New born

Бен бежал по джунглям, бежал панически, без оглядки и продуманного плана. На одних инстинктах преодолевал ямы и неровности почвы, перепрыгивал через сплетения лиан, полусгнившие стволы деревьев. Но даже длительная практика передвижения по Острову с любой скоростью не помогла, когда под ногами внезапно образовалась пустота, и он кувыркнулся вниз по склону, каким-то чудом не свернув себе шею. У него получилось сгруппироваться так, чтобы избежать серьезных травм, а боли от ушибов он даже не почувствовал. Мир вращался с бешеной скоростью, потом вращение стало замедляться и, наконец, прекратилось. Бен лежал, уткнувшись лицом в сгиб локтя, пытался отдышаться. Тяжелые испарения с запахом гнили поднимались откуда-то неподалеку, забивали ноздри и гортань, а грудную клетку словно бы стискивало огненными обручами. Именно в эту минуту паника схлынула, мгновенно, подобно волне, а на смену ей пришло ощущение абсолютной и необоримой безнадежности. От НЕГО невозможно убежать, невозможно скрыться. ОН даже не стал тратить время на преследование, он и так знает в точности, где Бен находится в данную минуту, ему потребуется минимум времени, чтобы попасть в любую часть Острова. Бен услышал характерный звук – гул и потрескивание, но продолжал лежать, даже не поднимая головы. Внутри него царила обморочная пустота. То самое ощущение, которое настигало его всякий раз, когда он слышал этот звук, ощущение, что внутренности сворачиваются в противный склизкий комок, а нервные окончания дрожат, будто струны, пропало бесследно. Звук прекратился; треснула ветка под ногами человека, ногами, обутыми в добротные коричневые походные ботинки, слегка испачканные глиной, с налипшими травинками. Ботинки приблизились и остановились в полуметре от его лица. Бен не чувствовал себя униженным, валяясь в грязи у чьих-то ног, он бы валялся так и дальше, если бы это помогло ему избежать неизбежного. Но увы. Морщась от боли в ушибленной спине, он начал медленно подниматься на ноги; распрямляясь, выхватывал кусками вид коленей стоящего перед ним человека, бедер с накладными карманами на широких штанинах, металлическую пряжку ремня, клок темно-коричневой футболки, выбившейся из-за пояса, крепкую шею, волевой подбородок, широкий рот… Едва заметно вздрогнул, заглянув в глаза. Цвет глаз серо-голубой, как предгрозовое небо, аккуратная точка зрачка, знакомый прищур. Но Джон Локк никогда не глядел на него с таким холодным злорадством и явным выражением намерения. Джон Локк просто убил бы его. Если бы смог. В тот раз ведь не смог. Просто убил бы… Бен резко садится на кровати, на секунду задерживает дыхание и, выдохнув, старается дышать тихо и размеренно. Шевельнувшись, Локк бормочет что-то во сне и переворачивается на другой бок. Кажется, у него начинает со временем получаться не будить Джона из-за своих кошмаров. Бен бездумно глядит в темноту – циферблат и стрелки настенных часов слабо светятся на стене напротив. Без четверти семь. Что ж, он поспал достаточно, чтобы не заснуть прямо на уроке. Хотя, заснуть ему, в любом случае, не дадут. Когда же это все прекратится? И прекратится ли? Все эти ложные воспоминания, которые приходят во сне и наяву, будоражат, пугают, заставляют мучиться бессмысленными сожалениями. Хотя, почему «ложные». Джейкоб ясно дал понять, что все случившееся случилось на самом деле, только в другом варианте развития их судеб. А таких вариантов много. Каждый их поступок, каждый шаг приводил к последствиям. Все зависело только от них самих. Он вспомнил события, что снились ему. То, как они с Локком стояли на краю ямы, куда он много лет назад сбросил тела сотрудников «Дхармы Инишиэйтив». Стояли, целясь друг в друга в упор. Помнил, как боролись в его душе растущая привязанность к этому человеку, неоднократно спасавшему ему жизнь, и страх пополам с ревностью, страх, что тот перетянет на свою сторону его людей и займет его место лидера. И Джейкоб… Да, близость к Джейкобу была на первом месте, в конце концов, от людей всегда можно избавиться и завербовать новых. Но когда Локк первым опустил свой ствол, Бен последовал его примеру. В нынешней реальности. В иной реальности он выстрелил Локку прямо в сердце и сбросил его тело в яму. А потом Локк вернулся в образе Черного Дыма, вернее, тот принял облик Локка. Он переманил на свою сторону его людей, стал их божеством. И все обернулось на редкость скверно, так скверно, что хуже не бывает … Бен трясет головой, яростно трет виски пальцами, пытаясь мысленно переключиться на другой предмет. Прекратится ли это когда-нибудь? Ответ на его вопрос знает лишь Джейкоб. Что ж… Выспаться не удалось, но стоит рассчитывать на то, что холодный душ и чашечка кофе помогут ему пережить очередной суматошный день. - С утречком! Тренер Бизли, чей столик в учительской располагается как раз напротив двери, салютует ему наполовину обглоданной куриной ногой, пытаясь одновременно дожевать то, что у него во рту, и изобразить на своей физиономии широкую улыбку. - Доброе утро, Сэм. Бену, определенно, нравится этот человек – чистота и незамутненность сознания, откровенность на грани грубости, отменный аппетит и наверняка молодецкий сон. Просто позавидовать можно. Они с Бизли здесь единственные мужчины, так что тот в первый же его рабочий день с ходу предложил образовать коалицию для противостояния «бабскому засилью» в учительской. Бен дипломатично увильнул от ответа и постарался завоевать симпатию коллег прекрасного пола, что удалось ему практически сразу и без особого труда. Теперь каждое утро его приветствуют с теплотой, а не просто с дежурной вежливостью, и даже миссис Бертрам, преподаватель естественных наук, на лице которой как будто навечно отпечаталась вселенская скорбь, слегка приподнимает уголки тонкогубого рта при встрече, регулярно поят чаем и закармливают домашней выпечкой, которой он по-братски делится с Бизли. Галантно ответив на приветствия дам, Бен выкладывает на свой стол стопку листов с тестами, учебник и несколько методичек. Запихнув объедки обратно в коробку для завтрака, Бизли вытирает руки салфеткой, выдвигается из-за стола всей своей грузной фигурой, будто туча из-за горы, обменивается с Беном рукопожатием. - Приятель, я каждый раз удивляюсь, когда ты переступаешь порог этой комнаты. Я хотел заключить пари с Вествуд, что ты и недели не протянешь, эти мелкие поганцы изведут тебя напрочь, но она послала меня куда подальше. И, видит Бог, я бы проиграл это пари. - Не все так плохо, - отвечает Бен, рассеяно улыбаясь, - не все так плохо. Их школа была единственной в Дарк Лейк, здесь под одной крышей учились дети разных возрастов, хотя директор Вествуд старалась придерживаться программ для младшей, средней и старшей школ, установленной в их штате, насколько это было возможно при ограниченном количестве учителей. Бена взяли на работу даже без сертификата, с условием, что он дистанционно пройдет обучение на курсах в Сент-Луисе и предоставит сертификат позднее. Если с младшей группой все изначально складывалось более-менее благополучно, в старшей наличествовал костяк из учеников, нацеленных на колледж, так что уровень дисциплины и успеваемости был сравнительно неплохим, то со средней дела обстояли довольно плачевно. Значительная часть учеников происходила из семей простых работяг, зачастую неблагополучных, где крепкая ругань, побои и запах перегара являлись неотъемлемой частью как будней, так и праздников. Большинство детишек предпочитало не напрягать свои мозги наукой, а находить занятия поинтереснее, подвергая, вдобавок, насмешкам и издевкам тех, кто хотел учиться. Верховодили в этом маленьком мирке братья Хадчинсоны – Глен и Марк, с чьим папашей Бену довелось столкнуться на тёмной улице спустя месяц после их с Джоном переезда. Каждое занятие в средней группе было для учителей настоящим испытанием, порой дело доходило до срыва уроков и женских истерик в директорском кабинете. Бен поставил себе целью переломить сложившуюся ситуацию, а добиваться своих целей он умел. Чтобы завоевать авторитет в любом коллективе и начать контролировать его членов, необходимо было, для начала, избавиться от предыдущих лидеров. «Избавиться» не всегда означало устранить физически, испорченная репутация и потеря уважения к лидеру работали всегда, и работали без сбоев. Так произошло с Чарльзом Уитмором, которого, в итоге, выдворили с Острова, к вящему удовольствию Лайнуса. Изначально Бен мысленно поделил учеников на три группы – «зачинщики», «зрители» и «галёрка». К «зачинщикам» принадлежали братья Хадчинсоны и еще человек пять отпетых хулиганов, задававших тон среди одноклассников. «Зрители» были самым крупным сегментом в этой структуре, эти ребятишки представляли собой инертную массу, толпу, готовую поддержать любого, кто даст им возможность развлечься, а «на галёрке» оказались тихони, зубрилы и прочие аутсайдеры, вроде Тимати Лотнера, с которым Бен познакомился еще после своего первого визита к директору. Лотнера он взял под свое крыло, впрочем, никак не демонстрируя это публично, ибо парнишке пришлось бы совсем туго в роли любимчика нового учителя. Тот оказался весьма полезен, предоставив Бену подробную информацию о каждом из учеников, в том числе и ту, которую не найдешь в личном деле. Также из малыша Тима получился неплохой шпион – он узнавал о планах «зачинщиков» и заблаговременно предупреждал Лайнуса, позволяя ему постоянно быть на шаг впереди. Война началась потихоньку, исподволь – Бен никогда не лез за словом в карман и умел поставить кого угодно в неловкое положение, и, оказавшись несколько раз объектами дружного хохота со стороны «зрителей» и «галёрки», братья Хадчинсоны начали мстить. Месть их не отличалась изощренностью и изобретательностью по причине примитивности интеллекта – подложенные на учительский стул кнопки и «пукалки», попытка написать краской неприличное слово на заднем стекле лайнусовского старенького внедорожника, прерванная своевременным появлением школьного сторожа, гогот на уроках, после коего, впрочем, источники шума тут же без церемоний выпроваживались за дверь. Военные действия протекали с явным перевесом в пользу Бена, и вот уже «зрители», коих он регулярно обеспечивал достойным внимания зрелищем за счет проколов противника, глядели на него с явным уважением, а «галёрка» воспряла духом, что не могло не отразиться на средних показателях по успеваемости. На сей раз, Глен Хадчинсон маячит прямо в дверях класса, опершись плечом о косяк и засунув руки в карманы. Оба брата это уменьшенные копии их папаши – широколицые, скуластые и рыжеволосые, с физиономиями, сплошь усеянными веснушками. Глену исполнилось четырнадцать в прошлом месяце, но из-за патологической неуспеваемости в старшую группу его не перевели; его брат был двумя годами моложе. Приближаясь, Бен размышляет о том, что от парня так и веет самодовольством, и даже если бы Лотнер не предупредил его об очередном готовящемся «теракте», можно было об оном легко догадаться. - Доброе утро, мистер Лайнус! Вместо ответа, Бен внезапно хватает Хадчинсона за плечо и насильно вталкивает внутрь. Обалдело приоткрыв рот и взмахнув руками, чтобы удержать равновесие, тот влетает в класс, попутно задев ногой невидимую глазом проволоку, и мгновенно оказывается с головы до ног заляпанным неаппетитного вида и запаха субстанцией, выплеснувшейся откуда-то сверху. Далее следует немая сцена с участием всего класса; в гробовой тишине, рядом с испачканным левым ботинком Глена приземляется, сорвавшись с крепления, грязный пластиковый таз, с глухим стуком ударившись о пол. Переждав, когда затихнет последовавший далее громовой хохот и улюлюканье, Бен сокрушенно качает головой. - Надо быть осторожнее, Хадчинсон. С такой координацией у тебя нет шансов попасть в футбольную команду, тренер Бизли выбирает самых лучших. Глен пару секунд молча хватает воздух ртом, потеряв дар речи от ярости и унижения, а потом срывается с места и выбегает из класса, едва не сбив с ног двоих опоздавших. Пока проветривается классная комната, а срочно вызванный школьный уборщик оттирает пятна на полу, Бен с любопытством рассматривает устройство приготовленной ему ловушки, а часть учеников почтительно топчутся у него за спиной. - Что ж, - резюмирует он, - миссис Бертрам говорила, что Глен безнадежен, однако у него внезапно открылся инженерный талант, это весьма радует. Урок начинается с опозданием, а царящая в классе атмосфера нездорового возбуждения не способствует сосредоточенности, но Лайнус, кажется, не обращает на это ни малейшего внимания. - Итак, - произносит он, выводя мелом на доске аккуратные ряды чисел, - я напишу даты, имеющие отношение к периоду Реконструкции Юга. Кто расскажет мне о событиях, которые соответствуют этим датам, тот будет освобожден от завтрашнего теста, автоматически получив высший балл. Бен не может не испытывать морального удовлетворения после происшествия, воздвигнувшего его на довольно высокий пьедестал крутизны в глазах подростков, однако бумажный шарик, что просвистел рядом с его ухом и звонко щелкнул о доску - это явное свидетельство того, что война еще не выиграна. У Марка Хадчинсона малиновые уши и написанная на лице крупными буквами жажда мести за позор брата; он дерзко сверлит ненавистного учителя взглядом, почти не пряча коротенькую пластиковую трубку, сделанную из шариковой ручки. Бен глядит на него пару секунд, чуть склонив голову набок. От его действий сейчас зависит многое, он может потерять отвоеванные позиции так же легко, как и занял. Самым логичным было бы выдворить нарушителя с урока, а то и отвести к директору, но такие меры братьев уже давно не пугают. Поэтому он решает рискнуть и поставить на карту все. - Да, Марк, мне тоже надоела эта бестия. Тон его мягок, а фраза заставляет младшего Хадчинсона замереть в недоумении, приоткрыв рот. Впрочем, как и всех прочих учеников. - Я про это назойливое насекомое, - развернувшись к доске, Бен указывает пальцем на здоровенную жирную муху, блаженно прилепившуюся к закрепленной над доской продолговатой лампе, - Было бы неплохо от нее избавиться, но тут нужна настоящая меткость. Может, попробуешь еще разок? В классе стоит гробовая тишина; Марк недоверчиво пялится на Бена несколько секунд, потом пренебрежительно дергает уголком рта и вызывающе хмыкает. - Да раз плюнуть! Отрывает уголок от тетради, тщательно пережевывает снаряд, прикладывает трубку к губам. Класс замер, проснулись даже самые ленивые и равнодушные, еще бы – такого доселе никто не видывал. В царящей тишине щелчок бумажного шарика, ударившегося о лампу почти на полметра левее цели, звучит как выстрел. Муха лениво шевелит крыльями и переползает чуть в сторону; по классу проносится сдержанное «у-у-у-у…» и возбужденный шепот. Незадачливый стрелок стискивает в кулаке свое оружие, рискуя сломать, теперь уже все его лицо полыхает румянцем, но не гнева, а стыда. - Может, дашь мне попробовать? – ласково произносит Бен, протянув руку. Младший Хадчинсон безропотно позволяет отобрать у него трубку и вместе со всеми глядит, как Бен основательно готовит свой выстрел. Это огромный риск, да и директор по головке не погладит за такие игры, но кто не рискует, тот не пьет настоящий шотландский односолодовый виски десятилетней выдержки, который Вествуд обещала ему в качестве ставки в их пари, что Бен до конца осени наведет порядок в средней группе. Бен целится так тщательно, словно от этого зависит его жизнь. По крайней мере, в помещении не надо делать скидку на ветер. А когда трупик мухи соскальзывает с лампы и падает на пол под восторженные вопли класса, он позволяет себе лишь тень торжествующей улыбки. Остаток дня проходит без происшествий; уже перед уходом домой Бен узнает, что Бизли после тренировки младшей группы полез поправить покосившееся баскетбольное кольцо, упал с лестницы и сломал ногу. Прискорбное происшествие, ставящее под угрозу участие школьной футбольной команды в региональных соревнованиях, но к самому Лайнусу непосредственного отношения не имеющее. По мнению Бена, по крайней мере. Он и не подозревает, что травма тренера уже запустила целую цепочку событий, и он окажется в самом их эпицентре. Бен слегка улыбается, пока идет к машине, прокручивает в голове происшествия этого дня, машинально вертит на пальце ключи. Принюхавшись и уловив запах дыма, ускоряет шаги, ощутив внезапный укол тревоги. На пустыре, чуть в стороне от здания школы и автомобильной парковки, школьный уборщик сгребает опавшую листву в кучи и бросает в костер. Бен вдруг замирает, словно споткнувшись о невидимую стену, глядит, как загипнотизированный на красно-буро-золотисный ворох листьев, подобно живому существу подползающий к языкам пламени, на комья земли, что застревают между зубьями садовых грабель, на смятые пожухлые травинки, на ровный столб дыма, поднимающийся к верхушкам деревьев. Сердце, будто сорвавшись с привязи, пускается вскачь, шум в ушах нарастает, начавшись с визгливого пиликанья, похожего на радиопомехи, меняет тональность на более низкую, и Бен почти наяву слышит в нем человеческие голоса, выкрикивающие что-то… Что-то про еретика, который пошел наперекор их божеству. Его руки дрожат; он дважды не попадает в замок, роняет ключи на землю, кое-как все же открывает дверцу авто и плюхается на водительское сидение. Делает несколько глубоких вдохов-выдохов, стремясь подавить внезапную паническую атаку, образовавшуюся на пустом месте, и лишь когда она отступает, трогается с места. Весь сегодняшний день похож на рассыпанные по полу листы бумаги, или ворох листьев – все, начиная со скверно проведенной ночи накануне, вплоть до самого вечера, когда Алекс удаляется, якобы, делать уроки, хотя наверняка будет снова допоздна сидеть в чате, а они с Джоном смотрят бейсбольный матч по спортивному каналу внизу, в гостиной. Бен бездумно пялится на экран, не воспринимая происходящего там, потом придвигается ближе, пристраивает голову у Локка на груди, слушает ровные удары его сердца и старается дышать с ним в унисон. От Джона неистребимо пахнет лесопилкой, этот запах ничем не перешибить, да и не нужно – Бену он кажется исключительно приятным. - Ты сегодня какой-то тихий, или мне кажется? Джон вытягивает шею, пытаясь заглянуть Бену в глаза, получается забавно. Тот рассматривает каждую черточку лица, обращенного к нему «вверх ногами», молчит с минуту. Потом произносит, как-то по особенному: - Пойдем в постель. Последний кусочек уходящего дня, он похож на лист, уносимый ночным ветерком. Свет фонаря, пробивающийся сквозь шторы, отдаленный лай собак, скрип кровати и их дыхание, очень громкое, настолько громкое, что его слышно на многие мили, так кажется Бену. Сердце где-то у самого горла и мысли в голове – беспорядочные, хаотичные, словно мечущиеся сполохи света. Он уже давно не боится признаться самому себе, что любит все, что делает с ним Джон, хотя какое-то время назад ему показалось бы немыслимым находиться в полной власти другого человека, получать от этого удовольствие, и, главное, не стесняться показывать, что ты получаешь от этого удовольствие. Покрытые любрикантом пальцы Джона двигаются у него внутри, очень медленно и осторожно, Джон до сих пор частенько ведет себя так, как будто каждый раз лишает его девственности. Бен запрокидывает голову, шипит сквозь стиснутые зубы и нетерпеливо подается навстречу. Дождавшись, пока пальцы выскользнут наружу, он одним движением перекатывается набок, а потом на живот, становится на четвереньки, упершись локтями о кровать. Ловит всей кожей секундную заминку со стороны Джона, который знает, насколько Бен не любит эту позу. Тот, однако, уже почти на пределе, ему не до лишних вопросов – рвано дышит, стискивает бедра Бена до синяков, едва сдерживается, чтобы не вломиться одним рывком, но Бен сам подается назад, кусает подушку, наблюдая, как под опущенными веками расцветают и гаснут огненные кольца – одно, второе, третье, заменяя собой языки пламени, что лижут черные, обугленные травинки и жирную, влажную землю…