Правило Персефоны

Сосновый стол блестел как золото. Во всяком случае, не хуже золотых тарелок и чашек, в изобилии расположившихся на его поверхности. Чаепитие шло неспешно и чинно: обе собеседницы были достаточно воспитаны, чтобы спрятать за этикетом растерянность. Они по очереди подносили к губам чашки, вежливо обмениваясь репликами и изысканно отставив мизинцы. Только одна из участниц чаепития, даже привстав на цыпочки, едва ли дотянулась до вышитого пояса на фартуке другой. И крепкий ароматный напиток крошка-гостья потягивала из деревянного наперстка, устроившись на перевернутой катушке от ниток. Она — это принцесса, чей домик вознес к небесам неприлично большой бобовый стебель. А я… Я — это я. — Еще чашечку? — Нет. Спасибо. Очень вкусный чай. Я такого ароматного еще не пробовала. Я подлила себе из ДРУГОГО чайника, попроще. Перед принцессой же высился золотой заварник, отполированный до блеска. Золото посуды было веселое, рыжее, словно осеннее деревце. В гладких боках отражалось счастливое личико, раскрасневшееся от чая и от того факта, что можно краснеть без опасения нарушить этикет. Едва ли, кувыркаясь и попрыгивая в домике, взлетевшем в небеса, дочь короля рассчитывала найти такую тишину и умиротворение. Солнце в окошке освещало стада овец (издали — самого обычного размера), крикливых гусей и красавца петуха в мундире со шпорами. Скотина жила своей жизнью, то есть непрерывно сорилась, мирилась, пила, ела и наслаждалась жизнью. А вот у меня на душе было неспокойно. Потому что я прекрасно знала, что последует за появлением принцессы на земле великанов. За каждой принцессой обязательно приходит Джек. — Нет, правда, очень вкусный чай. Во дворце он почему-то похож на безвкусную жижу. Отец боится покушения, поэтому всю еду не раз и не два проверяют. А наслаждаться едой, которую до тебя надкусили три-четыре человека, не получается. Я слегка кивнула в знак согласия: в сущности, большая часть моей жизни также проходит в золотой клетке. И некоторые особенности рациона мне свойственны. — Но я слышала, что в царстве великанов ничего нельзя есть. Ни единой крошки. Потому что великаны сначала откармливают свою жертву, а потом… — она вопросительно посмотрела на меня. Забавная малышка, совсем меня не боится. — Откармливают? — вот во что превратился древний запрет. — Мне хватает мяса птицы и овец, да и тем я не злоупотребляю. Нельзя есть только плоды бобового дерева, потому что они… они плохо усваиваются человеком. — А мне казалось, это просто часть волшебной сказки — ничего не есть в мире по ту сторону. Как в мифе про Персефону. Она съела три зернышка граната — и вынуждена была три месяца пребывать в царстве мертвых. Мне мама в детстве книжку читала. Мама… — она испуганно прикрыла ладошкой рот. — Ой, мама была бы недовольна. Я же забыла представиться. Невежливо и нарушает этикет … — она покраснела.  — Здесь есть моя вина. Сложно начинать знакомство с кем-то, кто едва не принял тебя за потерянную тряпичную куколку.  — Я так кричала. Вам, наверное, неприятно, что все пугаются при виде вас?  — Это редко длится больше пары минут — и человек либо пытается дорого продать свою жизнь, либо улепетывает со всех ног. А я подсчитываю столовое серебро… то есть столовое золото и проверяю, не напугал ли он моих овец. У них от этого шерсть сваливается в колтуны. Принцесса встала и сделала реверанс. — Ее высочество принцесса Изабелла. — Ее громадность Корионта. Мы обе прыснули со смеху. Титулы звучали нелепо в стране, где цыпленок человеку по пояс, а курица вполне способна обладать размахом орлиных крыльев, хотя летает она все равно как курица. Смех снял напряжение: принцесса осмелела и принялась разгуливать по столу, трогая и пробуя на зуб многочисленные вилочки, ножички, солонки и коробочки для приправ. — Здесь столько золота! Даже щипцы для сахара! — Знали бы вы, как это неудобно. Золото очень мягкое и податливое. Но здесь нет других металлов. Один плюс — оно не ржавеет. — А вот этот чайник деревянный. Что в нем? — она поднялась со столешницы и попыталась заглянуть внутрь выщербленного носика. — Пахнет кофе. — Это напиток из бобов, он по запаху и вкусу похож на кофе. Я думаю, тебе… вам не стоит его пробовать, — должно быть, я сказала это слишком быстро и громко. Принцесса мгновенно отпрянула. Еще одно резкое движение с моей стороны — и она убежит, спуститься по бобовому стеблю, и я снова останусь одна на целые недели и месяцы. Только небо и земля — и я между ними. Я перекинула на спину свои черные косы, перевитые золотыми нитями. Золотые цепи. Символ служения, символ моей несвободы. Кроме того, золото скрывает серебро седины. — А хотите видеть, ваше высочество, откуда берется этот желтый металл? *** Ее не надо было долго упрашивать. Через минуту она стояла на моей ладони и оглядывала бесконечные ряды гладких золотых пиков — плоды трудов волшебной гусыни. Без моей помощи она едва ли отличила чудесную птицу в стайке других, сновавших по двору. Гусыня, несущая золотые яйца, была самой обычно пестроперой птицей, умной, но ленивой и капризной. Принцесса любовалась, как играет солнце на сияющих вершинах, а я думала, что мало кто из людей видел это богатство и вернулся, чтобы рассказать об этом.  — Но зачем вам столько золота? Я мысленно услышала, как внутри принцессиной головы звякнул колокольчик любопытства, и улыбнулась вопросу. Что ж, здесь можно ответить откровенно. Правда так похожа на волшебную сказку. — Видите печку посреди двора?  — Да, это чтобы птицы не замерзали? — Здесь не бывает зимы. Раз в день я открываю заслонку печки и бросаю туда одно-единственное яйцо. Оно не плавиться, но превращается в сверкающий шар, потом рассыпается пылью и улетает в печную трубу, — я прищурила глаза и словно наяву увидела, как пламя подмигивает оранжевым глазом, и маленькое солнце танцует на углях. Горячее нутро печки выталкивает его, и веселое золотое облачко взлетает над домом. — Пока я это делаю, солнце сохраняет свой блеск, на земле идут дожди, и земля дарит урожай. Это обязанность великанов от сотворения мира — дарить свет и горячий блеск нашему солнцу. Яиц здесь много, хватит до конца времен. А кое-что нам разрешено использовать для личных нужд — посуды и прочей утвари. Принцесса была очарована. Вернувшись в комнату и покинув мою ладонь, она принялась мечтать вслух. — Должно быть, это красиво — золотая пыль, взлетающая в воздух. Но если яйца кончатся? Гусыня заболеет? Или не станет больше великанов? — Говорят, что когда великаны исчезнут, и больше некому будет питать солнечный свет, наше светило начнет гаснуть, облака закроют небо, и лишь редкие лучи будут достигать земли. Солнце станет красным, словно больной чахоткой. Люди станут бродить по земле в поисках пропитания. И однажды солнце погаснет совсем. — Ужас какой! — она уселась на ступеньку постамента для ручной арфы, но для Изабеллы это осталось тайной: инструмент был надежно упакован в холстину. — Но у вас есть приемник? Наследник? Подмастерье? Я пожала плечами. — Я последняя в роду. Но на пару столетий меня хватит. А там…. Рано или поздно появляется кто-то, кто готов сменить усталого хранителя. — Я не понимаю… Бедная девочка! Все мы игрушки судьбы, но огромные люди, живущие на облаках, осуждены нести на себе гнет предопределения. Как великий Атлант нес на себе небесный свод. — Примерно раз или два в столетие волшебный боб падает на землю, вырастает в дерево высотою до небес, и очередной храбрый Джек стремиться добыть великаньи сокровища. А здесь его жду я, грозная Корионта, великанша из легенд, что варит суп из человечьих голов и хранит несметные богатства. Если ему удастся подкупить меня яркой тряпкой или обещанием раздать все золото на нужды народа, он счастливчик, но если нет… — я свирепо оскалилась и грозно щелкнула зубами Принцесса улыбнулась — Я читала эту сказку — про великаншу и отважного принца. Но все-таки не понимаю, откуда берутся новые великаны, если никого больше не осталось? — Вы должно быть очень любите сказки, принцесса. Что ж, это похвально и не дает растеряться, если сказка ловит тебя на крючок как маленькую рыбку. Дозвольте добавить еще одно предание в вашу коллекцию. Его не слышало ни одно человеческое ухо. Одной легендой больше, одной меньше. Возможно, я еще успею оценить, как перетолкует ее лживый человечий язык. Я сняла чехол с арфы. Струны звякнули, выводя незатейливую сельскую песенку родом из моего детства.