы ни было, она, кажется, не злится на него. Можно посидеть на трибуне, посмотреть на Асю с этим Пашей. Но Дан понял, что смотреть, сравнивать и думать «а как бы я» будет слишком мучительно. Очень хотелось встать на коньки, до зуда в ногах. С другой стороны, кто мешает хотя бы попробовать? Ему не нужно выигрывать соревнования… только вспомнить, как это было. Можно позвать Асю на массовое или попросить Наталью Алексеевну, чтобы пустила на лед, когда никого нет или малышня катается. Вряд ли она откажет. Вопрос, стоит ли снова оглядываться в прошлое. И захочет ли Ася, в конце концов. Дан успел позвонить Ворону, выпить чашку кофе и заказать еще одну, когда Ася влетела в кафе в незастегнутой куртке и сбившейся набок шапке. Официантка как раз принесла заказ. — Пей, — подвинул Дан чашку к ее краю стола, — и шнурок завяжи. Треснешься. — Ой. Ася посмотрела на свои ноги, села на стул и стала завязывать шнурок. Спортивная сумка мешала, а шапка сползала на глаза. Дан встал, снял с нее и то и другое. Наконец Ася выпрямилась. Сейчас она напоминала ему взъерошенную лисичку — тонкими чертами лица, вздернутым носиком и растрепанными, с рыжиной волосами. Глаза остались такими же большими и круглыми, а рыжие ресницы словно подсвечивали серо-зеленый их цвет. Совсем взрослая девушка. И невероятно милая. Она заглянула в чашку. — Нет, кофе я не хочу. — Пей, — сурово велел Дан. — Зря я, что ли, заказывал? И пойдем погуляем… в парк, например. — Тогда ладно, — обрадовалась Ася и единым духом выпила кофе. — Идем. Она потрясающим образом поднимала настроение. Куда-то подевались прежние робость и нерешительность, и Ася просто светилась от радости. — Куртку застегни. Дан все больше чувствовал себя строгим папочкой. Но улыбка все равно пробивалась наружу, как ее ни прячь. Ася послушно застегнула молнию, натянула шапку и выжидающе посмотрела на него. — Я готова. Туман растаял. Они бродили по парковым дорожкам, слушали ветер, гонявший под ногами редкие желтоватые листья лип и тополей, и молчали. Клены только начинали терять зеленый цвет, деревья вдоль тропинок подернулись пыльной желтизной. Осень намекала изо всех сил. То мелькала в кроне старого скрюченного тополя, то вздыхала за спиной порывом холодного ветра. Тогда девушка ежилась, и Дан обнимал ее за плечи. — Ты чего такой? — наконец спросила Ася, когда они сели на потрепанную жизнью деревянную скамейку. Она помнила, что Дан не любитель болтать. Но он явно обрадовался при встрече и в кафе не был таким… почему же сейчас молчит? Парень подобрал с дорожки кленовый лист. — Я хочу спросить кое-что… но не знаю как. — Лучше спроси, — жалобно сказала Ася. — А то ты молчишь… и я не знаю, что сказать… как памятники какие-то. В его глазах мелькнуло облегчение, он даже как будто обрадовался. Взял ее за руку — и тут же отпустил. — Ладно. Ась… ты на меня сердишься? — За что? — искренне удивилась она. — За ту дурацкую аварию. Я тебя подставил… прямо перед соревнованиями. — А разве ты в ней виноват? Он долго молчал. Крутил в пальцах желтоватый лист. — Я не знаю… Ты не пришла тогда, — наконец с усилием сказал Дан. — И не звонила, я подумал, что злишься… — Я приходила, — растерянно ответила Ася. — Папа сказал, что ты уехал… Я хотела еще в больницу прийти, но бабушка подвернула ногу, я не могла оставить ее одну. Поэтому пошла, когда тебя выписали… В этот раз Дан молчал еще дольше. — Дань… Он вздохнул и безнадежно сказал: — Я просто клинический идиот… — Не-ет, — помотала головой Ася, — не клинический… — Обычный? — усмехнулся Дан. — Совсем нет. Они посмотрели друг на друга и засмеялись. — Ась… можно я тебя обниму? — неожиданно спросил он. — К-конечно… Она сказала это немного неловко, но ласково. И в его руках было так же уютно, как раньше, когда не мешал ни ветер, ни тревожный гул органа. И молчание теперь совсем не напрягало. Первое время ей было невероятно тяжело. Кататься с Матвеем — непривычно и сложно: он был таким предсказуемым и… да, немножечко скучным. Исчезло нетерпение, с которым она раньше бежала на тренировку. Что греха таить — это был не Дан. При взгляде на Матвея не замирало сердце… Хотя физически он был сильнее и, наверное, надежнее в техническом плане. Но к бесу, как говорила бабушка, эту надежность, когда душа не лежит. Потом она привыкла. Но с Матвеем они ни разу не поднялись выше третьего места: подводили оценки за артистизм… — О, слушай, — вдруг сказал Дан. — Почему Янка ушла? Он как будто мысли ее прочитал. Ася пожала плечами. Вспоминать о Яночке было неприятно. — Говорила, что семейные обстоятельства. А на самом деле… они на последних соревнованиях проиграли, даже третьего места не взяли. Ребята их обошли, из юниоров. Яночка психанула тогда, истерику устроила. Сказала, что видела это фигурное катание… ясно где. И через две недели ушла. А я с Матвеем потом каталась. — И как? — С тобой лучше. Они вздохнули синхронно, совсем как в танце. Ася не знала, можно ли попросить его выйти на лед — просто так, хотя бы попробовать. Насколько восстановилась сломанная нога, сможет ли он встать на коньки… спрашивать казалось ужасно бестактным. Дан сильнее прижал Асю к себе, а она уткнулась носом ему в плечо. Холодная капля щелкнула по руке, затем еще одна, и дождь, подкравшийся как-то незаметно, сразу ощутимо остудил воздух. Девушка натянула капюшон, но с шапкой было неудобно — она все время сползала; а Дан шапку отродясь не носил, даже зимой, поэтому тут же основательно промок. — Пойдем куда-нибудь, — сказала Ася. — А то холодно. — Ко мне или к тебе? — Ой, лучше к тебе. — И вскинула на него взгляд. — Ты… шутишь, да? — спросила она разочарованно, увидев, что он улыбается. — Не шучу. Просто вспомнил истории про «никого нет дома», «родители уехали на дачу» и все такое. Отец как раз в командировке. — А… Ася неожиданно смутилась. — Ладно, не красней. Приставать не буду. Дан взял ее сумку, снова поправил на девушке шапку и застегнул куртку до воротника. Теперь из глубин капюшона были видны только нос и блестящие глаза. — Идем. Ко мне. — Ладно. Только… далеко же? — А мы не пойдем, а поедем. Уже подходя к машине, она заметила, что парень прихрамывает. Мамочки мои, хорошо, что не ляпнула про коньки… Наверное, это от нагрузки, потому что гуляли долго, а сначала ничего такого не было. — Ух ты, — сказала Ася, когда Дан нажал кнопку сигнализации и «Лансер» отозвался, мигнув огоньками. — Красивая какая. — Садись. Ася охотно забралась в машину. Она основательно замерзла, а дождь еще и юбку намочил, и та неприятно липла холодом к ногам. — У тебя тут печка есть? — Конечно, — сказал Дан и включил на максимум все системы обогрева, какие только были в машине, — сейчас согреешься. Пристегнись только. Ну что, едем? Ася молча кивнула. — У тебя ничего не изменилось. Книжки везде… Дан помог ей снять куртку. — Меня тут и не было почти. Сильно промокла? — У меня штаны есть спортивные. Сейчас переоденусь. Из комнаты выглянул рыжий кот, подошел обнюхать Асины сапоги. В результате вынес вердикт, что гостье можно доверять, муркнул и потерся о ее ногу. — Какой пушистик, — обрадовалась Ася. — Это другой, да? — Да… Чай будешь? — Буду. Ой, надо бабушке позвонить. А то потеряла меня совсем, наверное. Отвезешь потом? — Конечно. Звони. Дан заваривал чай, а Ася стояла в коридоре и смотрела на него. У нее не было ни малейшего предчувствия, что он появится. Странно все же. Ниточки переплетаются, а кто их плетет? Где-то эту встречу запланировали; и неизвестно, когда это случилось, Дан говорил, что решил заехать внезапно, потому что пришлось свернуть из-за пробки. А если бы пробки не было? Ася не стояла бы сейчас здесь, в квартире, где она не была так давно и где за эти годы почти ничего не изменилось… — Ты чего в дверях? — удивился Дан, оглянувшись. — Сахар или мед? — Мед, — шепотом ответила Ася, так скованно, будто ее покрыли лаковой корочкой и она боялась резких движений. Дан посмотрел на нее удивленно. Такая Ася не вписывалась в образ, который он увидел сегодня, — милота, улыбка и счастливые глаза. Но ничего спрашивать не стал. Поставил на стол чашки и подошел к ней. Обнял — очень крепко, а Ася замерла, задержала дыхание, словно собралась прыгать в холодную воду, и уже почти решилась сказать «поцелуй меня» — но не успела. Дан сделал это сам. И губы у него были теплыми. Дома никого не было — бабушка уехала в поликлинику. Ася потихоньку прикрыла входную дверь: боялась, что громкий звук разбудит ее и сон закончится. Она и дверь машины закрывала так же аккуратно, чтобы не дай боги не хлопнула. Дан обещал заехать к вечеру, и, может, удастся все-таки затащить его в Ледовый. А сейчас Ася, скинув куртку и шапку, замерла и закрыла глаза. Досчитала до десяти — и осторожно разжмурилась. Нет, она не оказалась под одеялом в собственной кровати, и это было потрясающе. Значит, правда, да? Данька… Ася застыла на пару мгновений, потом кинулась к шкафу с книгами. Тут, на верхней полке… Она поспешно выдернула третий том Есенина, сунула его на нижнюю полку и потянула за торчащий веревочный хвостик. Уехал он от ее дома не сразу. Минут десять сидел, положив голову на руки, лежащие на руле; вот это, черт возьми, история… Аська была нормальная, живая… Его потянуло к ней с такой силой, что сопротивляться было невозможно. Да он и не хотел. Дан завел машину и рванул с места, вытаскивая на ходу телефон. — Ворон, привет. Давай пересечемся. Трубка хмыкнула знакомой усмешкой. — Ты дома? — Буду минут через пятнадцать. — Лады, подгребу, — флегматично сообщил Ворон и отключился. Ноги вдруг отказались ее держать, и Ася села на пол прямо возле шкафа. Глиняная игрушка чуть не выскользнула из руки, она испуганно подхватила горшочек и аккуратно, за уголок, вытащила клочок бумаги. Кажется, Данька говорил, что если желание исполнится, его надо сжечь… Она развернула бумажку непослушными пальцами. Мелко, почти неразборчиво: «Хочу, чтобы Данька был у меня первым». Ее желание исполнилось. Наконец-то она обняла его не как партнера по льду, друга, недосягаемую мечту, а как мужчину. «Хорошая моя…» — шептал он, и его голос что-то делал с ее сознанием, погружал почти в транс. Мир оживал, возвращался, окружал запахом сирени вперемешку с негромким звоном колоколов марсельской часовни, и метрономом — далеким, но вездесущим — билось в нем сердце Дана. Он не спешил. На льду его руки не были настолько возбуждающими, пальцы — такими ласковыми и горячими, и целовал он ее сейчас совсем не так, как на выпускном. Когда она вскрикнула от боли, его прикосновения стали мягкими, он отвлекал, укутывал в нежность, как в облачный плед. Ася распахнула глаза: в ночном сумраке Дан показался ей не совсем реальным — но разве назовешь реальностью то, что происходит? «Обними меня… и сделай так…» — он провел кончиками пальцев по ее коже. Ася закрыла глаза и сделала, как он просил. Она не увидела, как изменился его взгляд; но почувствовала, что спина Дана под ее пальцами покрывается ознобом, он вздрагивает и прижимается к ней — еще, пожалуйста! — и теперь уже она увлечена тем, чтобы доставить ему как можно больше удовольствия, вскружить голову, и — боже мой! — у нее получается: его стон туманит сознание. Боль давно растворилась и исчезла, ее вытеснила магия поцелуев, прикосновений и бьющих через край эмоций, в которых они с Даном тонули, взявшись за руки и увлекая друг друга все глубже… Кто мог его заменить? За эти годы с ней пытались знакомиться; она всех парней поневоле сравнивала с Даном, и приблизиться к этой планке не удалось никому. Не потому что Дан был идеальным: ни разу при мысли об этих парнях у нее не сбивался сердечный ритм… Дома Дан обнаружил, что отключили воду. Он чертыхнулся, открыл холодильник: одинокая бутылка пива подмигнула ему стеклянным бликом, но алкоголя сейчас не хотелось. Чаю, что ли, сделать, в чайнике вода пока есть… Тренькнул дверной звонок. Ворон был деловит. Прошел на кухню, выгрузил на стол несколько банок пива и пакетик сухариков. — Хавчика, как всегда, немного, но не в нем счастье, да? — заявил Серега и взгромоздился с одной из банок на подоконник. Дан усмехнулся. — Не в нем, — согласился он. — Я тебе больше скажу, Ворон: счастье даже не в пиве. — Как это? — удивился Серега. — Да, прикинь, это великая и мудрейшая истина, которая много веков пряталась от непосвященных и пытающихся ее познать, — рассеянно сказал Дан. — В банке сидела. — А ты ее, значит, добыл, — заключил Ворон. — Ну-ну. — Ты что-то спросить хотел. — Ага. — Серега слез с подоконника, сдвинул банки на край стола, потом подумал и заявил: — Не, пойдем к тебе. Там места больше. — Ты танцевать, что ли, собрался? — Да не. Серега забрал с собой пиво и сухарики. В комнате он уселся в кресло, на котором когда-то спал Жека. — Короче, слушай. У тети Вали подруга есть. У нее девчонка гулять пошла и пропала. Малая, вроде Аленки моей. Менты нашли через две недели. В лесу. Ее задушили и… ну… понимаешь. Дан понимал. Много уродов конченых шляется по земле, и не дай бог встретить такого… Ему однажды довелось. — Я-то тебе зачем? — хмуро спросил он. Он догадывался зачем. — Подруга теткина в ахере. Ну, понятно. Менты найти этого кончилу не могут, три месяца уже прошло. А она убивается… Дан молчал. Ворон посмотрел на него и открыл вторую банку. — Короче, сможешь помочь? — Маньяков по лесам ловить? Это менты сами умеют. Серега почесал подбородок. — Че они там умеют. Ты говорил, что у этих, как их… спросить можно. — У кого? — Ну… у жмуров. Ворон пожал плечами, будто извиняясь за такую тряхомудию, но… — Ну, того… узнаешь? Тетка фотку девчонки дала. Если надо, — добавил он после паузы. — Не надо, — поспешно ответил Дан. Щелкнул зажигалкой, посмотрел на неровный огонек. Еще раз, еще. — Нет, Серега. Не могу я спросить. — Херово, — вздохнул Ворон. — И тетка расстроится… Дан открыл банку с пивом. Заглянул в нее и поставил на стол. — Не получится, — сказал он. — Я этого не умею. Впервые в жизни он сознательно и безжалостно соврал.