Измена. Часть II
7 января 2015 г. в 19:59
Я перебирал руками провод микрофона и часто-часто дышал, рассматривая трещины на пальцах. Перед глазами то и дело проносились картинки Лениной ехидной усмешки, когда Уолст бил нас в аэропорту.
Я тяжело вздохнул и отвернулся к окну. Не по вкусу мне была сейчас обстановка в зале, уже через чур она была напряженной: Макс и Миха ходили из угла в угол, бросая друг на дружку косые неодобрительные взгляды, Костя вообще куда-то смотался, Андрей опять попивал пиво и только Леха сидел и упрямо репетировал свою партию.
Что делал я? Я ничего не делал. Я всего лишь теребил провод микрофона и разглядывал декорации к предстоящему клипу — девчонки крутились на сцене в коротких шортах и обтягивающих майках белого цвета, Вика сидела на стуле и вертела головой из стороны в сторону перед зеркалом.
Честно сказать, мне не нравился план, придуманный Костей. Но, по крайней мере, это был самый гуманный выход из сложившейся ситуации.
Я грустно улыбнулся, прохладный ветерок ворвался в зал через открытые окна и растрепал мои волосы. Не став приводить их в порядок, одной рукой я уже было потянулся к карману, в котором лежал телефон, намереваясь позвонить Лене и высказать все, как на духу…
— Салаги! Чего сидим, сопли жуем?! — в зал размеренной походкой короля завалился Костя, держа в одной руке усилитель, а в другой — гитару. Моя рука автоматически отдернулась, хотя я и понимал, что просто обязан позвонить Лене и все рассказать. Но парни этого не понимали. Особенно Макс и Миха…
Поднявшись на ноги резким рывком, дождавшись, когда в глазах моих все прояснится и обретет четкий контур, я смело и уверенно зашагал в сторону сцены. Серая майка, по привычке надетая впопыхах, болталась на мне из стороны в сторону, так как была на два размера больше и вообще имела неприятное свойство растягиваться. Только мои оранжевые штаны добавляли былого оптимизма в теперь уже серую тень того, что осталось от меня.
Я выжат.
Я сломан.
Я теперь другой.
Хотел ли я становиться другим? Хотел ли я менять свой разгульный образ жизни с постоянными пьянками и красивыми девчонками на ностальгию и вечную меланхолию? Имел ли я выбор, садясь в аэропорту в самолет и затыкая уши наушниками? Имел ли я голос, пытаясь кричать в иллюминатор самолета «Лена! Вернись!»?
Я остановился перед самой сценой и грустно улыбнулся, поставив на нее недопитую бутылку уже успевшего стать теплым пива. Парни скучковались сзади, что-то бурно обсуждая. А я не имел нужды присоединяться к ним. Я вообще теперь ничего не имел.
Что стояло за моей двадцатиоднолетней душонкой? Пропитой насквозь и прогулянной? Ни-че-го…
Ничего я не помнил, ничего не хотел теперь, ничего теперь не мог я сделать, а лишь имел право на тихое молчание за спинами ребят. Я окончательно потерял себя. Потерял.
А почему? Потому что Лена меня не любила? Нет. Захотел бы — полюбила бы. А что тогда? Может, то, что я в конец заврался? Помогал и тем, и другим, постоянно хотел как лучше, но всегда выходило, как всегда. Я виноват? Может, если б не эта безысходность сейчас, если б не эта массовая подавленность в душе, если б не это противное ощущение одиночества, которое давит на грудь с того момента, как я предал Лену, может, если не это все, то я позвонил бы ей. Позвонил бы и сказал, как я скучаю, как скучают ребята, как все мы хотим ее возвращения, как все мы хотим видеть ее улыбку…Нет. Я сейчас — бесхребетен. Я сейчас — робот: заведи меня, и я сделаю все, что ты скажешь. Твоя вещь, твоя игрушка, без батареек…
За один прыжок оказавшись на сцене, я быстро добрался до барабанной установки и сразу же схватился за палочки.
Магия музыки пронзила меня после первого же удара, я почувствовал неимоверный прилив сил. Мне стала нравиться моя жизнь, мое настроение…
— Good morning, day. I’m sorry, I’m not there. All my favourites friends finish in the air… — Я с шумом выдохнул и выдал дикий брэйкдаун, что аж мурашки пробежали по спине и на лбу проступили маленькие капельки пота. Соленая капля выскользнула из левого глаза и быстро исчезла на полу, разбившись на тысячи осколков. Я зажмурился и слабо улыбнулся, задавая легкий ритм. — It hard to fly, when you can even run…
— Эй, говно! Ты чо, лимон съел?! — ко мне стремительным вихрем веселья и позитива подкрался Леха. Я отвернулся, дабы он не увидел на щеке мокрый след от слезы и сжал зубы плотнее, начиная играть быстрее и сложнее.
— Нет. — монотонно выдал я, закончив брэйк. Леха рассмеялся, похлопывая меня по плечу.
— Значит, говна!
Внутри меня все сжалось, я застыл на секунду, а потом…рухнула стена ожидания! Проснулся настоящий я! И смех полился нескончаемой рекой, переливаясь на солнце! И стало вдруг так тепло-тепло на душе, как будто увидел Ленину улыбку…
***
— Вот так вот все и было! — я перевела дыхание и с интересом заглянула в глаза Риду. Он хранил загадочное молчание и хитро улыбался, поглядывая на меня, как лиса на сыр. Стало не по себе, я уже успела пожалеть, что рассказала ему все.
— Не бойся. — он вдруг положил на мою голову руку. — Я никому не скажу.
Я обомлела, сидя с открытым ртом стала глотать воздух, как рыба, и с широко раскрытыми глазами смотреть на мужчину. А он, меж тем, поднялся на ноги, отряхнул штаны и обворожительно улыбнулся, подавая мне руку. Я приняла его благородную помощь, приняла его сострадание и милосердие, дабы облегчить тяжкий груз непонимания.
Рид потянул меня вверх, но я, как обычно, зацепилась краем платья за торчащий из травы кусок арматуры и упала на колени, схватившись руками за штаны парня.
— Так-так-так… — Мэтт не переменился в интонации, как был змеей, так и остался, только теперь к этому добавилось еще рычание и зловещий блеск в глазах. Он окинул взглядом сначала Генри, прикидывая, видимо, куда будет бить, а затем и меня, видимо, за тем же…
Я быстро отлипла от Рида, заикаясь и пытаясь сказать что-то, но тот присел рядом со мной и приобнял за плечи.
Время остановилось.
Все замерли: я, Рид, люди, столпившиеся за Мэттом и сам Уолст. Но, тут же придя в движение, он подлетел ко мне и, водрузив меня себе на плечи, пустив в Рида испепеляющий-убивающий-уничтожающий-насквозьпрожигающий взгляд, пошел, по всему мною видимому, в дом.
— Пусти! Мэтт! — я колотила руками его спину, в надежде на побег, но все было напрасно: Мэтт опять включил в себе мужчину и обиду заодно.
Я не бросала безнадёжных попыток обрести свободу, попутно успевая читать Уолсту нотации на счет его поведения и отношения ко мне. Но он, похоже, вообще не слушал ничего.
Мужчина быстро поднялся вверх по лестнице, в свою комнату, швырнул меня на кровать и направился к двери.
— Мэтт! Мэтт! МЭТТ! А НУ СТОЙ, СУКА! — я билась в истерике на кровати, беспомощно колотя руками ее изголовье. Вставать мне не хотелось, это было бы проявлением моей слабости, поэтому я сидела на, поджав ноги, и умоляюще смотрела на Мэтта, который замер в дверном проеме, и теперь так эпично был оттенен светом из коридора, и тень его падала на мое лицо, эта зловещая тень.
— Я сказал — сиди тут. — он закрыл за собою дверь на замок, и удаляющиеся шаги его привели меня в неописуемое бешенство. Он накосячил, я попыталась исправить, и я же еще и виновата?!
Детская обида теперь терзала меня, терзала, как лев свою добычу, не давая вдохнуть спокойно. Я ревела навзрыд, захлебываясь и размазывая по лицу слезы-сопли-слюни.
В конце концов, более или менее успокоившись, я откинулась на подушку и стала думать, что мне делать теперь.
Мысли выстроились в логическую цепочку уж как-то слишком быстро, оттого-то я и подумала, что глоток вискаря на подиуме был лишним.
Соскочив с кровати со скоростью света, я быстро подлетела к двери и подперла ее стулом, а затем закрыла окно, завесив его шторами. И со спокойной душой и чувством удовлетворенности в ней вернулась на кровать, вернулась к своим мыслям, раздумьям и мечтам.
***
Я зажался в угол зала, наблюдая за тем, как парни бегали перед Максом, который держал в руках камеру.
Импровизированная игра Кости меня приводила в детский восторг — я никогда еще не видел реальных рокеров так близко. Никогда я не был ни на одном концерте ни одной группы. Ни разу.
И вот, настал момент истины: Макс сосигнализировал, что пора заканчивать, парни послушно остановили игру и кривляние на камеру, менеджер выключил эту самую камеру, а на сцену поднялись девушки — сейчас будут самые жаркие кадры и дубли.
К микрофону встала Вика. Это я парням посоветовал. Не говоря больше ни слова, бросил монотонное «Поставьте Вику, Лена будет в бешенстве» и красиво ушел в закат.
Девушка посмотрела на меня, поправляя свою короткую футболку, которая успела обтянуть все ее прелести, и послала мне воздушный поцелуй. Я быстро поднял руку, сжал ее, будто бы поймал эту воздушную гадость, и бросил на пол, потом растоптав носком ботинка, а затем, для полного эффекта поражения Вики, потер руки сначала друг о дружку, а затем об одежду.
Ее лицо в миг переменилось, все мускулы на нем напряглись, она пыталась сдерживать свою злость. Но меня это мало волновало, я теперь разглядывал увлеченный взгляд Андрюхи, который, откровенно говоря, пялился на Анин зад. А она, меж тем, разговаривала с Яной, о чем, я, увы, а может, и к счастью, не знал.
Макс удобно расположился на стуле, включил свою импровизированную камеру, дал знак для танцев девчонкам и, улыбнувшись, посмотрел на Вику.
Парни сразу же принялись обсуждать сие действо, а Вика, собравшись с духом, раскрыла рот, запев.
Честно, я еле сдерживался, чтобы поток моего смеха не смел все на своем пути, поэтому тихо хихикал в ладошку, опуская глаза и иногда их закатывая.
Макс остановил запись, поднялся на сцену и начал что-то вдалбливать девушкам, пока я валялся на полу, хватаясь за живот и, задыхаясь, гоготал как зверь.
Парни, быстро смекнув, что у меня тут весело, переметнулись ко мне, на одну скамейку, и мы вместе стали наблюдать за тем, как Макс дает второй старт.
Девчонки начали танцевать, Вика начала петь, я начал ржать, парни начали угарать — полная идиллия. И только Макс был недоволен, впрочем, как всегда…
— Кто так танцует?! — орал он, расхаживая по сцене и раздавая девушкам подзатыльники свертком бумаги в руке. — Кто так, блять, танцует?! Где ваши жопы?! Чо вы их втянули, как доски, ептвоюналево?!
Теперь и Паха подхватил мой флешмоб здорового смеха, и мы на пару стали ржать, как два коня, брызжа слюной из стороны в сторону, сопровождая это все криками и тяжелым дыханием в перекурах.
— Что, весело вам, ребятки? — пророческим голосом заговорил Леха, который нарисовался у нас за спинами. Мы кивнули и засмеялись еще громче, хлопая себя по коленям и вскрикивая «Оп-ля!». — А нам этот «шедевр» еще Лене отправлять…Вы бы не ржали, а помогли как этим курицам, а то так нам товарища не вернуть…
— Товарища… — сиплым от смеха голосом прошептал Паха, заливаясь еще больше. Я поддержал друга, сквозь смех выдавив «Товарища«…
— А ведь Леха прав, — с уклоном в сердитый голос быстро проговорил Костя, подсаживаясь ближе. — Режиссура — на нуле, актеры — хуже того, музыка — не айс, текст — не цепляет. Обстановка и ситуация в целом — все плакуны мира нервно курят в сторонке от зависти…Вообщем, врагу не пожелаешь!
Мы с Пахой вдруг резко замолкли, зал погрузился в мертвую тишину.
— ЧО ТЫ ВИЗЖИШЬ, КАК КАСТРИРОВАННЫЙ МОРЖ-ТО?! — раздался крик Макса…