Второе пришествие Королевы Проклятых

Остров Ночи, Карибское море - Где он?! – воскликнула Акаша, резко распахивая окно и вглядываясь в мирный ночной пейзаж, будто надеясь найти там невесть что. – Где он?! Габриэль, Бьянка и Арман сгрудились вокруг своей бушующей царицы, пытаясь успокоить ее и вернуть в чувство. - Кто из вас последним видел его? - Я, наверное, - невозмутимо ответила Габриэль, незаметно касаясь рукой шеи. – Он шел по лестнице на второй этаж, наверное, в свою комнату. Акаша сжала бескровные губы. - Они не могли его забрать. Я бы почувствовала. Значит, он ушел по своей воле, - с этими словами она отвернулась от окна и вперила неподвижный взор в пол, что-то шепча сама себе. Лицо Армана было темнее тучи. Он опасливо посмотрел на царицу и вздохнул. - Я замечал у него проблески… неповиновения, - тихо сказал он. – Странные речи, чрезмерное волнение. Но я думал, что это следствие стресса. Нет, все не так, - Арман покачал головой, коньячного цвета пряди упали ему на лоб. – Я просто никогда бы не подумал, что у него хватит смелости уйти. Акаша фыркнула. - Черт! Черт, черт, черт… - в сердцах воскликнула она, возводя глаза к потолку. – Худшего и быть не могло! - Позвольте, моя царица… - внезапно вмешалась Бьянка, приподымая брови. – Но зачем Вам так сокрушаться? Он же был слабаком. Я вообще не понимаю, зачем… Акаша гневно шикнула на нее. - Ты ничего не понимаешь, куртизанка, - резко заговорила она, хлопая себя по бедрам. – Есть не только физическая сила, дорогая моя. Есть харизма. Есть дар убеждения. Некоторым людям верят, некоторым нет, - Акаша покачала головой. – Он был моим идейным лидером, он был моей местью… Бьянка недоуменно покосилась на Габриэль, гадая, что значат слова царицы, но та оставалась бесстрастной. Арман тоже молчал, опасаясь дальнейших распоряжений Акаши. - Прикажете отыскать его? – тихо спросил он. Та снова посмотрела в окно, а потом – на лица каждого из своих союзников. Черные глаза замерли на Габриэль, и та твердо выдержала ее взгляд, ничем не выдав внутреннего волнения. - Нет, Арман, - выдохнув, ответила Акаша и опустила руки. - Теперь это бессмысленно. Единственное, что я могу сделать – это прибавить себе решительности. Я хотела отправиться в Лондон спустя несколько недель, но теперь понимаю, что дату нужно перенести. И чем скорее мы тронемся, тем лучше. А троим ее подопечным не осталось ничего лучшего, как учтиво кивнуть и покорно принять приказания своей царицы, лелея в своей душе лишь бесконечную преданность и веру в утопичные идеалы. Майами, Флорида Ночь приближалась к своему завершению, и каждый гость особняка Мариуса разбрелся кто куда: часть на вечерний перекус, часть на свежий воздух, дабы вдохнуть чистого воздуха и предрассветной зари перед заслуженным отдыхом. Луи устал, и был практически полностью изможден переживаниями прошедшего вечера, но не мог позволить себя уйти на покой. Его крепко держала за горло последняя миссия, последнее негласное обещание, которое он дал своей бывшей и невольной хладнокровной спутнице Габриэль. Он приближался, словно самоубийца, к комнате Лестата, благодаря небеса, что хотя бы наскоро удаленный сегодня в порту голод не позволяет ему осесть на пол прямо у двери Создателя. Резко, пока еще рассудок не взял вверх над сердцем, Луи распахнул дверь. Лестат сидел на небольшой диванчике, закинув ноги в белых туфлях прямо на стол, и держал в руках скрипку необыкновенно красивой работы. Светлые волосы аккуратно скрывали его профиль, пряча эмоции, выражение глаз и капризный изгиб рта, которые могли бы возвестить Луи о том, что ему тут не рады. Зрелище было настолько красивым и гармоничным, что Луи, несмотря на смятение, успел пожалеть, что не владеет даром художника, и не может передать всю поэтичность представшего перед ним пейзажа, запечатлев его на практически нетленном холсте. - Убирайся, - неприязненно прошипел Лестат, не поднимая головы. Своим капризным и злым голосом он развеял ореол белокурого и добросердечного ангела, каким он всегда казался на первый взгляд. Луи не счел нужным слушать желчные грубости своего Создателя, и сделал шаг ближе. Ровно шаг, не больше. Иначе рисковал быть выкинутым за шиворот прочь из комнаты. Взглянул на скрипку, и вспомнил почти позабытую деталь, прочитанную в одной из книг. - Это вещь Николаса? – спросил он тихо, не решаясь встать за спиной Лестата, чтобы рассмотреть инструмент. И он не имел возможности увидеть, как скривился Лестат. - Нет, - грубо ответил он. – Если бы ты повнимательнее читал мою автобиографию, то знал бы, что скрипка, о которой ты говоришь, а вернее то, что от нее осталось, давно сгнило в святилище Тех, Кого Следует Оберегать где-то на одном из многочисленных островов греческого архипелага. Луи неловко замолчал, а его Создатель все также сидел к нему спиной. - Тебе здесь не рады, - повторил он напрямик. Видя, что этот аргумент не срабатывает, он саркастически хмыкнул. – Ты подрастерял свои хваленые аристократичные манеры, Луи. Тебе указали на дверь, а ты не идешь. Может быть, ты не понял? – Лестат наконец обернулся и встретился глазами с Луи. – Так я повторю. Пошел вон! Луи не сдвинулся с места. Несколько мгновений они неотрывно смотрели друг другу в глаза, а потом Лестат резко вскочил со своего места. - Ну и пошел ты! Не уйдешь ты, уйду я! Дом большой! Луи растерянно наблюдал, как Лестат резко отряхивает брюки и разворачивается к двери. - Подожди! – опомнившись, попросил он. Лестат одарил его злобной театральной улыбочкой и открыл дверь, намереваясь покинуть комнату. - Габриэль просила меня передать тебе кое-что! – почти закричал Луи. Его Создатель так и замер с протянутой ладонью, вздохнул, собираясь с собой, и неприязненно поглядел на Луи. - Ну, - поторопил он, пытаясь скрыть удивление. – Говори, я слушаю тебя. - Нет. Сядь, пожалуйста, для начала. Лестат колебался. Он ненавидел, когда им пытались управлять, а тем более манипулировать, и не хотел теперь подчиняться, справедливо полагая, что в смирении – слабость. Возможно, именно поэтому он так и не смог стать добропорядочным христианином. В нем было слишком много неистовости и неподчинения. Он напряженно повел плечом, отряхнул куртку, поиграв замком на ней, и все-таки опустился на спинку кресла. - Так сойдет? – недовольно спросил он. Луи лаконично кивнул, нервно откинул волосы со лба. - Она попросила меня сказать тебе, что сожалеет. Обо всем произошедшем. Но, как она выразилась, «не могла ничего изменить». Лестат замолчал, хмуро уставившись в пол. - Что это значит?! – в сердцах воскликнул он. – Почему я должен разгадывать загадки, что творится в душе у моей собственной матери?! Он выглядел таким опустошенным и несчастным в тот момент, что Луи почувствовал себя виноватым еще больше. - Я не знаю… - покачал головой он в ответ. Лестат снова взглянул на Луи, вернув себе неприязненный вид, словно говоря: «И ты еще здесь?» И непонятно было, является ли эта злость наигранной, или же он действительно ослеплен обидой и затаенной злобой. - Это все? – холодно спросил он. Луи кивнул. - Тогда вот что, - начал Лестат. – Не смей попадаться мне на глаза, Луи, слышишь?.. То, что добряк Мариус приютил тебя у себя, еще не значит, что клан простил. Что я простил, - уточнил он зловещим тоном и приподнял подбородок. – Я никогда не прощу, можешь не сомневаться. Вот ты мне где уже, - Лестат наклонился и выразительно провел пальцем по горлу. – Со своим нытьем, оскорблениями и предательствами. Пусть теперь мучается кто-нибудь другой. Ты понял меня? Луи спокойно рассматривал книги за спиной у Создателя и гадал, сколько раз прочел каждую из них. Так и не дождавшись ответа, Принц-паршивец встал и вышел из комнаты, оставив Луи одного. И вместе с ним ушел из комнаты особый золотистый свет, особое сияние, наполнявшее помещение радостью, светом и зажигая в нем неповторимую искру Жизни. Ее больше ни у кого не было. Никогда. И за долгое время, проведенное вместе, эта его искра стала для Луи наркотиком, без которого он уже не мог жить. Он со стоном повалился на диван, зарываясь лицом в подушку, не зная, плакать ему или радоваться. Одного лишь ему хотелось – чтобы мир померк, перестал существовать, и унес опостылевшее волнения и переживание вон из души.