Холодно, время всё дальше

Для Катарины путешествие обратно на родину казалось адом. Душная каюта, молчаливый спутник, непрекращающаяся качка. Но больше всего на её чувства и восприятие повлияла встреча с Жаком. Между ними будто пролегла бездна, и она чувствовала это. А их разделял всего один день, который вместил в себя столько, что хватило бы на неделю минимум. Этот день словно водоворот захватил их и потащил за собой, а они не в силах были этому сопротивляться. Как только испанка закрывала свои уставшие, но не менее прекрасные глаза, она снова видела Жака, такого красивого, такого мужественного, хоть и растерянного. Девушка уже пожалела, что вышла на палубу и увидела взгляд, что ей суждено было полюбить. Но вот Луи вышел из каюты, оставив её одну в комнатке без окон, и от скуки и тоски она запела. На балконе летний день Плющом окутал стены, Пол густая покрыла сень От облаков белой пены. Зной июльский и ветр не остудит. Солнце греет своей добротой. И птичий гул поутру не разбудит, Не сорвёт покров ночной. Отпустила я в небо голубку И отправила в дальнюю даль. Я пошла ей на уступку И зажала в сердце печаль. А голубку ветра закружили, Понесли не на те берега. И лишь раненую отпустили, Бросив на чужие снега. Её белые редкие перья Совершенно не грели её. И очнувшись к весне, как с похмелья, Она жадно глотала питьё. Истрепалось слегка оперенье, Посерели родные глаза, Где же ты, то, то мгновенье, Где она потеряла себя? Я голубку свою согревала, И на чужой находясь стороне. Много я в это время страдала. Но рассказ сейчас не обо мне. Верю я, что пёрышки эти Вновь почувствуют высоту Повидают они всё на свете. И вернут мне мою мечту. В это время на карме корабля Жак описывал круги. Он не знал, что делать с собой и своими чувствами. Он не мог объяснить того, что с ним творилось. В голову приходили только глупые аллегории, без смысла и логики. Ему хотелось тогда, в ту секунду, броситься к Катарине, но он понял всё по глазам и не смог. За его метаниями, сидя на бочке, наблюдал молодой матрос. Молодой симпатичный паренёк болтал ногами, постоянно задевая ими дерево. Что-то подобное он чувствовал, когда расставался со своей девушкой, и вот уже два года они общаются только письмами, не видя друг друга. Юноша встал и подошёл к потомственному гасконцу. — Успокойтесь, сударь. Здесь холодно, Вы простудитесь. — участливо проговаривая слова, сказал он. — Что? Простите, а Вам какое дело? — Жалко мне Вас. Ходите туда-сюда. Я Вас понимаю, я когда с девушкой своей расстался, тоже на взводе был. — А почему ты с девушкой своей расстался? — Продал меня сюда отец, на этот корабль. — Как продал? — ужаснулся Жак. — Продал — слишком громко сказано, но суть одна. Ему долги нужно было выплатить. А я теперь здесь работать должен ещё как минимум три года. А если я не вернусь ближайшие месяцы, её за другого выдадут замуж. — А куда хоть возвращаться? — Во Францию. — Но мы же отплыли от Франции. — А Вы думаете, меня отсюда отпускают? — Да, печальная история. — И не говорите. А у Вас что стряслось? — Жак несколько мгновений молча вглядывался в лицо собеседника пытаясь понять можно ему доверять или нет. Но его наивное лицо и сочувствующие глаза дали понять, что можно. Тем более что, именно сейчас Д'Артаньян нуждался в поддержке. — Только никому! Я слово дал. — и показал моряку кулак. — Никогда! Даю слово. — горячо отозвался молодой человек. — Я влюбился, но быть нам вместе не судьба. Ей нужно возвращаться на родину, а я связан поручением, и я не могу его нарушить. — Простите мне моё любопытство, но что за поручение? — Мне нужно доставить послание в испанский порт. Больше ничего не могу сказать, я так сказал слишком много. — Можете довериться мне! А мы так и не познакомились. Я Винсент ла Фой, можно просто Вэнни. — и он протянул новому знакомому руку. — Очень приятно. Я Жак Д'Артаньян. Просто Жак. А как зовут твою девушку, если не секрет? — Не секрет, конечно. Кристина Солал. — Красивое имя. — говорить было будто уже не о чем. Между людьми нависла неловкая пауза, но каждый в это время думал о своём новом знакомом. Когда тяжёлая двойная дверь отворилась, с протяжным металлическим скрипом, Рауль лишь слабо поднял голову на источник звука. Бессонная ночь и тревожные мысли разбередили его раны и добавили ещё головную боль. Но на вошедшего разодетого человека он поднял взгляд полный разума и хладнокровия. Он отлично представлял, что сейчас с ним могут сделать, но принимал это в своей голове, как должное. Быстрое приближение этого человека граф чувствовал всем телом, будто кожей ощущал его ярость. Твёрдые костяшки кулака прилетели ему прямо в нос, послышались лёгкий хруст и сдавленый хрип. Кровавый сгусток оказался на полу. Удары начали падать на мужчину невероятно быстро, он перестал их считать. Удары попадали в живот, голову, спину. Рауль, задыхаясь, перевернулся на бок и постарался сжаться в клубок, защищаясь от ударов. Но вот, наконец, в камеру вылетела Эмили. Она была взбешенной. По одному взгляду на неё становилось понятно, что она крайне раздражена. — Вы что совсем с ума сошли? Вам никто не давал такого права! — она наклонилась к лежащему Раулю, вытирая кровь с его щеки, — что вы наделали, идиот?! Вы ответе за это! — Но! Простите, у меня приказ. — Никакого приказа! Вы чуть не убили его, а он нужен живым! Он потомственный дворянин! Его убийство вызвало бы резонанс! Прочь отсюда! Вон! Хотя, стойте, прежде всего, позовите лекаря. — и мужчина удалился, ругаясь про себя, двинувшись в сторону поиска лекаря. — Не бойтесь, Граф. Всё будет хорошо. — голос Эмили дрогнул, и она сама не поняла, откуда в ней сейчас столько чувств и… нежности? Да и к кому? К незнакомому почти человеку, мешающему её плану? Только на её слова ответом был приглушённый стон. Сердце девушки сжалось, если бы она пришла чуть пораньше, хотя она просто пришла по стечению каких-то случайностей. А может какое-то смутное чувство привело сюда. В помещение быстрым, но всё же чеканным шагом, вошёл доктор. И Эмили поспешила удалиться. Она ещё не отошла от собственных сомнений и размышлений, как её отвлекла девушка — фрейлина. — Вам письмо. — протянув грубоватую записку, сложенную вчетверо, сказала девушка спеша удалиться. Эмили развернула его и начала читать. Сначала смысл чернильных строк никак не доходил до неё, но потом она отчётливо поняла — Бернар мёртв. Её ключик… Он сломался. Даже жаль, он был хорошей вещицей, как бы грубой это не звучало. Капитан предупреждал, что может начаться буря. И она началась. Только не такая, как предсказывал бывалый моряк. Волны нещадно хлестали корабль, что качало из стороны в сторону. Попытки бороться со стихией не увенчались успехом — корабль перевернуло.