Перейди мост, прежде чем его сжечь

      Виталик оказался лысым, как коленка вампира. Он оценивающе оглядел Дана, махнул на столик возле небольшой сцены — садись, мол. Сам устроился прямо на ступеньке, рядом с устрашающего размера колонкой.       Полуподвальное помещение внутри выглядело странно. Оно было не очень большим. На кирпичных стенах висели сбитые из неошкуренных досок ставни. Вряд ли за ними были окна, да еще такого размера, но это никого не смущало. Лампы на длинных шнурах оплетала металлическая проволока. В самом дальнем от входа углу пристроилась барная стойка, сложенная из силикатного кирпича. Кажется, теперь это называлось новым модным словом «лофт».       Посетителей почти не было: парень с девушкой возле стойки да унылый дядька средних лет за одним из столов. Перед дядькой стояла внушительная кружка пива.       Сцена была размером с носовой платок, но на ней как-то ухитрились разместиться, кроме двух колонок-монстров, стол с диджейским пультом и какими-то хитрыми устройствами, пара микрофонов на стойках и маленькая колоночка на полу, выглядевшая детенышем тех, здоровенных.       — Ну, в охрану тебя не возьмут — восемнадцати нет, — заявил Виталик сходу. — Да и смены у них полные. Тебя, я так понимаю, это не устраивает?       — Всю ночь точно не смогу. А ты тут кем?       — Я диджей. Здесь часто поет местный полубомонд. В основном по пятницам и субботам. Слушай, давай я тебя отведу к управляющему, побазаришь с ним. Кажись, ему разнорабочий нужен был. Ну там, подай-принеси, ящики раскидать, на кухне помочь, когда запара. Платят немного, но и работать не полную смену. У нас был такой чувак, его уволили. Бухал чрезмерно.       — Ну… давай, — пожал плечами Дан.       Сзади что-то тяжело зазвенело и, судя по звуку, разлетелось осколками. Дан оглянулся — у мужика с пивом кружки больше не было, и он смотрел на осколки, разлетевшиеся по полу, с таким же унылым лицом. К столу подошел официант.       — Эт здесь часто бывает, — сказал Виталик. — Пошли.       Дан сбежал с крыльца.       Разговор с управляющим, чем-то неуловимо смахивающим на хорька, получился коротким, но обстоятельным. Дан представился, сказал, что в принципе не умеет ничего, но готов на все. Кроме физического насилия и стриптиза. В результате они договорились, что он будет приходить к десяти вечера и работать до трех ночи. Список его обязанностей состоял из двух пунктов: первый — разгрузить приехавший товар, второй — делать все, что скажут. Столь расплывчатая формулировка обещала, что список в итоге будет стремиться в бесконечность, но пять раз в неделю по четыреста рублей за смену — это восемь тысяч в месяц. Очень даже неплохо. В принципе, попробовать можно.       Конечно, днем учиться, а ночью вкалывать… но не вагоны же разгружать, в самом деле. И не всю ночь. А сейчас, пока на тренировки рано вставать не надо, будет не настолько напряжно. Он посмотрел на часы — половина первого. Спать пока не хотелось. Хотя на воздухе проще… Ладно, надо домой, а то руки мерзнут. Дан сунул их в карманы… и через несколько метров резко остановился. Оглянулся.       За спиной стояла Танька в смешной оранжевой шапке с косичками.       — До дома провожу, — подмигнула она. — А то еще обидит кто-нибудь.       — Тебя? — не понял Дан.       — Тебя! — захохотала Танька.       Он невольно оглянулся — не слышит ли кто. И только потом подумал, что ее-то как раз и не услышат. А вот его… Идет придурок, сам с собой разговаривает. Кстати… действительно не услышат? Это так странно. В нем проснулось любопытство. Проверить бы…       Но слушать некому — ночная улица была пуста, только клены шелестели разлапистыми листьями. Дан шагал сквозь этот мягкий шелест, а Танька шла рядом, и он слышал, как она идет. Это сбивало с толку, поскольку ломало логику мироустройства. Да, она никогда не выглядела призраком в общем понимании этого слова. Может, если потрогать… но прикасаться к ней Дан не был готов ни в каком случае.       — Ну, рассказывай, — заявила она.       — Что?       — Анекдот.       Дан остановился, посмотрел на нее и покрутил пальцем у виска. Танька снова захохотала.       — Какая-то ты сегодня чересчур веселая.       — Это ты слишком мрачный. Ладно. Спрашивай, что хотел.       — Ты так уверена, что…       — Даниэль Морнэ, ты хотел со мной поговорить. Настолько хотел, что вытащил меня сюда.       Он в очередной раз убедился, что скрывать от нее что-либо бессмысленно. Но теперь его заинтересовало другое.       — А… разве ты не сама пришла?       — Нет! Мне даже интересно, когда ты уже просечешь, что твои желания — это инструменты, которыми можно менять реальность. Во завернула, да? Но правда, ты какой-то тормоз. Не обижайся.       Дан не обиделся.       — Она в самом деле умерла, да?       Танька перестала смеяться.       — Да, — серьезно сказала она. — И я рада, что у тебя наконец стало получаться.       — Лучше бы и дальше не получалось, ей-богу. Потому что такое невозможно вынести и остаться живым.       — Ты же остался.       — И что, так будет каждый раз? — с ужасом спросил Дан. — Тогда ну его на хрен, я железный, что ли? Я сам сдохну.       Танька пожала плечами.       — Не все умирают так жестоко.       — Но смерть — почти всегда боль. Зачем мне это?       — Не знаю, — равнодушно ответила Танька. — Ты захотел.       Дан не ответил. Это был его выбор. Да.       Возразить было нечего.       Он проводил взглядом проехавшую мимо машину. Двоих видит сейчас водитель, или только парень потерянно стоит на тротуаре, катая подвернувшийся под ногу камень?       — От чего она умерла?       — От пули.       — Бля, — вырвалось у него. — Страшно.       А Танька задумчиво провела пальцем по окну магазина, у которого они стояли (следа на стекле не осталось), и сказала:       — Значит, тепло-холод не твое, но ты чувствуешь предсмертное состояние. Интересно.       — Не очень, — честно признался Дан. — Я бы и без этого знания обошелся, серьезно.       — Это большая редкость.       — Ценю. Какой я уникум — сейчас заплачу.       — Слушай, хватит ныть! Если ты с этим справишься, для тебя откроется еще один мир.       — Мертвый? — в упор спросил Дан. Танька не ответила, и он попросил: — Тань, иди, ладно? Меня никто не обидит. Сам дойду.       Дан пнул камень так, что он врезался в стену магазина, и пошел домой. Шагов сзади не было.       Папа не спал. Сидел на диване и в свете торшера читал журнал. Глупого вопроса «Ты чего не ложишься?» Дан задавать не стал. Он перед уходом сказал папе, что надо встретиться с одним человеком, придет поздно, но был уверен, что спать отец, конечно, не ляжет, пока сын не вернется домой. Дана и отпустили-то с трудом. Блин, это же он и с работы его ждать будет…       — Папа… — сказал Дан и сел рядом на диван. — Пообещай мне, что не будешь квочкой.       Александр Сергеевич положил журнал и воззрился на сына поверх очков. Сейчас он был очень похож на Жванецкого.       — Кем?       — Квочкой. Ну, наседкой.       Отец посмотрел на него с беспокойством.       — Данила, переходный возраст пошел у тебя в какую-то странную сторону.       — Переходный возраст, папа, у меня давно закончился. Теперь я полноценный член общества и иду работать.       — Куда? — оторопел Александр Сергеевич. — А школа?       — Школа не пострадает. Я буду работать по вечерам.       О том, что «вечером» его смену можно назвать очень условно, Дан пока промолчал.       — Где же это можно работать по вечерам? — подозрительно спросил отец. — И когда ты будешь делать уроки?       — На работе, — соврал Дан. — Пап, ну если будет тяжело, я уйду. Просто мне деньги нужны.       — Зачем это? — спросил Александр Сергеевич и тут же понял глупость вопроса.       Понятно, что парню в шестнадцать лет нужны деньги. Папа старался экономить на всем, годами ходил в одном костюме и старенькой потертой куртке. На последние средства покупал Даньке кроссовки и джинсы. Профессиональные коньки, стоившие баснословных по их меркам сумм, помогала приобретать Изабель. И костюмы для выступлений тоже. Это была единственная помощь, которую принимал Александр Сергеевич.       Но сын рос, взрослел, ему нужны были, в конце концов, карманные деньги… А того, что он выдавал Дану на расходы, хватит только, чтобы «сникерсом» девушку угостить. Папа очень боялся, что если ограничить парня в финансах совсем, он начнет искать другие способы их добыть; а с такими приятелями, как этот Стас, способы могли быть самыми разнообразными вплоть до откровенно криминальных, был уверен отец. Казанцев был для него как бабайка для детсадовца — не знаешь точно, на что он способен, но в воображении — на все, что только можно придумать.       Однако сын явно по этому пути не пошел. То, что он хочет работать, очень даже неплохо. Вот только что за вечерняя работа такая и не скажется ли она на его здоровье…       — Так где ты работать собрался?       — Ну… в кафе.       — Кем это?       Ответ на этот вопрос Дан сформулировал заранее.       — Помощником менеджера.       — Что это за зверь такой?       — Из травоядных, пап. Он не опасный. И от хищников далеко, не переживай.       — Ох, Данила. Не нравится мне это все. Ладно, иди спать.       — Ты тоже ложись.       — Лягу…       Фотографии кучей лежали на столе, на них спал кот.       — Эй, Толстый… Свали. Иди поешь, что ли…       Кот не отреагировал. Дан почесал его за ухом и турнул со стола. Кот спрыгнул, недовольно дернув хвостом. Фотки посыпались на пол.       — Курочка Ряба, блин… А, там мышка хвостиком махнула. Хреновая из тебя мышка, Толстый, разве что хвостиком махать…       Дан поднял с пола фотки. Надо убрать их куда-нибудь, сейчас он точно не готов издеваться над собой. В пальцах кольнуло, и Дан поспешно бросил на стол ту, что держал в руках. Опять этот тип с Амьеном. Надо как-нибудь разобраться с ним… когда смелость вернется. Он сбросил фотки в ящик стола. Чтобы поспать, осталось часа четыре.