Дотянуться До Звезд

Сколько же налетов недосказанности можно оставить после себя? Сколько мостов сжечь, сколько сохранить? Я мог бы говорить об этом вечно: рассуждать, почему кто-то поступил так, а не иначе —, но это не станет продолжением этой истории, нет, это станет ее справедливым концом. Ведь, согласитесь, все устали видеть слезы Лены, Мэтта, Миши… Нет, было бы проще, если б все заладилось с самого начала, а оно вот как обернулось — фата, белое платье, дурацкий костюм и маленький букетик. Ну, а все, потом — не отвяжешься. Но у Лены как-то вышло, чесслово, вышло! Девушка заслужила себе спокойную жизнь, даже хотя бы тем, что является моим другом, — закончил свои мысли я, наблюдая за тем, как Мишан корпатится на диване, пытаясь надеть брюки на размер меньше. Противные белые штанеля не шли выше ягодиц, но это, впрочем, Миху не очень-то расстраивало: он не думал сегодня ни о чем, что могло бы испортить впечатление о свадьбе. — Как веревка на шею, верно? — я заглянул в его глаза, пытаясь разглядеть в них стыд и досаду. Но ничего не было. Баскетболист был бодр, скотина, как скотина! Чего обо мне сказать было нельзя — с утра нервничал, переживал, даже до Лены сбегать успел, да и Максу за сигаретами тоже сгонял. — Скорее, как камень с души… — почти пропел Миша. У него красивый голос был. Переливающийся, бархатистый, низкий… Он редко пел, почти совсем не раскрывал рта. А тут… Видно, был счастлив до одури, до посинения! Вот и чирикал себе под нос, раздумывая о концепции предстоящего мероприятия. — И что потом планируешь делать? Нельзя же просто вот так взять и все закончить свадьбой! — Я сверкнул глазами, перебрал растрепавшиеся волосы рукой и посмотрел на Мишана, который с горем пополам надел-таки штаны. Он усмехнулся, будто бы знал наперед, что я спрошу именно это. Мишан вздохнул тяжело, дернулся в сторону рубашки, но потом остановился. — Отжать у тебя майку я планирую, вот что. — и правда, было бы глупо, если б он пошел с голым торсом. Хотя это было бы очень…М-м-м… Органично. У Миши был красивый торс: ключицы выпирали, прессак имелся, тазовые кости сексуально были приоткрыты кромкой белого ремня… Красиво, что сказать. Лене понравилось бы. Я покорно стянул с себя серую майку и протянул ее другу — он оделся и расплылся в улыбке. Его губы вдруг задрожали, брови вздернулись, в краях глаз показались слезы. — Серьезно?! Тебе достается такая девчонка, а ты ревешь?! — с досадой воскликнул я. — Паха, иди ты… — он всхлипнул. И рассмеялся. — Пф, а что? Слушай, слезы — это эмоции, чувак. Не стыдись! Эмоциональные люди тоже люди. — я ухмыльнулся, покрутил в руках цепочку, что висела на шее. Эта была Ленина цепочка: она отдала мне ее на хранение, чтобы я оберегал ее до лучших времен. Не, не в смысле, что она еще планирует вернуться к Уолсту, я б не позволил. В том смысле, что девушка была уверена в своей рассеянности, в том, что про цепочку с утра она непременно забудет. Вот и отдала ее мне. Ну, а мне что? Я взял, пообещал сохранить и отдать уже на площадке. Дел-то! Вообще-то, я помнил, как Лена убивалась, когда цепочка порвалась. Это было в автобусе. Запаяли мы тогда ее обычной зажигалкой, благо, метал был податливый — медь, что ли… Не знаю, по химии тройку имел. Я улыбнулся своим мыслям, кулон звякнул, пустота внутри сердца улетучилась неизвестно куда. Может, все уже наладилось? — Слушай, я на кухню. Тебе захватить чего-нибудь? — Мишан одернул майку и удовлетворенно улыбнулся. — Пивка бы, — мечтательно улыбнулся я. Баскетболист хмыкнул. — А звезду тебе с неба не достать? Ты не забывай, что пока я нахлебничаю, родители в доме главные. Вот сниму квартиру, тогда поглядим, кому пивка, а кому и водки! — он удалился. Комната вдруг опустела. Я огляделся — было прибрано везде, кроме стола: навалено мертвой кучей бумаг и книг, ручек и карандашей. Вздохнув, от нечего делать я почему-то решил прибраться там. И кой-черт меня дернул? Встав, я прошелся вдоль стены, остановился у стола и детальнее разглядел бардак, который там развернулся: под книгами, похоже, лежало что-то важное, что-то, что хозяин хотел скрыть. В неумелой подаче спрятать секреты Мишан прокололся. Я раскопал книги, под ними лежали пару смятых листочков, края которых были обожжены… «…Прости, что люблю тебя…» — я метался взглядом по строкам выцветшей черной ручки, ровный почерк, написанный впопыхах: рука, видно, очень дрожала… Расплывшиеся отштампованные голубые клетки иногда рвались, бумага белела давно высохшими каплями слез. Это… Лена писала? Я видел прежде ее почерк, он постоянно менялся, но в нем всегда оставалось что-то, по чему я отличал его от других. И в этом письме я уловил эту тонкую грань. Это ее письмо. Похоже, извинения за свои неуклюжие объятия и слабую пощечину. Помню-помню, Миха рассказывал мне об этом. Говорил, что у них только кончился урок алгебры, должна была состояться физкультура. Мишан, окрыленный надеждой игрануть в баскетбол, летящей походкой спускался в спортзал. — Аж жопа пела! — как он тогда выразился. Я посмеялся, запомнил. Йуный баскетболист пробежался по лестнице, свернул налево, вдоль подоконников, на которых сидели «бэшки», пробежал трусцой, одарив скупыми приветствиями знакомых. На глаза ему попался стол в конце коридора, на котором сидела, уперевшись руками о его край, Лена. Мишан сразу приметил, что девушка дрожала, но он как обычно уже хотел пройти мимо, даже не глянув. Ну, так, по привычке. Но у Лены, видимо, планы были другие. Мишан орал, когда шел домой, что такого поворота не ожидал. Слезно клялся, что хотел подойти или хотя бы обнять в ответ — не успел только, вот беда. Я кивал, подмечал, что друг волновался: трепещал, трясся, дыхание его сбивалось. Он говорил, что дышать сразу стало как-то трудно, как будто на грудь надавила вся вина перед девушкой. Мишан распространялся об этих объятиях не многим — только мне и себе. Самопоедал себя. Миша странно себя вел, я не мог особо понять, что в принципе происходило, но он убеждал, что хотел поговорить с Леной. Но так и не сделал этого. Я хотел ему напомнить, но со временем все как-то забылось… Стерпелось-слюбилось. — На, вот тебе твое пивко! — в комнату вошел Мишан, протянул мне стакан воды и улыбнулся. — Бодрит, ободряет… — Импотент одобряет. — задумчиво срифмовал я. — Ты чо такой смелый, пидар? — Не зарывайся, я тебе водички принес, а не яду. — надулся от призрачной обиды Мишан, поставив стакан на стол, прямо на бумаги. Он взглядом задал мне вопрос, кивнув на письма. Мол, вспомнил что-то? Я кивнул. Правда ведь вспомнил. И решил узнать, что да как. — Почему ты ей не ответил? Мишан почесал затылок, кашлянул в кулак и якорем осел на диване. Я подсел и развалился, закинув одну ногу на другую. Баскетболист принялся говорить что-то о том, что сердце его тогда было занято. Он был влюблен безответно, вот и игнорировал Лену. Ну не до нее ему было. Я кивал, но про себя отмечал, что поведение друга в юношеские лета было свинским, отвратительным. Мог бы хотя бы сказать что-то Лене, она ведь убивалась… — Береги платье снову, а жопу смолоду. — монотонно проговорил я. - Ты, слабозадый, неужели не мог ей ответить?! — А что я мог ответить?! «Прости, но я тебя не люблю»?! — в ответ взъелся Мишан, гаркнув на меня и отвесив подзатыльник. Я оскалился, ощетинился, зарычал. А потом нервно бросил «Козел«… Миша хохотнул, выхватил из моей руки бумажку с письмом и быстро перечитал. Просиял. — Она все это время меня любила, понимаешь? .. Я не ответил. Что говорить, когда нечего говорить? Повисла пауза. Помолчали. Глянули на часы. Вскочили и побежали к двери. — Чертовы ананасы! *** Я раскрыла глаза от писка будильника, надрывавшегося на тумбочке. Вскочив с постели, я полетела к умывальнику. Дом еще спал, стоял легкий храп отца. Старший брат уже успел свалить из дома. Может, с утра, а может, и с вечера. Я не разобрала — вернулась домой нехотя, очень поздно. Не имелось желания на ночь рассказывать родителям, где я зависала весь год. Точнее, последние пару лет. Это было бы очень странно, — пронеслось в моей голове. Я присела за стол в гостиной и подперла лицо руками. — Смотря, что ты считаешь странным. Странно — это стокгольмский синдром, который в последнее время у тебя активно проявляется. Кто-нибудь вообще думал об этом? Так странно… будто стоишь на краю пропасти, в которую не раз уже прыгала, и думаешь, сделать ли это еще один раз. Точнее не думаешь, ведь выбор ты уже сделала. Просто отголоски прошлого шелестят в твоей голове, не так ли? Саморазрушение подошло к концу, нервы смело могут отправляться в отпуск… Кажется, это зовется покоем? Или нет? Я не знаю сама. Пхах, а что вообще я знаю? Только то, что путь мой уже проложен, и я гордо иду по нему, как по красной дорожке, изредка запинаясь и падая. Мне никогда не было легко, это я помню. Но помню ли я, как мне было паршиво в моменты битья сердца на осколки? — я тяжело вздохнула, прервав мысли: нужно было готовиться к свадьбе… А, точно, свадьба! Интересно, почему меня до сих пор трясет от того, что произошло? Наверное, еще долго я буду вздрагивать при мысли о поездке в Канаду или вообще выезде из страны. Все, теперь «Дотянуться До Звезд» меняют контент, публику и ареал распространения своего творчества! Хватит с нас и Айов, и Чэдов, и Грейсов… Странно, чья же идея это была? Ах, да! Моя… — я натягивала на ноги кеды. Коснувшись голым плечом холодного косяка дверей, я окочурилась, по телу прокатилась дрожь. — И все же, вчерашний вечер был прекрасен. Почему внутри меня поселилось такое чувство, будто именно эта дорога была предначертана мне небесами? Державшись за руки, мы брели по ночному городу, иногда попадая под свет фонарей и счастливо улыбаясь. Его поцелуи были столь же волнительны и прекрасны, как и аромат, тонкий и сладкий аромат вишни. Восхитительным мне казалось соприкосновение губ. В те моменты сердце пело, я не задумывалась ни о чем, целовала, прикрывая глаза, улыбалась… Хотя одна мысль все же крутилась в моей голове: ни Мэтт, ни Грейсы и ни все остальные были те звездами, к которым я тянулась — единственной и холодной мерцающей звездой всегда оставался и будет оставаться Миша. Это было победой? Абсолютной. Только вот над кем? Над всеми. Смолоду мне твердили, что не нужно пытаться, что я ему безразлична, что дорога к сердцу этого ледяного принца навеки перекрыта для меня. Но, разрывая баррикады непонимания, я шла, похрамывая от одиночества, к своей цели. А потом мы спелись с парнями, и жить сразу стало веселее и даже как-то легче: ты не пошутишь — пошутит Паха. Не пошутит Паха — подхватит Леха, накричит Макс, дружно поддержат Андрей и Костя… И ты, вскинув голову, невольно улыбнешься и пойдешь дальше, держась со своими верными проводниками за руки. Так надежнее. — Я слышала, как ветер называл мое имя, чтобы я всегда возвращалась к тебе… — я с благодарностью подняла взгляд на голубеющее небо, вновь улыбнулась. Искренне и чисто, чувствуя облегчение. Неужели… конец? Не-е-ет! Так было бы слишком скучно жить: все только начиналось! *** Хорошо, это не было сном, было явью. Помню все, как сейчас, — про себя твердил Мэтт, забираясь на толстенную бочку, которую выкатили организаторы для того, чтобы хоть как-то украсить сцену. Толпа внизу визжала и рвалась вперед: всем хотелось ухватить кусочек кумира, всем хотелось прикоснуться к нему. Только вот для Мэтта фанатские прикосновения теперь были хуже огня, теперь он чурался фанатов и сторонился их после концертов. Почему? Сам он ответить на этот вопрос не мог, поэтому парни брали вину на себя и покорно несли наказание в виде расписывания всех фотографий, которые должен был подписывать Мэтт. Сандресон как-то изловчился и теперь умело копировал подпись вокалиста, который из гримерки выходил только на сцену, а потом спешил обратно — закурить или выпить. Сегодня проходил отчетный концерт в Бразилии, после которого друзья должны были вернуться в Канаду со спокойной душой. — One too many it's never enough! — Уолст приложился к микрофону, крики с бешенной скоростью пронзали каждую клетку его усталого тела, но почему-то это не было проблемой: на ногах он стоял, петь мог… Мэтт изголодавшимся взглядом скользил по обрывкам розового неба, неприкрытого рыжеющими облаками. В свои законные права вступал вечер, концерт близился к концу, фанаты тоже подустали и теперь орали потише, чем в самом начале мероприятия. Мужчина улыбнулся, камера ухватилась за его лицо и вывела натянутую улыбку на экраны по бокам от сцены — Мэтт, заметив это, смутился, но петь не перестал, только теперь он всем своим видом пытался излучать счастье. Как-никак, а ученые доказали, что если лыбу тянуть, что-то внутри оборвется, и станет легче, веселее. Вот Уолст и пытался тянуть из себя все живое и веселое, что оставалось. Грейсы кончили играть, положили гитары, палочки, разбрелись по сцене в поисках свежей воды и отдыха. Мэтт уселся на край сцены, свесив ноги, быстро закурил, пуская в вечереющий воздух клубы сизого дыма. На душе стало спокойно. Докурив сигарету лишь до половины, Мэтт поцеловал ее и с улыбкой швырнул в зал. Девушки завизжали наперебой, пытаясь поймать окурок. Кому-то повезло, — подумал Уолст, но тут же отмел мысли о своей богоподобности. — А может, нет. Кто знает. Он поднялся на ноги, яростно отряхнул штанину и пятую точку от известки, которую кто-то из фанатов зачем-то рассыпал по сцене (наверное, хотел выследить участников после концерта), и поковылял в сторону микрофона. Картинка на экране была четкой, Мэтт разглядел седые волосы на висках, морщинки у глаз, усмехнулся чему-то своему и повернулся к залу. На сцену вернулись остальные участники группы — было пора играть последнюю песню. Мэтт вздохнул с сожалением, взял в руки микрофон, прильнул к нему губами, до ушей толпы донесся поцелуй. — Я посвящаю песню новой жизни. Без Лены. — мужчина кашлянул и повторил грустным голосом. — Without she… Заиграла музыка, полилась нескончаемым потоком. Она была веселой, дающей надежду. Полегчало, Черт возьми, на душе у всех сразу! — Мне говорили, что я не смогу справиться! Но я упорно шел к своей цели! — на бэк-вокале старался Шон. Парни скучковались у барабанной установки, заиграла фонограмма басов, и вся команда собралась у края сцены. Мэтт расплылся в обворожительной улыбке, глухо рассмеялся в микрофон, толпа взревела, вскинув руки к небу. Камера, снимающая концерт, сфокусировалась на Грейсах. У каждого из них в руках оказалось по микрофону. Установленные по края сцены фейрверки рванули, заливая все громким звучанием залпов и выстрелов, во все стороны разлетелись разноцветные искры и праздничные брызги. -I want to forget her eyes, like a bad dream! — в голос проорали Грейсы и принялись прыгать по сцене под зажигательную песню, размахивая руками: вверх и вниз, вверх и вниз. Весь зал подтянулся. И уже через пару минут от грусти не осталось и следа. A day when everything was perfect… — с наслаждением подумал Мэтт, затянувшись свободой, как сигаретой. *** Погодка в городе задалась с самого утра — ярко светило солнце, слепя собой, на небе ни тучки, ветер был теплым. Шаг до разгона и быстрый бег. Волосы развеваются на ветру от скоростного передвижения, в горле заметно пересохло, и захотелось сделать глоточек прохладной воды. Но и останавливаться было нельзя — время поджимало. Еще десять минут назад Лена должна была быть на месте, а сейчас еще только пересекала пешеходный переход, ловко оббегая встречных прохожих. Девушка пролетела на красный свет светофора, с визгом колес остановилась перед ней машина, из который вылез грузный водитель и собрался накричать. Но Лена не слышала его, как только нога ее оторвалась от последней белой полосы пешеходного перехода, она рванула вперед с новыми силами. Сбивчивое дыхание, трясущиеся бледные руки, сжатые в кулаки. Мышцы на ногах проступали от каждого толчка или прыжка. Лена перемахнула через железную ограду на одном дыхании, потом даже не поняв, что это сделала она. Ветер обдувал спину и открытые плечи, морозил и жарил озноб, дрожали губы — нельзя опаздывать! В голове крутились строчки из песни. You are incomparable! — Лена скрутила «колесо» мимо проехавшей машины. На секунду замерла на корточках и кинулась вперед, уже задыхаясь от усталости. Липкие от пота волосы прилипли к вискам и теперь не мешали видеть дорогу, как это было пару метров назад. You are irresistible! — девушка со вскриком запнулась о камень, пролетела вперед, но ловко вывернулась и оперлась руками об асфальт. Нижняя часть туловища грациозно отлетела вперед, ноги хлопнулись подошвами кед об асфальт — вышел чудный рондат! You are incomparable, incomparable! .. — Лена с шумом оббежала стоянку возле магазина, юбка ее белого сарафана словно шлейф неслась следом, волосы в движении были способны покорить лишь одним взмахом… Девушка летела так быстро, как только могла, подпрыгивая на кочках и перепрыгивая рытвины и плеши в асфальте. Правая рука, на которую пришелся хлесткий удар от ветви в парке, протяжно заныла. В волосах, спутанных со спины, осталось пару листьев и цветущих цветков яблони. Лене не было дела до внешнего вида, она продолжала бежать, стаптывая белые кеды в ничто. За ней столбом вставала пыль, оттеняя белоснежность образа. Казалось, что это не пыль вовсе, а снег, сыплющийся с покатых плеч девушки. You are unmistakable!!! — Лена заметила на площадке скучающего священника, Паха и Андрей устроили импровизированный концерт на воображаемых электро-гитарах, Костя и Макс говорили с Лехой, покуривая в сторонке. Поодаль ото всех, лежа на прогретом солнцем асфальте, под кольцом лежал Миша, смотря на небо сквозь сетку. Глаза непроизвольно заслезились, дышать стало невыносимо, Лена притормозила, сбавив скорость, и спокойно пошла к ребятам, не спеша, пытаясь восстановиться. Ее сердце бешено колотилось, когда она, опустившись на колени рядом с Мишей, была вовлечена в нежный поцелуй. Парень вынул из спутавшихся волос экс-бегуньи цветок яблони и вдохнул его пьянящий аромат. А потом швырнул в сторону, как ничего не значащую безделушку и снова приложился к Лениным губам. — Так лучше… Девушка счастливо улыбнулась, помогла Мише встать, а потом обняла его, прижавшись к его груди. — Йоу, салага! Где пропадала?! — к парочке подскочил веселый Паха, светясь от радости. Он приобнял Лену за плечи и отвел в сторонку. Девушка особо не сопротивлялась, честно, ведь Паха успел стать для нее тем самым другом, который сначала поржет над тем, что ты упал, но встать все-таки поможет. Барабанщик начал бодро заливать о том, что теперь все самое худшее в виде Уолста и тура по Бразилии, кончено, позади, что теперь она, Лена, и Мишан станут жить так весело и хорошо, как не снилось и создателям фильма «Американский пирог». Девушка слушала друга с замиранием сердца, то и дело смеясь или улыбаясь его глуповатым мыслям вслух. А Паха знай себе продолжал шутить и морить. Это показалось Лене самым прекрасным — после стольких испытаний судьбой Пашан оказался резв и бодр, как огурчик, и это радовало, ой, как радовало всех остальных! Потому что, что бы все делали без глупой, но такой смешной Пахиной шуточки? .. — Ну, что, готова, да? — барабанщик заметно нервничал, притопывал ногой в такт своим словам и дергал уголком губ, то натягивая на себя дежурную улыбочку, то втягивая щеки. Лена уверенно кивнула и вдохнула побольше воздуха, а затем, на секунды три задержав дыхание, громко выдохнула. И вновь кивнула. Была ли она готова? Да. К этому ее готовили всю жизнь, всю жизнь она боролась за себя, за свободу, за Мишу… В вечной попытке раздобыть его сердце она терялась, но всегда находила выход. И вот теперь, стоя здесь, вместе с Пахой, она понимала, что мечта, до которой она тянулась так много времени, за которую она страдала так много времени, ради которой она делала так много, сейчас стояла под кольцом и продолжала беспечно смотреть на движение облаков через сетку. У девушки вдруг подкосились ноги, но вовремя ее под мышки подхватил Паха. Он рассмеялся. — Готова, говоришь, да? К ним подрулили остальные, завязался разговор. — Ну и как ты? — без доли сарказма или издевательства спросил Макс. Сейчас менеджер вызывал доверие и ничего, кроме доверия. Вот она, та стена, за которого постоянно прятались ребята из «Дотянуться До Звезд«… Не очень сильный, не очень могучий, но зато храбрый и верный, этот Макс, этот Макс… — Жить можно, но дышать сложно. — соврала Лена. На самом деле она с трудом скрывала внутри себя дрожь, пыталась унять волнение. На вид получалось, но вот на суть… В общем, девчонка волновалась как в первый раз, как будто такого никогда не было. — Господа, может, уже начнем? — хриплым голосом вопросил священник. Все глянули на него, вскинув брови. Он перевел дух, пожевал губами и подошел к жениху, который мечтательно полосовал взглядом голубое небо. Мишан закивал, приходя в себя. — От чего бы не начать… — почти пропела Лена, становясь рядом с будущим мужем. Парни, встав под тенью раскидистого дерева, со стороны наблюдали за заключением брака. — Как думаете, ребзя, шо потом будет? — серым и мрачным голосом безучастно протянул Костя. Парень уже давно восстановился и сейчас пытался понять, почему не могут восстановиться остальные. Он радовался искренне за все, что случилось, в особенности, за Лену: он точно знал, что девушка мечтала об этом со времен школы, ибо каждый день не проходило без упоминания имени Большакова Михаила. — Хэппи энд! — убежденно принялся заверять всех Леха, размахивая руками. Все замерли на момент, чтобы услышать трепетное Мишино «Да». Баскетболист затрясся, как осиновый лист, свел колени вместе и придержал кружащуюся от счастья голову. Ветром обдало его в покрасневшее лицо, но ничего не прошло. Он не мог поверить, что это происходит на самом деле. Паха крикнул другу «Держись, у тебя еще ночь впереди!», и Тот, расслышав, немного успокоился, прикрыл руками покрасневшие щеки. Парни рассмеялись, отвесили Пахе по пятюне за подкол и дальше принялись обсуждать дальнейшую судьбу группы. — А что, если мы в спасатели подадимся? Вы только представьте: песок, синее теплое море, кто-то тонет, и тут выбегает Андрюха в ярко-красных труселях и бежит в сторону утопающего, крича при этом «Карабанга!». — парни заржали, поглядывая на Андрея. Тот обиженно улыбался, на ходу пытаясь сочинить историю получше истории Макса. Менеджер весело лопотал о том, что должно было быть, пока остальные вслушивались в заключительные слова священника. — Ты кольца не забыл? — зашипел на Паху Макс. Тот пошарил по карманам и с ужасом шепотом начал возмущения. — Кто скоппиляздил кольца?! — Чо делать, чо делать?! — тут же запаниковал Костя. Парни разволновались. Паха дернулся, цепочка, отданная на хранение, звякнула на шее. В голове парня зажглась гениальная идея… — Держи, — по глазам прочел Макс и протянул Пахе зажигалку. Тот принялся нагревать медь и рвать ее на части. До слов священника оставались считанные минуты, поэтому нужно было его отвлечь… — А-а-а! Господибожемой! Печень! — заорал Леха, хватаясь за сердце. — А-а-а! Ептвошмать! Сердце! — подхватил Андрюха, хватаясь за Печень. Парни истошно заорали, падая на асфальт. К ним тут же кинулись Лена и Миша. — Иисус, помоги… — процедил священник, который уже порядком устал от этого смехотворного представления. Он не спеша подошел к «жертвам приступов» и осмотрел их по очереди. — Джентльмены, вы в полном порядке. Макс пронесся мимо, схватив шапочку священника, кувыркнулся вперед и припустил к снарядам. Пожилой мужчина погнался за ним, кругами петля вокруг турников. Макс ловко уворачивался от хватких рук, увертывался, словно уж. Менеджер забрался на самый Высокий турник и, усевшись как гопник, на корточки, вытянул руку с шапочкой перед собой. Священник, не будь глупым, потряс турник очень сильно. Так, что Макс свалился прямо на него. — Кажется, я его убил… — все полукругом стояли вокруг тела старика. Пульс был, он просто потерял сознание. Макс сокрушался в стороне. — Я убил священника! Ад встретит меня с распростертыми объятиями! — Думаю, они не будут против, если мы отойдем… — Миша, мягко взяв под руку девушку, отвел ее в сторону, в тень, подальше ото всех. Лена смущенно опустила глаза, когда он взял ее за руку и нежно провел носом по ее горячей щеке. Миша с трудом отстранился, достал из кармана бархатистую темно-синюю коробочку. Кровь в жилах вскипела, когда парень вытащил два маленьких обручальных кольца, надел одно на палец Лены, другое — на свое. Девушка выдохнула, обвила тонкими ручками шею Миши, подтянулась к его лицу. В ответ он впился жадным поцелуем в ее губы, выдыхая в маленький ротик и руками свободно водя по спине. Лена застонала, сжав лямки майки на Мишиной спине. Ну вот и все. Теперь ясно, кому капец… — Э, инвалиды, вы где кольца взяли?! — их разъединил Паха, в кулаке сжимая переплавленную цепочку и кулон. Мишан подмигнул, барабанщик позеленел от злости, а потом рассмеялся и протянул парочке по медному кривоватому колечку. — Вот вам по частичке Уолста! Только на ночь снимайте, а то вдруг он увидит… *** В начале было слово. И слово было «ПАХА-А-А!!!»