Какой ещё енот?

Гамора очнулась. Её голова гудела, а висках она слышала учащённый стук собственного сердца, словно рассказывающего своими быстрыми и отрывистыми ударами, что произошло каких-то пятнадцать минут назад. А что? Да так, ничего особенного, просто обычный Реактивный и наглый енот проверил прочность её костей своим бластером и всего-то. Зенвобери, охваченную наплывом воспоминаний, сплющила ярость, она уже хотела пуститься во все тяжкие, искать обидчика и надрать тому его пушистую задницу, но не тут-то было. Сделав попытку встать, она осталась неподвижна. Пошевелить рукой, ногой — тоже не получалось. Тело словно наполнил горячий свинец. Что за фигня? — Хорошее вещество, — хрипло раздалось во тьме. — Полностью исключает возможность жертвы двигаться, — только после этих слов, Гамора распознала, кому принадлежит этот низкий, порой переходящий на шепот голос. Ракета, чёрт! Енот продолжил. — Но вот парадокс! Чувствительность остаётся. И боль чувствуешь… И другое, поинтересней, тоже, — после этого его голос сорвался на недобрую усмешку. Зеленокожая лежала на кровати, на нижнем ярусе (у Грута и Ракеты была двухъярусная кровать). Её глаза ещё толком не привыкли к темноте, но, тем не менее, инопланетянка заметила возникший неподалёку от постели силуэт енота. Его глаза по-животному блестели, они светились в темноте. И этот блеск, ярый и чуждый, не присущий человекоподобному существу, разжёг в киллерше страх. Да, именно страх. Сама того не желая, зенвобери зажмурилась и нервно сглотнула появившийся в горле ком. В следующее мгновение что-то блеснуло. Присмотревшись, она увидела, что Реактивный обнажил клыки. То ли оскал, то ли издевательская улыбка. Понять было сложно. — Слушай, Ракета. Возможно, я перегнула... Иди, собирай свои пушки сколько хочешь, я уж как-нибудь переживу, — внезапно сорвалось с уст инопланетянки. Это прозвучало как-то жалко, и рот енота растянулся, вновь демонстрируя белые сверкающие в темноте резцы. Заметив, что дала слабину, Гамора свела брови, чтобы придать себе более суровый вид. Ракета не повёлся. Он видел подлинные чувства девушки насквозь, чувствовал нутром, как зверь. Несмотря на свои некоторые человеческие способности, звериная часть его души всё равно велика. А животные обычно очень остро чувствуют страх. — Теперь я — Ракета? — ехидно подметил он и залез на кровать, которая чуть опала под его весом. — А знаешь, я думаю изменить своим предпочтениям. Теперь… Я хочу, — прорычал он, забравшись на инопланетянку и уперев лапы в простыню. — Попробовать, — Его голос рокотал, рвал комнату на части, отражался от стен, переходя на шёпот, а после окончательно растворяясь в воздухе. Он провёл по горлу Гаморы когтём, оцарапав то до крови, а потом слизнув эту солоноватую жидкость. — Тебя, — последнее слово он выдохнул ей на ухо. Зенвобери чуть сморщила нос и попыталась дёрнуться, но по-прежнему без толку. Вместо этого она сдавленно застонала, раздирая взглядом нависшего над ней наёмника. — Да, — он посмотрел в глаза киллерше, прочитав в них ярость и презрение. И кое-что ещё. Не она первая, не она последняя, кто это испытывал к нему. Опять боль. Его жгло в который раз, в который раз дробило душу. Но он этого не показал, запер чувства на замок, не дал им вырваться, проявиться в глазах, в мимике и лишь голосовым связкам позволил их озвучить. — Ты ведь думаешь, что я — е*аное животное, не так ли? И это противно, мерзко, неправильно? — он развёл лапы в стороны аля «уже ничего не поделать, раз начали — надо закончить». — Я говорил тебе идти спать. Он набросился на зенвобери, накрыв её губы. Гамора пыталась отстраниться, но язык Ракеты уже блуждал по её рту, пытаясь повторить что-то похожее на поцелуй. Кое-как она сомкнула губы, почувствовал под ними длинные влажные резцы, а на нижней губе чуть шершавый язык. Замычала. Тем временем его лапа уже надавила ей на промежность. Она вздохнула и нечаянно вновь позволила наёмнику углубить поцелуй. Вторая лапа енота забродила по телу киллерши, очерчивая на бёдрах и животе неведомые ей узоры. Грубый, Ракета царапал её кожу, кусал до крови шею и плечи, но, не смотря на это, всё равно наблюдал за реакцией Гаморы. Всё равно что-то глубоко в нём хотело сделать ей приятно, а не больно. Зенвобери яро чувствовала каждое прикосновение, ощущала его дыхание, острые когти, жестковатую шерсть, металлические импланты, скрывающиеся за ней, тёплые и гладкие… И в его необычных и странных действиях, к своему удивлению, она начинала находить что-то притягательное, что-то невыразимое. Придя в дикое возбуждение, енот перестал ласкать её между ног через одежду и удумал избавить девушку от её костюма. Он изрезал его когтищами и мучительно долго снимал, нервно матерясь себе под нос. Наконец, когда ему это удалось, он принялся за её тело. Горячий язык коснулся подбородка. Киллерша вытаращила глаза: всю её обдало дрожью. Ракета стал кусать Гамору, совсем слабо стягивая зелёную кожу клычками, вызывая у неё тихие вздохи, а порой отчётливые стоны. Сердце зенвобери отбивало чечётку в груди. У неё уже были другие, но всё же они были не такие, как Ракета. Он не подходит ей. Однако ноющее сладкое покалывание в низу живота требовало закрыть на это глаза. Хотя другого выбора у неё и не было. Обездвиженная, она не способна оказать отпор. Но хотела ли? Реактивный стянул с себя комбинезон и лёг сверху. Тёплая шерсть соприкоснулась с гладкой кожей, а морда на конце с холодным носом упёрлась ей в шею. Гамора вздрогнула, почувствовав, как его возбуждённая плоть проникла совсем немного. Ракета дразнил её, рычал, обнажая зубы, и входил лишь частично. Он намеренно издевался над ней, он хотел, чтобы она сама попросила, таким образом унизить, наказать её… Реактивный сдерживался из последних сил. Когда желание ревысило моральные принципы, Гамора ненавистно прорычала: — Ракета, — она стиснула зубы, и енот усмехнулся. Не весело, но довольно, в следующее мгновение издав низкий хриплый рык… Он вошёл в неё, сразу же задвигавшись в быстром темпе. Гамора застонала, а после сдержанно прикусила губу. Вожделение пеленой окутало её разум. Ракета двигался в ней ещё более ожесточённо, порывисто, глубже с каждым движением. Вонзил когти в её бёдра, найдя опору для собственного тела, входил всё быстрее и быстрее, в беспощадном и не ослабевающем ритме, мучительно рычал, карабкаясь к пику наслаждения, как к вершине высокой и не покоряемой до этого горы. Зенвобери вся дрожала и билась под ним, содрогаясь от каждого его движения, пронзающего её насквозь. Действие вещества, что ввёл ей Реактивный начало ослабевать, и она уже не являлась оцепенелой. Стонала, скулила, сжимая ладонями простыню под собой, а ногами обвивая бёдра Ракеты, то и дело натыкаясь на его хвост, который ходил ходуном от нахлынувших на его обладателя чувств и эмоций. Енот сдавил руку Гаморы в своей лапе, наклонившись мордой к её уху. Сделав ещё пару резких движений, он хрипло застонал. А инопланетянка прогнулась в спине, ещё крепче зажав рукой простыню, а другой ладонь енота, и словно задохнулась. В их тела воткнулась тысяча иголок, забирая последние остатки оргазма. Реактив отстранился и плюхнулся рядом с киллершей. Он перевернулся на живот и засунул лапы под подушку, нащупав свою табачную трубку. Он выудил её, погрузил себе в пасть и зажёг найденной там же зажигалкой. Сделав первую затяжку, он выдохнул объёмный клуб серо-синеватого дыма и бросил взгляд на Гамору. Та откопала непонятно откуда взявшееся одеяло и укрылась им. — Будешь? — как ни в чём не бывало предложил Ракета, вытащив трубку изо рта и протянув Гаморе. Енот лёг на спину, положив одну лапу под голову. Зенвобери неодобрительно посмотрела на него и на трубку, а потом отрицательно мотнула головой. Реактивный выдохнул, а после с самым что ни на есть страдальческим выражением морды, буркнул: — Понял. Сейчас я только докурю, а потом убивай меня сколько хочешь. И, да, Квиллу не говори, а то он расстроится.