Растаявший кумир. (Ошибки природы. "Часть" третья, дополнительная)

Олег, попрощавшись со своей девушкой, вновь сел за руль. Отчего-то вздохнул. — Так что на ужин? — Мяса хочется, — отозвался Никита, зевая. — Может, курицу в духовку засунуть? — Тёма, если не ошибаюсь, хотел супчика. — Так он же пару дней назад был. — Ты хотел сказать, полторы недели назад? — рыжий усмехнулся. И повернулся к Нику: — Тебя куда подвезти? — Было бы неплохо до *** моста. — А дальше что, сам? — Олег нахмурился. — Так ты же в *** районе живёшь, — удивился Никита. — От этого моста тебе полночи до дома добираться нужно будет. — У меня студия недалеко, так что домой и не надо. Из дома я к эфиру не успею… Я же звукач, на «***» работаю, так что время от времени на студии живу. — Понятно. Олег немного помолчал, задумчиво глядя на дорогу. — А ты за жаренную курицу или за суп? — В смысле? — В прямом. От нас до этой твоей станции тоже недалеко, я мимо неё проезжаю, кстати, когда на работу еду. — Это приглашение? — недоверчиво спросил Ник. — Приглашение, — кивнул рыжий. И тут же получил тычок в бок: — Что ты задумал?! — осведомился Никита. — О чём ты? — невинно улыбнулся Олег. — Просто решил сделать доброе дело. — Знаю я эти твои добрые дела… — Ну, я лишь предложил, последнее слово за тобой, ты же хозяин квартиры. Никита нахмурился. Эта ситуация ему не нравилась. Он не мог понять, чего добивался Олег. И понимал, что вынужден сдаться. — Я ничего не имею против, — вздохнул блондин. Что-то в лице Ника заставило его согласиться. — Отлично. Осталось только разобраться с ужином. — Может, и то, и другое? — предложил Ник. — Жирно будет. — Да ладно! Я могу приготовить свой фирменный супчик. Всё, что касается его, беру на себя. — Хм, ну если так… Никита вздохнул; конечно, он был хозяином квартиры, и последнее слово должно быть за ним… Но эти слова уже давно превратились в фарс. По собственному ощущению мужчины, хозяином квартиры был никто иной, как Олег. Когда Тёма вернулся, работа на кухне шла полным ходом и сопровождалась громким говором и шумом. — У нас гость? — осведомился мальчишка, заглядывая в комнату. — Здрасте. Вы друг Никиты? — Да. Ник, приятно познакомиться, — мужчина кивнул ему и продолжил нарезать овощи. — Артём, взаимно. А где он-то сам? — Как всегда, — Олег сосредоточенно мазал курицу соусом. Тёма усмехнулся. Способность Олега завязывать знакомства всегда его поражала. — Смотри, что я тебе принёс! — Тёма улыбнулся Никите. Тот обернулся и с усталостью взглянул на него. — О, краски. Откуда? — Так ты же с утра просил. Забыл? — Забыл. — Эх ты! Что рисуешь? — Да всё то же. — Я думал, ты уже сегодня закончишь. — Я тоже так думал. Но, видно, не судьба. — Пропало? — Пропало. — А как тебе сегодняшняя постановка? — Тёма мгновенно отвлёкся от картины, которая его не очень-то и интересовала. — Неплохая. Но прошлая, на которой я был, мне понравилась больше. Хотя тут у тебя роль была намного лучше, да и играл ты более профессионально. — Дак полгода уже прошло с той пьесы! — заметил мальчишка. И принялся расспрашивать, что Никита думает об игре всех остальных актёров. Конечно же, дольше всех они обсуждали Алекс. После разговора с Тёмой на душе у Никиты стало спокойнее. Этот ребёнок всегда каким-то чудесным образом успокаивал его. Искренняя улыбка, яркий взгляд… Оглядываясь назад, мужчина понимал, что и сам был таким же, как Тёма, таким же мечтателем с невинной душой. Но было это слишком давно, словно века назад. Сейчас всё иначе, жизнь, каждодневная рутина… Как же искажает жизнь чистые, невинные души! Наносит на них шрамы и синяки, оставляет швы и кровоподтёки, разрисовывает в совершенно чуждые цвета, заставляет носить маски… А под масками… Остаётся ли что-то под этими самыми масками? Помнят ли люди, что когда-то, до того, как они повзрослели, у них было лицо? Ах, как было бы чудесно, если бы помнили!.. Никита почесал шею. Ему начало казаться, что она чешется изнутри. Чувство это поднималось и разрасталось, постепенно покрывая всё лицо. Вдруг захотелось сорвать с себя кожу, обнажив то, что под ней скрывается; казалось, что именно тогда проявится настоящее лицо. И он принялся чесать лицо, чесал до тех пор, пока не начало кровоточить; а на душе становилось легче, свободней. Словно спали оковы, выросли крылья, и нет больше стекла, что скрывало его от окружающего мира. От лица уже ничего не оставалось — но чем больше он раздирал свою плоть, тем сильнее был уверен в правильности действий. И в какой-то момент ему начало казаться, что там проглядывает другое лицо, настоящее. Но через какое-то время он понял, что это не он. Он смотрел на себя в зеркало — и видел перед собой Ника. Его окровавленную улыбку, его разодранные глаза… Сильнее впиваясь в плоть, растягивая её в разные стороны, он лишь всё больше освобождал чужое лицо; и улыбка становилась всё добрее, взгляд — нежнее; он начал слышать его голос… — Никита, хватит на меня так смотреть! — возмутилось лицо. Меж его бровей легла морщинка. — Ты ужинать будешь или нет? Никита! Блондин моргнул несколько раз. Мир постепенно начал проявляться. И перед ним стоял Ник, с беспокойством смотря на него. — Что? — Я говорю, ужинать будешь или нет? — А… Да… — Что с тобой? Ты какой-то бледный… Знаешь, как ты меня напугал? Вхожу, а ты сидишь и смотришь в одну точку. Не отвечаешь. А взгляд… Как у этой… этого… У Алекс. — Наверное, я заснул, — Никита вздохнул. — Это было ужасно. — Ты как себя чувствуешь? — Нормально. Мне просто приснился плохой сон. Через десять минут буду. Скажи Олегу, чтобы чай заварил. — Хорошо… Никита поднялся, но в первое мгновенье не смог стоять ровно; пошатнувшись, он схватился за руку Ника. Около минуты стоял. — Всё нормально, — прошептал, выходя из мастерской. Краски, должно быть, нанюхался. Вот и приснился какой-то бред со сдиранием лица. А лицо Ника — потому что увидел его, когда он вошёл. Вот и всё. Однако впечатление от этого сна было сильным. Умывшись холодной водой и прибрав волосы, Никита вошёл на кухню. Усмехнулся: — У нас что, пир какой-то? — Не обращайте внимания на этого зануду, — Олег пододвинул Никите кружку с чаем. — Тебе курицу или суп? — Суп. — Так, я не понял. Ты же курицу хотел? — А теперь хочу суп. — Вот ведь ребёнок! — А я хочу всё! — воскликнул Тёма. — Суп безумно вкусный! Пока тебя ждали, я уже одну тарелку съел. — Мне, конечно, лестно, но разве можно на ночь столько есть? — Ник с беспокойством посмотрел на Тёму. Тот отмахнулся: — Да я спать-то и не буду, мне учить много, так что всё нормально. — К тому же с его метаболизмом… Мне иногда даже завидно становится. Ест больше, чем мы с Никитой вместе взятые, но остаётся совершенно тощим. Периодически заставляю проверяться на паразитов, но результат всегда отрицательный. Удивительно. — У меня матушка такая, — усмехнулся Ник. Ужин прошёл за дружеским разговором, в котором Никита почти не участвовал. Его задумчивость беспокоила лишь Ника, которому до сих пор казалось, что Никита слишком бледный. — Действительно, вкусно, — совершенно не к месту вставил блондин, задумчиво глядя в свою тарелку. — Курицу, пожалуй, не буду. Есть что к чаю? — Тём, подай вафли… — Эти? — Ник протянул Никите пакетик, и тот его взял, кивнув. — С тобой точно всё в порядке? — Да он большую часть времени такой, — сказал Тёма, доедая куриную голень. — А иной раз заходишь к нему в мастерскую, а он там сидит, стену взглядом пилит. А потом дёрнется, схватится за кисть — и как бешеный рисует. В такие моменты я его даже бояться начинаю, — он рассмеялся. — Ага, если меня тронуть, то до смерти изрисую, — хмыкнул блондин, зажёвывая вафлю. И до тех пор, пока не допил чай, ничего больше не говорил. — Я буду у себя. Если кто через два-три часа спать не будет, занесёте чай, хорошо? — Хорошо. Никита ушёл; Ник обеспокоенно смотрел ему в след. — Это одно из его нормальных состояний, — словно пытаясь его успокоить, произнёс Олег. — Иногда он вовсе сутками сидит в своей мастерской, питается только чаем, вафлями и фруктами. Если замечаем, что спит, уносим в комнату. Так он потом такой недовольный ползёт обратно… — Ага, как-то раз ночью захотел пить, но в коридоре увидел эту картину… По стеночке, что-то бормоча себе под нос, со спутанными волосами, двухнедельной щетиной, в непонятной одежде… Он тоже на кухню шёл, есть захотел. Так наутро там такое было… Разбил банку с вареньем, опрокинул полку с кастрюлями… Олега тогда не было. А я всю ночь уснуть не мог, и выходить из комнаты не очень-то хотелось. А то ещё набросится и загрызёт. Ну или измажет красками, объявит произведением искусства и отправит на выставку. — Да, помню тот случай… Мы только жить тут начали, месяца два всего прошло… Он периодически впадал в такие состояния… Сложное было время, — Олег, вздохнув, уткнулся взглядом в свою кружку. Тёма, слегка побледнев, шмыгал носом. Повисло трагичное молчание. — Произошло что-то серьёзное? — осторожно спросил Ник. Олег кивнул: — Рассказывать об этом не наше право. Тем более кому-то чужому. — Чужому, — вздохнул Ник. И горько усмехнулся. — Тём, ты уже доел? — через какое-то время спросил Олег. Мальчишка кивнул, собрал со стола тарелки, убрал их в раковину и, прихватив с собой кружку с чаем, вышел с кухни. Вернулся, взял пакет с печеньем и снова вышел. Через некоторое время хлопнула дверь его комнаты. — Отличный ребёнок. Всегда понимал, что нужно делать. — В смысле? — В прямом, — Олег хмыкнул. — Скажи, как ты с Никитой-то познакомился? Он не очень склонен сближаться с людьми, а с тобой сблизился. — Да там был случай… У сестрицы его сумочку украли… — А, так это ты тот самый герой? — улыбнулся Олег. — Наслышан, наслышан. Ох, ну и обманули же вы надежды невинной девушки! — Да я как-то и причин надеяться шибко не давал, — заметил Ник. — Ну, тут я верю. Настя особа впечатлительная, и фантазия у неё, когда не надо, работает на сто двадцать процентов. — Это ты точно подметил. — Кстати, почему ваша группа распалась? — Олег внимательно смотрел на Ника. Тот, отчего-то смутившись, выразил удивление. — Да я тебя хорошо запомнил, спасибо Никите, была причина. Не думаю, что среди его знакомых был хотя бы один человек, не знавший о «Магме». А как он любил петь песни! Ни голоса, ни слуха — а поёт. Бр. А как-то раз, лет… двенадцать назад, в октябре, кажется, заявился ко мне, когда девяти ещё не было. Лицо бледное, а глаза горят. Чуть истерику не устроил. А в итоге ведь убедил свозить его на концерт… Не говоря его родителям, конечно. Ох, а я ведь тогда и не подозревал, чем обернётся эта поездка… — Олег улыбнулся, вспоминая своё первое посещение детдома. Ник же, вспоминая совершенно другое, побледнел, что сразу же подметил рыжий, отодвинув воспоминания в сторону. Ему это не понравилось. — И ведь подумать только, Никита так и не попал на ваш концерт! Единственный раз, когда мог бы на него попасть. Отошёл, опоздал, заблудился… Мы его всю ночь искали, я уже хотел в полицию, тогда ещё милицию, идти… А тут он идёт. Бледный, поникший, взгляд отсутствующий… — Ник, слушая Олега, становился всё более мрачным. Руки его сжались в кулаки и дрожали. Он отвернулся от мужчины. — Чуть не заревел, когда я его ругать начал. А после замкнулся в себе. Несколько дней почти не говорил. Его родители мне чуть башку не свернули, разборки устроили, что я с их бедным сыночком сделал. Тогда он, конечно же, пытался убедить их, что ничего, но разговорчивей от этого не стал. — Олег помолчал. — Не знаю уж, какого чёрта там произошло, но после этого он даже курить бросил. Сколько времени пытался его отучить, лекции читал, сигареты у него таскал, шантажировал — но ему всё было безразлично. А тут в один миг бросил, — вновь повисло молчание. — Скажи, — Олег впился взглядом в Ника, который, ссутулившись, сидел в пол-оборота и старательно смотрел в стену, — он действительно не попал на концерт? — Да-а-а… — кивнул Ник; язык его плохо слушался. — Значит, вы действительно познакомились лишь в этом году? — Д-да… — Извини, я не расслышал, что ты сказал. Ник молчал. Вздохнув, он вынудил себя обернуться и взглянуть на Олега. Нервно улыбнулся и сглотнул вязкую слюну. — Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал? — Меня тут вдруг осенило, что всё в этой истории не так просто, как может показаться на первый взгляд. Как-то раз я пытался поговорить с ним на эту тему, но мы в итоге просто условились, что, если будет необходимость, я буду первым, кто об этом узнает. Но я так ничего и не узнал. А любопытство, знаешь ли… Не зря же он после этого забыл о вашей группе. Поэтому я спрашиваю ещё раз: вы действительно познакомились в этом году? — Нет, — вздохнул Ник. — Но он меня забыл, поэтому в этому году пришлось знакомиться ещё раз. — Значит, тогда… вы встретились после концерта? — Да. — И… — Олег сглотнул. Взгляд его становился всё тяжелее. — Тогда… — Да… — вздохнул Ник. Стыда почти не было. Лишь отвращение к самому себе. — Да, тогда… Он не договорил; вместо этого он свалился с табурета, на котором сидел. Над ним тут же появился Олег. Глаза его горели, а зубы крепко сжаты. Он вновь ударил Ника, и ещё раз, и ещё. Схватил за ворот рубашки и тряхнул: — Тварь… Ты хоть представляешь, что ты сделал с этим ребёнком?! Да он… Он рисовать только из-за вашей *** группы начал! А ты... Боже, какой же он наивный, если после этого всё ещё мог доверять людям! Ты был всё для него, его идол, его божество… Он любил тебя, своей наивной фанатской любовью! И если бы ты… Если бы ты просто позволил ему узнать тебя, не как *** звезду, а как человека, он бы полюбил тебя полностью, весь отдался бы тебе. Но вместо этого ты… — Олег, стиснув зубы, вновь ударил Ника. И сел рядом с ним, тяжело дыша. — Он узнал об этом, да? — Да… — вытирая кровь рукавом, прошептал Ник. На глазах его стояли слёзы, слёзы отвращения к самому себе. — Я бы на его месте избил бы тебя и ни за что бы больше не общался. Но он же… — Олег вздохнул. — Ладно, не мне об этом говорить. Двенадцать лет не неделя… И как он всё ещё может доверять людям? А он ведь доверяет тебе… Не понимаю я этого. — Ты… Ты его любишь? — поднимаясь, спросил Ник. Олег скривился: — Да что у вас за превратное представление такое! Он мне как младший брат. Одно время даже у меня жил, когда родители из дома выгнали. Мы втроём как братья, и он средний. Пожалуй, именно из-за него и Тёма в актёры пошёл… Так что ты с ним такое сделал, что он курить бросил? — Да… Тогда и я, и Стёпа курить бросали. А тут он… Стёпа не сдержался. Проучил. А через месяц, когда я депрессировал и курить ещё больше начал, и меня. Да, после такого на сигареты даже смотреть не тянет… А сам же он всё ещё курит, гад. Олег помолчал. Поднялся. — Ты бы шёл умываться… И если что — сам упал. — Конечно, — усмехнулся Ник и поморщился. И вдруг вскочил, схватил Олега за руку, заставив обернуться. — Я люблю его. Я последняя тварь на земле, но я люблю его. Я… Олег, усмехнувшись, вырвал свою руку. — Ему это говори, а не мне. Извини, что погорячился. Олег ушёл в свою комнату. Закрыл за собой дверь и прижался к ней спиной. Вздохнул. Рука сама собой потянулась к шраму на шее. Ком встал в горле. Стало тяжело дышать. — Не надо было так срываться. Этот идиот не виноват, что моя жизнь пошла под откос… — отдёрнув руку от шрама, Олег вздохнул и силой воли взял себя в руки. Усмехнулся. — Но ему это будет полезно. Но что это за ерунда такая? Все трое оказались в итоге… Чёртова жизнь!