Дотянуться До Звезд

— YOU GOING DOWN! DOWN! DO-O-OWN! — я сжимала микрофон в руках с такой силой, что он успевал поскрипывать. Я глянула назад — ребята усиленно играли, а я… Мимо меня проносился Леха, задирая футболку на себе, Костя, поднимающий гитару высоко над собой, Паша отжигал на ударных, как обычно, а Макс стоял на бэк-стэйдже и как и в тот раз улыбался. Только кое-что успело измениться — на этот раз он был чертовски пьян. Парни не разговаривали со мной вот уже второй день, потому что, видите ли, это я виновата в том, что Макс начал пить… А у меня и без этого проблем было навалом — родители пару раз звонили и говорили, что им не нравится мое творчество, цепочка кулона опять порвалась…а Мэтт…опять исчез. Сколько раз он может вот так вот просто брать и исчезать? Он думает, что я просто фанатка, которая будет ждать его вечность? Нет. Он ошибается, если думает именно так. Я готова была сердце отдать за него, за его поступки. Я готова была душу продать за него! За его ошибки! Мое сердце лихорадочно стучало, кровь пульсировала в висках. Мимо пронесся Андрей, выхватив у меня микрофон. Я сделала шаг назад и, запутавшись ногами в проводах электро-гитары Лехи, приземлилась на пол. Парни словно и не заметили моего падения. А я, меж тем, не спешила вставать. Все эти пару дней я прибывала в глубочайшей прострации. Моя бесконечная депрессия вгоняла в тоску всех до единого, вот еще поэтому со мной никто не хотел иметь общих дел. На записи и автограф-сессии ребята ездили без меня, пока я отсиживалась в номере, в ванной, с канцелярским ножом. Что остался у меня с девятого класса. Помню, мне тогда было так больно, гадко и горько, что я резала свои руки без остановки. Неглубокие порезы давали на удивление много крови. Мои руки буквально были залиты этой красной жижей, которая позже густела и превращалась в желе, в маленькие кусочки желе, которые я аккуратно слизывала и с дикой ухмылкой на губах с удовольствием глотала. Я тогда ведь не кровь свою глотала. А ненависть заодно. И боль. Эту жгучую боль, которая жгла меня изнутри, не давала мне свободно дышать. И днем и ночью преследовала меня везде, где только можно было — в обычных повседневных вещах, словах, поступках, людях… Я прикрыла глаза. Еще пару дней назад мы засыпали с ним на одной кровати. Делили с ним одну постель. Спали рука об руку, прижавшись друг другу всем телом, ощущая собственный жар. А теперь.. Теперь меня не греет ничего. Ни солнечный скудный свет, что пытался пробиться сквозь пелену туч. Ни теплый ветерок, который сбивался с ритма и дул как сумасшедший, больно жаля по рукам и открытым ногам. Как было неприятно… Проснулась, сладко потянулась, зевая, не спеша огляделась по сторонам — никого. Кровать вдруг сделалась слишком большой для меня одной, слишком пустой и слишком холодной. Одеяло, скомканное, валялось на полу, вместе с запиской «I’ll be back». От чего я не верила этим наскоро начерканным словам? От чего? От чего меня подташнивало и в воздухе летал слабый запах лекарств? Боже…Как было неуютно, обхватив себя руками, поджав колени, смотреть в одну точку, ожидая, что дверь вот-вот раскроется и в нее войдет Мэтт. Но дверь не спешила раскрываться. И Мэтт не спешил входить. Почему он исчез, ничего мне не сказав? Почему я была последней, кто узнал? Мне становилось тошно от малейшего колебания воздуха, я не могла пошевелиться и так и сидела на кровати, уставившись в одну точку. Все фальшиво. Мне хотелось рвать и метать, не оставляя на своем пути ничего после, но если бы я только могла… Казалось, что все — пустота внутри меня обосновалась прочно и теперь я пуста. Я полая внутри. Мои слезы исчезли. Они просто кончились. Ведь я все потратила на Мэтта. Все. Я сжала зубы до противного скрипа, будто бы железной вилкой поскребли фарфоровую тарелку. Дышать вдруг снова стало тяжело. Подняться на ноги я все еще не могла. Да и не хотела. Мысли копошились в голове, давя на мозг и черепную коробку. Казалось, что мне всадили кол в грудь, и на том месте, где должно было быть сердце, сейчас зияет огромная дыра. Ну зачем же все портить еще раз? Я закусила губу до крови, нахмурив брови и закрыв глаза. Все внутри клокотало и было готово взорваться в любую секунду, но я умело сдерживала поток эмоций, кусая сухие губы в кровь. Та пустота, которую я ощутила, увидев пустую кровать… Она теперь была такой же и в моем сердце. Я бы никогда не хотела пережить это чувство снова… Все это ужасно. Ужасно больно. Все это. Ко мне подлетел Андрей и, подняв на ноги, всучил микрофон со словами «пой». А в чем меня считали виноватой ребята? В том, что я не люблю Макса? В этом? Но… как же то, что… Ах, это было еще ужасней! Это было ужасней вдвойне! Это чувство предательства… Это ужасное чувство, терзающее сердце…Мое и без того потрепанное сердце… — Я ДУМАЮ, ЧТО ЭТО МНЕ НЕ ПОНАДОБИТСЯ! — бунтарь во мне не желал так просто сдаваться. Я ослабила хватку и, замахнувшись, занеся микрофон над головой, ударила его оп пол, что есть мочи. Звон пронизывал каждую клеточку моего тела. Каждую клеточку он пронизывал насквозь, давая почувствовать ту боль, ту боль и отчаяние, которые были не чужды мне с рождения. Толпа зажала уши, стараясь спрятаться от этого противного и зудящего звука. Я глянула назад — парни тоже нажимали уши, как могли. Все кричали, будто бы мы летели в самолете, который стремительно падал. И только я стояла по среди сцены, глядя в небо, дыша, будто бы до этого мой рот был заклеен скотчем. Будто бы до этого на мою грудь давили цепи, не дающие сделать лишнего вдоха. Меня забавляли их скорченные от ужаса лица — все кричали так, как будто их кишки наматывали на стальное лезвие ножа. В моих глазах все давно плыло, будто бы я была в дурмане, будто бы в них налили воды. Будто бы у меня появились слезы, которые теперь беспрестанно текли по щекам… Мне казалось, что в каждого человека словно демон вселился — рога, как у самого Сатаны, черные затуманенные глаза, которые будто бы сквозь меня смотрели, когти, которые казались нереально длинными, клыки, с которых словно капала слюна… Я посмотрела на свои руки — в бреду они показались мне ужасными и отвратительными лапами. А я сойду за Сатану? Я захохотала, падая на колени у самого края сцены. Толпа подхватила мой смех дружными криками. По жилам потекла ледяная кровь… — МНЕ АД МЕРЕЩИЛСЯ РАЕМ! КОГДА РЯДОМ МЫ БЫЛИ, ВМЕСТЕ! — я вскочила на ноги, выкрикивая строчки песни в зал, срывая голос на крик, на истеричный крик, который местами переходил в визг, и совсем пугал… Меня воротило от каждого слова, я готова была прямо здесь и сейчас упасть, и больше не встать. Но концерт продолжался. Ребята, не сговариваясь, играли следующую песню. И так по кругу. Песня — слова. Слова — песня. — ТОКОМ ПРОБИВАЛО МЕНЯ КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА ПРИКАСАЛСЯ КО МНЕ ТЫ! МЕНЯ РАЗРЫВАЛО НА ЧАСТИ ВНУТРИ, НО ЭТО ПРОТИВНОЕ СЕРДЦЕ… — меня уже никто не слушал. Все давно разошлись. Им осточертело слушать крик обезумевшей в край девчонки. И что? Ребята? Вам стало страшно? .. Я рухнула на колени, на железный лист, и не рассчитав силы, сильно содрала кожу, похоже, разбила одно колено. Теплая кровь потекла по ноге. Стало даже немного приятно. Холодный дождь, что все-таки получил в распоряжение небо, теперь хлестал меня так, как будто это был его последний раз. И я терпела, сжимая губы до посинения. Что это? Это…конец? Я без сил упала на спину, поджав ноги под себя. Размазав по лицу кровь, я тихо застонала. Боль не казалась теперь мне таким уж важным фактором. Воздух гудел от звона разбившегося микрофона. Что мне будет за это? .. — Не оставляйте меня, ребята… — я с трудом выдохнула и, перевернувшись на бок, отдалась раздумьям и холодным дождевым кнутам, что оставляли после себя на коже красные следы, будто бы меня и вправду били. *** — Я падаю вниз, словно первый снег. Дышать мне мешает солнечный свет. Я таю невольно, не касаясь земли… — я лежала на сцене, нашептывая строки песни, которую сочиняла на ходу. Послышались чьи-то шаги, я не шелохнулась. Меня не радовала перспектива делить с кем-то свое одиночество, мне и так неплохо лежалось и мерзлось под проливным дождем. — Лишь губы шептали тебе «Помоги«… — Эй! — это был Паша. Его голос я знала наизусть. И сейчас он был крайне взволнован и несобран. Неужели испугался? Мне вот что интересно — почему тот, кого я всегда считала врагом, теперь рвется помогать мне и спасать меня? — Ты в порядке? — Я падаю вниз, словно первый снег…Дышать мне мешает солнечный свет… — я попробовала выдохнуть и закашлялась, потерпев неудачу. Что было в этих строках? Доля правды? Возможно. Что было в этих строках? Ненависть ко всему живому? Нет. Скорее, отчуждение. Не чуждое, скажем, волкам. Они сбиваются в стаи. А избранные становятся одиночками. И какая же судьба ждала меня? — Эй, ты меня слышишь? — парень присел рядом со мной на корточки и осторожно перевернул на другой бок. Мое тело покрылось тоненькой корочкой льда. Не май месяц. Ноябрь. Паха погладил мои заледеневшие и ставшие сосульками волосы, я не шевелилась. Мне были приятны его прикосновения. Ведь он единственный, кто решил узнать, как я. Как я? Плохо. На мозг давят различные мысли, и груз ответственности сжимает сердце. Ответственности за что? За все, что я успела натворить. — Ты в порядке? — настойчиво повторил парень. Я через силу кивнула, голову сразу же пронзила резкая боль, будто бы звон от разбитого микрофона еще остался… *** — Ну так что насчет букета? Да срать я хотел на то, что у вас нет пионов! Пусть будут! Да! Сколько?! Блять, да! Везите, суки! — я расхаживал по номеру, нервно куря сигарету. Сука, курьеры, бляди, не хотели ехать в другой штат, поэтому мне заоблачную сумму за букет пришлось заплатить. Чего не сделаешь ради любимой…Отработает. — Успокойся, Мэттью, это же всего лишь букет! — спокойно сказал Брэд, который сидел на кровати и разглядывал каталог свадебных платьев (ШТА?!). — Ты бы лучше так о кольце беспокоился. Или о том, что она не согласится! Ва-ха-ха! — Пошел бы ты… — я скопил слюну во рту и схаркнул ее в плевательницу. Я и правда очень нервничал. Уже два дня прошло, идея с моим «гениальным» розыгрышем скоро должна была осуществиться, и я понятия не имел, согласится она или ответит отказом. Я даже думать не хотел об этом «Нет»! — Вот, смотри, думаю, ей пойдет, — Брэд протянул мне каталог и дьявольски улыбнулся. — Мило, — сухо ответил я, рассматривая наряд. Присев рядом с братом, я стал листать каталог. Ничего на ум особо не лезло, никаких идей, к сожалению. Мне казалось порой, что я просто ребенок, который не совсем ту игру выбрал чтобы развлечься. Меня все чаще изо дня в день стали посещать мыслишки о переезде в Россию. В последний раз, когда мы виделись с Леной, она упомянула о том, что неплохо было бы жить в России. И я тогда охотно согласился, ибо у кого сиськи, тот и…То есть, ибо чьи аргументы более весомы — тот и прав. Я засмотрелся на одно из платьев, представляя, как оно будет выглядеть на Лене — пышная бальная юбка цвета шампанского, усеянная будто бы снежинками, красивый корсет, расшитый бисером, прозрачная фата на голове, прикрепленная туда какой-нибудь заколкой …М-м-м…Сказка! — Корсет не на шнуровке выбирай только, — подытожил Брэд, расхохотавшись. Это был второй раз в жизни, когда я захотел его ударить. Первый был тогда, когда после одного из концертов он отобрал мой букет. Пхах. Хотя с другой стороны он прав. Ибо не любил я все эти сложные бантики-шнурочки!.. Да и справляться с ними у меня особого желания не было. — А ты чо такой веселый? Жизнь хорошая настала? Ща исправим! Ноги в руки и бегом со мной за платьем! — Брэд в секунду посерьезнел. «Аля-пиздос» было выражением его лица. Я усмехнулся, потирая руки. Совсем скоро… Ва-ха-ха! Совсем скоро состоится этот долгожданный розыгрыш и свадьба! Совсем скоро, возможно, я получу в торец за то, что смылся, не предупредив, да и за сам этот «розыгрыш» отхвачу не мало…