На перекрестке нашей реальности

Томми ненавидит просыпаться рано, но еще больше он ненавидит просыпаться в паршивом настроении, как сегодня. Голова безжалостно гудит, руки же ноют так, словно он ночь напролет разгружал вагоны угля. Наверное, это первое утро, когда он предпочел бы, чтобы все это было последствием похмелья. Он даже рад был обнять унитаз и проклинать все, на чем только свет держится от вечно подступающей к горлу тошноты, но в ответ лишь слышит недовольное урчанье живота. Похмелья не было, но была головная боль. И был Ламберт, от которого не избавишься таблеткой аспирина. В который раз неловко повернувшись, Томми раскинул руки в стороны. Что-то не так. Он отчетливо помнит, как пару лет назад выбирал жесткую кровать, чтобы на утро спина не болела, сейчас же чувствует себя этакой принцессой на горошине, лишь кружевного пеньюара не хватает. Открывает глаза гитарист настороженно, как если бы его тут же на месте схватили демоны. Темно. Душно. Откидывает с головы не свое одеяло даже с неким интересом. Томми – человек, мерзнувший будь солнце повернуто лицом или попой, последний раз пользовался пуховым одеялом разве что в детском саду, в остальном же предпочитал легкий плед. Холод не так уж и принципиален. Подобное открытие даже не удивило, скорее, повергло в шок. Кому понадобилось прийти к нему ночью, остаться до утра, да еще и не разбудить его, но укрыть одеялом?! Прокручивая в памяти всевозможных посетителей, энтузиазм Томми немного поутих - таких людей не было. А значит… Первое, что пришло в голову Рэтлиффа, он незамедлительно исполнил, тут же больно ущипнув себя за руку. Нет, не сон. Еще раз – но глаза видели тот же ужас: белоснежная огромная кровать с десятком подушек, словно здесь спит целый гарем, блестяще-сверкающий пол, напыщенная люстра, как у какого-нибудь аристократа из средневековья, еще и окна во всю стену. Единственное родное – черные гардины. Томми даже не сразу сообразил, что удивило его больше: то, какой безвкусной кажется комната, или же наличие в этой темной комнате его слишком бледного тела. Второе, конечно же, пугало больше, однако первое больно било по его, как он считал, высокому эстетическому чувству. Такой херни в комнатах его друзей не водится, а, значит, он остался на ночь в какой-нибудь бесбашенной барби-медузы, которая спокойно живет даже без наличия в черепной коробке серого вещества. Крепко зажмурив глаза, он отчаянно потряс головой. Ни бара по дороге домой, ни распутной девицы Томми не помнил. Даже жалкой капли алкоголя вчера не побывало в его организме. Зато точно помнил самый лучший секс в своей жизни с огорчающими последствиями. Адам влюбил. Адам обманул. И Адам предал. Впрочем, Томми сам идиот, раз решил, что их так называемая, как оказалось, игра в отношения может быть чем-то настоящим. Просто он глуп и за своей слепой влюбленностью забыл спуститься с небес на землю, а потом – и заглянуть правде в глаза. Нужно было внимать словам друзей, он же наивно полагал, что они завидуют его счастью. Нет, сочувствовали и пытались спасти, пока еще не было поздно. Невеселые мысли прервала громкая мелодия, оповещающая о входящем вызове. Странная мерзкая попсовая мелодия на его, Томми, телефоне. Дотянувшись до айфона, покрутил в руке - Брайан. Брайан Лондон - их музыкальный директор, а значит, он не имеет права пропустить звонок, ссылаясь на нелепое «не услышал». Но с другой стороны Томми не хочет идти на репетицию, на которую уже, скорее всего, безбожно опаздывает, не хочет выступать на предстоящем концерте, не хочет быть в бэнде Адама, да и вообще не хочет иметь ничего общего с Адамом. С чертовым Ламбертом, нагло ворвавшимся в его жизнь без какого-либо документа на пропуск. Однако есть контракт с его корявенькой подписью, который он должен исправно исполнять еще два года. Два самых худших, как он теперь полагает, предстоящих года в его жизни. Как его угораздило заключить сделку с дьяволом на трехлетний срок, Томми старается не вспоминать - в памяти всплывает образ очаровавших серых глаз. Сумма неустойки - не для смертных. - Слушаю, - Томми постарался сделать как можно более жалостливый голос. Все-таки отговорка с мигренью не такая глупая, как кажется на первый взгляд. - Да-да, послушай, - сразу же начал Брайан, не церемонясь на какие-либо приветствия, - я понимаю, что взобравшись на звездный Олимп, тебе, откровенно говоря, насрать на всех нас, но я уверен, что где-то там, в глубине души, если, конечно же, она не розложилась под слоем штукатурки, которую ты гордо именуешь глем-гримом, тебе не плевать на фанов. На твоих фанатов, Томми. Понимаешь? - Не совсем… - осторожно замечает, удивляясь с каких это пор его малочисленные фаны стали весомым аргументом для совести. - Хорошо. Я объясню. Собеседник на взводе и едва сдерживается, чтобы не послать его. Да и собственно, почему он до сих пор не обматерен с ног до головы, Томми понять так же не может. А Брайан на том конце провода, пару раз глубоко вдохнув, продолжил самым, что ни есть милейшим голоском в мире, означавшим, что кое-кто действительно доигрался. - Концерты проходят хорошо? Хорошо. Фаны довольны? Довольны. Продюсеры загребают деньги? Загребают. И это хуева туча денег! Я не знаю, как еще вдолбить в твою пустую башку, что эта цепочка взаимосвязана! Если ты облажаешься, не являясь раз за разом на репетиции, скрутят яйца нам всем. Деньги плывут с концертов, на концерты плывут фаны. Понимаешь, к чему я веду? Им плевать на то, что у тебя сломан ноготь или запор третий день подряд, они хотят шоу. Артиста, Томми. Зрителей волнует только твое присутствие на сцене и то, как ты будешь их трахать своим чертовым талантливым ртом! - Но я… - Что ты? В понедельник у тебя стилист, вчера ты неожиданно переел, а сегодня… Точно! Я ведь еще не слышал новую нелепую байку. Ну же, поразите меня, мистер Рэтлифф!... Можно репетировать без клавиш, можно даже без лид-гитары, да чего уж там, похуй и на ударные, но вокал! Томми, это вокал! Мы уже третий день музыку впустую гоняем, пока ты непонятно чем или кем занят. Тираду о том, какой он кретин, Томми почти не слушал. Испуганно пискнув, что появится в течение часа, выбросил айфон куда подальше, сразу же направляясь к ноутбуку. Можно, конечно, предположить, что все - плохой сон, глупая шутка друзей, его поехавшая крыша, в конце концов, но почему-то всемирной паутине Томми доверял больше, нежели собственному здравому смыслу. Он даже повертел ноутбук в руках, еще и потряс для пущей уверенности, но журналы так же уверенно продолжали гласить о новой рок-иконе тысячелетия – Томми Джо Рэтлиффе. Детство, карьера, дискография, личная жизнь… Лихорадочно бегая по строчкам, новоиспеченная звезда неуверенно скалится, ожидая, что вот-вот кто-нибудь ворвется в комнату и крикнет, что это первоапрельская шутка. Но не мог же Томми проспать пару месяцев?! А информации было уйма, начиная с еще детской карьеры на сцене театра вплоть до успешного третьего альбома, который снова бьет абсолютные рекорды во всех чартах. Как в сказке. Читая взахлеб о самом себе, Томми и не заметил, как оказался около ссылки «личная жизнь». Раз это сон, почему бы не посмотреть, что здесь уготовила ему судьба? Не густо. Два незнакомых имени, расстались предположительно друзьями. Томми хмыкнул, закатывая глаза: настолько известен, что прям уж предположительно? Во сне журналисты не настолько ловкие и незаметные? Взять хотя бы их с Адамом недоотношения, когда палились едва ли не на каждой ступеньке клуба! Сколько раз им приписывала роман, они же стойко отнекивались, лучезарно улыбаясь на камеру: друзья и точка. Вот только теперь их даже знакомыми сложно назвать. Отогнав прочь невеселые мысли, Томми вновь принялся читать, подпирая рукой голову. Еще раз присмотревшись, он удивленно вскинул бровью: сразу и не обратил внимание, что одно имя принадлежит девушке, а второе – парню. Открытый, значит, биссексуал? Уж лучше бы тогда он женат был, еще и детишек пару, если сон захотел так его удивить. Вскоре Рэтлифф заскучал. Хоть и читать о сказочно-волшебной жизни было приятно и удивительно, однако и грустно одновременно. Это все не его: слава, всемирная любовь, успешное творчество, даже безвкусно, хоть и дорого обставленная комната. Как ножом по сердцу: все, о чем мечтаешь, но никогда не сможешь воплотить в жизнь. Небрежно закрыв крышку ноутбука, Томми вновь стал осматриваться по стронам. Если бы кто-нибудь и когда-нибудь сказал Томми, что он будет крутиться возле зеркала, словно обезумевший, примеряя ту или иную шмотку, непременно схлопотал бы по лицу. Он ненавидит шопинг. Он ненавидит, когда вещей много. И он ненавидит бездарную цветовую гамму, что так нагло заполнила Голливуд. Именно так думал Томми Джо, взвешивая, какие штаны лучше одеть под белую майку и черный пиджак: темно-синие или же темно-коричневые. - Как тупой пижон, - недовольно пробурчал, отбрасывая в сторону темно-синие. Выбрать очки оказалось задачей сложнее предыдущей – десятки пар, всевозможные оправы и стекла. Складывалось впечатление, что здесь обитает клептоман, а уж точно не Томми Джо - мужик до кончиков блондинистых волос и содранного лака. Быстро схватив первые попавшиеся, пока любопытные глаза не начали рассматривать кучу побрякушек, не имевшую ни начала, ни конца, Томми стремительно выбежал с двухэтажного особняка, о котором он даже не мечтал. Сон затягивался. Было в этом что-то до чертиков пугающе-правдоподобное. Словно наяву. Не было того привычного ощущения, когда ты смотришь на себя со стороны. Когда ты можешь самостоятельно дорисовывать картинку. Слишком реалистично. Все слишком… Ладони потели, напряженно вцепившись в руль дорогого автомобиля, тело же изредка пробивала легкая дрожь. Он волновался, когда входил в репетиционный зал, перед дверью был готов бежать прочь, не возвращаясь сюда ни под каким предлогом, однако ручка, словно нажалась сама, добродушно приглашая внутрь. - Глаза меня обманывают, или это действительно ты?! Не удержался Брайан не только от язвительных комментариев, но и не менее язвительных аплодисментов. - Эмм… привет? - неуверенно ответил Томми, желая поскорее проснуться. Раньше всегда срабатывало, так, какого черта сейчас нет? Эшли покивала рукой, Айзек просто кивнул головой в знак приветствия. Ни слова. Обиделись? - Чего стоишь, как неродной? Или уже и позабыл, как выглядит микрофонная стойка? Давай только быстрее и без того ждали твою царскую задницу пару часов. Казалось, что единственным «своим» здесь чувствовал себя только Брайан. Вальяжно расхаживал туда-сюда, что-то поправлял, раздавал указания, недовольно бурчал. Томми чувствовал себя чрезвычайно чужим и ненужным, точно, как и нежеланным. Кожей ощущал, что они не рады его видеть и терпят только из-за того, что он член бэнда. Особенная холодность и отстраненность присутствовала во взгляде Эшли с Айзеком. - А где мой гитарист? - задал вдруг Томми волнующий его вопрос. - Я, конечно, понимаю, - внезапно вмешалась Эшли, недовольно поправляя ремень спадавшей гитары, - что он замухрышка, но он талантливая замухрышка. Поэтому, будь добр, называть его Адамом или хоть бы Ламбертом, а не привычным «эй, ты со струнами». Под ложечкой недобро засосало. Нужно просто пережить сегодня, а завтра все станет на свои места и глупый сон закончится.