Дотянуться До Звезд

„На концерт-то придешь?“ — я улыбнулась, рассматривая дисплей телефона и гладя себя по волосам. Под боком сопел Мэтт, от чего на душе было светло и совсем не хотелось ехать ни на Какой концерт. „Как только — так я сразу на сцене…“ — я сбросила ответ, раздался стук в дверь. Я прикрылась одеялом, бросив небрежное „Войдите!“. Дверь распахнулась, показались рыжие волосы, зеленые глаза блеснули в утреннем свету. — Как только она…Шагом МАРШ!!! — Паха оскалился, рассматривая мои обнаженные плечи. Почувствовав себя неуютно, я накинула на них мэттовскую футболку. — Ты что тут забыл?! — Ну, утро доброе! Как вижу я, здесь полный пиз…Пизанскую башню глянуть заглянул! Я покрутила пальцем у виска, и бросив гневное „Выйди!“, начала одеваться. *** Сидя за стулом в гримерке, я молча пялилась в потолок, без посторонних и отвлекающих движений изображая из себя труп. Только все начало налаживаться, и на тебе — письмо! «Мне сейчас не удастся справиться с волнением, ведь я понимаю, что если ты читаешь это — ты либо ненавидишь меня полностью и бесповоротно, либо просто не понимаешь, что происходит, либо догадываешься о чем идет речь, либо все сразу. Мне трудно держать это в себе, многие меня не понимают поэтому, но я живу, „страдая по тебе“, вот уже три года. Да, это звучит отвратительно! — наверное, думаешь ты. Что же, в таком случае я тебя прекрасно понимаю, ибо зеркала часто вижу. Почему я решился написать это письмо? Внезапный приступ смелости, нужная песня и желание что-то кому-то доказать сделали свое дело. Вообще, дело не столько во мне, сколько в тебе. Наблюдая со стороны за тобой, твоим поведением и характером и всем остальным, меня невольно толкнуло на мысль, что ты ведома. Ты идешь за мнением друзей, поддаешься их влиянию, и сама не замечаешь, как теряешь свое собственное мнение. Ты стараешься казаться лучше, чем ты есть, но ты и так хороша. Ум, харизма, голос — что еще нужно для счастья? Разве только капля снисходительности и парочка граммов сочувствия. Скажи, ты тоже будешь смеяться, если смеяться будет, скажем, весь класс? Да? Это устарело. Подражание и пародирование чужих мыслей и действий теперь вызывает рвотный рефлекс. Нет? Мои аплодисменты! Это великолепно! Ты — не стадо, и это отвратительное стадное чувство не стоит у тебя на первом месте. Я до сих пор не могу понять, я неприятен тебе настолько лишь потому, что неприятен Максу, или, все же, я ужасен до ряби в глазах? Если это — неприязнь ко мне — все-таки мнение Макса, которые ты приняла, как должное, только лишь потому, что я когда-то там тебя любил, то забудь об этом и наконец живи спокойно — мое сердце занято только мной и ни кем более. „Я вас любил: любовь еще, быть может В душе моей угасла не совсем. Но пусть она вас больше не тревожит, Я не хочу печалить вас ничем. Я вас любил безмолвно, безнадежно, То робостью, то ревностью томим. Я вас любил так искренне и нежно, Как дай вам бог любимой быть другим!“ — этот стих надолго врезался в мою память, ведь он так близок мне по духу. Пхах. Ты можешь смеяться над этим, ты можешь восхищаться моей смелостью, или глупостью, или безрассудностью. Или тебе может быть все равно. Я понимаю. Кто я такой, чтобы любить тебя? Не дорос ни телом, ни душой. Не знаю, как выразить свои чувства на на бумаге — пишу в первый раз такое письмо. Мне бы много о чем хотелось поговорить с тобой, сыграть пару боев в WoT, сыграть в — 5, поговорить о новых дэткор группах, но нужно ли оно тебе? Полагаю, что нет. Полагаю, что ты думаешь, что я не способен и глуп. Твое право. Возможно, что тебе будет целиком и полностью безразлично на это письмо, и ничего, в общем-то, не поменяется. Ну или ты снова будешь меня игнорировать, только уже много больше и хладнокровнее. Так, что я могу засомневаться в своем существовании. Ладно, не суть. Важно, чтобы ты поняла: 1. Ты — сама себе хозяйка, голова и госпожа. Не слушай никого, придерживайся только своего мнения. Не лицемерь и не части с безразличием. 2. Можешь не париться. Я есть, меня нет — тебе было, есть и будет плевать, полагаю. Но мне бы было приятно, если бы мы могли общаться. 3. Я сегодня уезжаю. Как бы ни было прискорбно мне и грустно, но это действительно так. Наверное, ты либо рада, либо безразлична, либо…Ну, даже не знаю, что может быть еще. Ладно. Буду надеяться, что тебе будет хотя бы жаль. Я не говорю, что влюблен до сих пор, не смею говорить, не хочу. Но… Мне все-таки удалось рассмотреть цвет твоих глаз! Знаешь, я не поэт, но — Прекрасен был момент тот встречи взглядов. Взыграла гордиливо смелость. Чертоги двух загадочных оврагов Всю зеленою этой перебили серость. Дышать на миг мне стало трудно. В глазах мелькнула грусть. Тоска немая мне сковало тело — В зеленые чертоги тех оврагов Не вернусь! Странно, но раньше я и подумать не мог, что у тебя такие необычные глаза. Вдохновляет. Ну, что же, моя не то что гневная, не то что печальная тирада подошла к концу, и я не смею более отнимать этим твоего времени. Прощаюсь с тобой, возможно, навсегда. Что же. Приятно было знать тебя и пару раз здороваться с тобой. Прощай, и помни: Listen to your head, Remember who you are. С уважением и наилучшими пожеланиями – Я.» Я усмехнулась, смахнув с щеки холодную слезу. Мне вдруг стало так противно дышать, что непомерное желание опустошить бутылку вискаря овладело мной с ног до головы. Концерт уже кончился, Макс пару часов назад принес почту от фанатов из России, среди которых я сразу нашла это письмо — оно приглянулось мне. Обычное письмецо, на пять страниц, упакованное в маленький белый конверт, который ни чем не выделялся на фоне остальных, но так трепал мою душу… Я с трепетом развернула его, вынимая заветные листы, которые успели пожелтеть… Что это? — мелькает в моей голове, но я отключаю логику, доверяясь зову сердца. Миша, это…ты? Так много мыслей сразу начали давить на мою голову, что сопротивление становилось слишком большим, от чего меня клонило в сон. Гримерка опустела, ее серые стены молча добивали меня, мою тишину вокруг, и это письмо, которое я держала в руках и беспорядочно бегала глазами по этим пронизанными болью строками…Это вгоняло меня в состояние ностальгии, той ностальгии, которую я хотела забыть навсегда, отправив вместе с этим письмом свой крик души… *** — Может, не стоит? — девушка потерла красные щеки и спрятала конверт за спиной. — Может, они и правы. Может, он такой же бесчувственный, каким его считают остальные, а я так и останусь никем в его глазах… Она обреченно вздохнула, посмотрев на свои ноги — этот взгляд, полный надежды и в то же время безразличия… Нет. Так не пойдет. — Эй, Лен? Ну так? Мне передавать? — Да. — рука дернулась вперед, письмо с легким шорохом выскользнуло из ладони и скрылось в складках кофты. — Передавай. Только скажи, чтобы читал один. — Хорошо. — все разошлись. Прозвенел звонок на урок. Девушка нехотя поплелась в кабинет, еле переставляя ноги. Голова нещадно гудела, от чего все внутри трепыхалось и было готово вывалиться наружу, но она умело держала это в себе, не подавая виду, что что-то не так. Урок длился вечность, это постоянное ожидание — прочтет/не прочтет — так терзало сомнениями душу и ум… Если бы кто-нибудь, хоть кто-нибудь знал, какого это… — мысленно сокрушалась Лена, кусая сухие губы, сдергивая зубами кусочки кожи и слизывая свою собственную кровь. — Если бы кто-нибудь знал, как это сложно… Она не следила за ходом урока, ее вниманием завладел только тот факт, что ничего уже изменить нельзя. Ничего уже не вернешь назад. И если ты решил, то нужно идти до конца! .. Очертания предметов и одноклассников размылись тонким слоем, пытаясь стереться, как страшный сон, и теперь все мигало черно-белыми тонами, полосами и кругами, пытаясь свести с ума моментом ожидания… Звонок разрезал воздушную гладь стремительным свистом, от чего голову будто бы пронзили острием копья, девушка, быстро собравшись, вылетела из кабинета, не записав ни домашней работы, не подняв за собою стул, не попрощавшись ни с кем… Лена со скоростью света накинула на себя шапку, рюкзак и, прихватив куртку, ринулась домой. На улице стоял ноябрь — вокруг лежал замерзший на холодном ветру снег, а лед под ним заставлял оступаться и иногда поскальзываться… Ветер обдувал красные щеки, холодил открытую шею, торчащие локти… Девушка шагала спеша, торопясь уйти от школы как можно дальше, как можно дальше унести с собой противное чувство ожидания, стараясь не кричать от разрывающей на части боли, стараясь не плакать от всемогущих соленых слез, что рвались наружу при каждом удобном случае сегодня… Прохожие косо оборачивались на торчащую из-под шапки светлую челку, и голубые глаза, что блистали безумием. Но Лену это ни чуть не смущало, она продолжала молча, тяжело дыша, переставлять ноги так быстро, как только могла. Ей не хотелось срываться на бег, подтверждая свою слабость, поэтому она все же шла, молчаливо и гордо, опустив взгляд под ноги, думая о своем. Дома ее никто не ждал, поэтому девушка, собравшись, ушла к своей бабушке. Но и у нее было пусто. Поняв, что она предоставлена сама себе, Лена загрустила, в голове что-то резко кольнуло, она упала на диван и заснула мертвецким сном. „Как мило было с твоей стороны… — она шла по заброшенному коридору школы, со всех сторон слышался шелестящий тихий голос. Девушка все время вертела головой и каждую минуту оборачивалась посмотреть, нет ли кого за спиной. Но там никого не было. Ни-ко-го. — Кто здесь? — Лена приоткрыла дверь кабинета химии, разящий и стойкий запах серы ударил в нос, девушка пошатнулась, схватившись за стены продолжила свой путь, углубляясь в кабинет, пошатываясь. — Я… — голос слышался со всех сторон и пытался свести с ума собой, но Лена понимала, что он знаком ей, что это кто-то очень или до боли знакомый или близкий… Она остановилась, замерла на месте, резко подняв голову вверх — его серо-зеленые глаза засветились, силуэт порхнул вниз, словно снежинка, и тоже застыл. — Ты? — Лена удивленно изогнула бровь. Парень кивнул. — Да. Я. — его голос больше не был призрачным, а стал прежним, низким и картавым. Девушка улыбнулась, складывая руки на груди и поглядывая на своего собеседника. — Ты чо в моем сне забыл? — Это мой сон. — возразил Миша спокойно. — Нет. Мой. — Лена тоже не хотела сдаваться. Она наклонилась вперед, их взгляды столкнулись. — Не-е-ет, — насмешливо процедил парень, целуя девушку и быстро исчезая в воздухе. Его голос вновь стал призрачным. — Мо-о-ой… — Черт! — Лена кинулась прочь из школы, как только она выбежала из кабинета химии — дверь захлопнулась. Она кинулась вниз по лестнице, желая добраться до главного выхода, но и там двери были заперты. — Я читал твое письмо! — с насмешкой прошелестел голос, который теперь неимоверно бесил. Проведя рукой по светлым волосам и убрав их в хвост, чтобы не мешались, Лена ринулась искать открытые окна на первом этаже школы. — Чо дальше?! — Как ты…пхах…неразборчива в выражениях! — с восторгом отвечали ей, когда она тщетно пыталась выломать дверь в раздевалку. — Что это был за тон?! Что за стиль повествования?! Что за сопли?! Что за романтика?! Ты упала в моих глазах…И… Голос кружился в голове, в мозгу, разливался по телу неприятной дрожью, отчуждением и болью, но девушка не оставляла попыток покинуть школу, все еще ища открытую дверь на первом этаже. Но открытых дверей на первом этаже не оказалось. Как и на втором. Единственное открытая дверь осталась только на третьем этаже — кабинет английского языка. Лена бездумно шагнула внутрь, послышался хлопок — дверь закрылась. Бежать некуда… — Заткнись! — она никогда так не разговаривала с Мишей. Она вообще так никогда не разговаривала. Парень снова проявился, всего в паре метров от нее, и, скромно улыбаясь, стал медленно подходить. — Не приближайся! — Лена шмыгнула к открытому окну и одной ногой высунулась из него. Миша продолжал к ней подходить, словно не замечая угрозы самоубийства девушки. Она посмотрела с надеждой на его пустой взгляд, и кинулась вниз, крича“. — НЕ-Е-ЕТ! — глаза широко раскрылись, девушка присела на кровати, потирая их и рассматривая свои руки. Свои целые руки. И ноги. И саму себя. Она была жива. Фуф. На следующий день Лена решила не идти в школу, чтобы подтвердить слова, написанные ней самой в письме к Михаилу „Я сегодня уезжаю. Как бы ни было прискорбно мне и грустно, но это действительно так. Наверное, ты либо рад, либо безразличен, либо…Ну, даже не знаю, что может быть еще. Ладно. Буду надеяться, что тебе будет хотя бы жаль.“ — она усмехнулась, ее ждал увлекательный день рождения, так нежеланный ею. Ведь никакой радости он ей не приносил уже давно. С тех самых пор, когда она, собственно, влюбилась. Лена тяжело вздохнула, перечитывая электронный вариант своего письма и утирая скупые слезы. Я ухожу. — подумала она. — Я ухожу из твоей игры. *** Я тяжело вздохнула, сворачивая письмо и доставая телефон. Это не требовало немедленности, но мне все же захотелось позвонить ему. Узнать, почему именно сейчас, почему именно сейчас он решил написать мне, моими же словами, причиняя тем самым неимоверную боль… — Алле! — послышался уже успевший стать незнакомым голос на другом конце телефона. Я затаила дыхание, слезы потекли по щекам. Ничего не изменилось — тот же тембр, та же картавость… — Твое письмо… — только и смогла вымолвить я, прежде чем всхлипнула.