Жизнь вопреки смерти.

Его глаза медленно вбирали упорядоченное движение солдат и жителей базы на Нирауаду. Известие, что дальний патруль заметил приближение флотилии из нескольких ИЗР класса "Виктория" и одного ИЗР "супер–класса", подняло на ноги всех до единого, вне подготовки к эвакуации не остался никто. Пилоты истребителей готовились к вылету, были вызваны корабли поддержки с Дальних рубежей. Вейдер ходил мрачнее некуда, косясь на своего "зама", словно за недолгое время тот стал ему врагом номер один. Но, тем не менее, подготовка шла своим чередом, несмотря на напряжённые отношения между Халеном и лордом. Люк наблюдал, как в шаттл, который унесёт вскоре всех женщин и детей с базы в безопасное убежище, вошла Лея, в последний миг обернувшись к вышке, где стоял он. Брат "притянул" это ощущение ближе: тоска, горечь и безнадёжность. "Береги себя!" – Я верну Хана, или не вернусь. Верь в меня, сестрёнка, – беззвучно промолвил он, послав по их ментальной связи чувство уверенности, которого не испытывал. Чуть уловимо кивнула Лея, в следующий миг растворившись в темноте шаттла. Голубые глаза отыскали высокую фигуру отца, невольно стиснув зубы, Люк вспомнил, как они не так давно летали на Набу – родину матери Люка, где Энакин без всяких утаек открыл сыну правду: как и кем была убита Падме Амидала. Но татуинец не принял это откровение, просто отказавшись верить в него, гневно заявив, что этого не могло быть. – И всё же я это сделал: поклявшись защитить от всех невзгод, принёс ей боль и разбил сердце. – Ты любил её, я видел это! Не поверю, что ты хотел ей смерти! Отец побелел, старый шрам алой полосой перечеркнул белое, как полотно, лицо – и Энакин Скайуокер отвернулся, стиснув пальцами парапет, что отделял веранду и озеро. – Я не знал цены за могущество, Люк, когда присягнул Тёмной стороне. Губы младшего Скайуокера задрожали, но он упорно качал головой, всё отрицая: – Если так, то чего же ты добиваешься, говоря это? Синие глаза глянули на сына через пелену внутренней боли: – Помни мои ошибки и не повтори их, вот мой завет тебе, – и тревога, сильнейшая тревога в самом выражении глаз. Кайл Хален остановился позади выпрямившегося Люка, зная, что он почувствовал доктора, даже когда тот сокрыл своё присутствие. – Вы остаётесь на базе? – младший Скайуокер не обернулся, продолжая стоять в расслабленной позе, наблюдая, как сворачивалась база и вылетали все транспорты, увозя прочь с планеты самое уязвимое звено новой Империи. Её будущее, её основу. – Каким бы я был правителем, если бы убежал прочь без оглядки при первом же признаке угрозы? – Мне говорили, что самомнение – это убийственно. – Если только это самомнение не имеет под собой основы и уверенности, Люк Скайуокер. Я буду ждать исхода этого противостояния, но я не могу выступить против Воскресшего. Сейчас не могу, Люк. А он идёт за тобой. – Почему я? – ярость прорвалась в татуинце, обернувшемуся к Палпатину. – Почему, едва найдя семью, я должен выбирать: смерть или жизнь? Зачем мне встречаться с клоном? Хален глубоко вздохнул, качнув головой сочувственно, больше не играя: – Я понять могу твоё бешенство, Люк, но это и есть гордиев узел, который всё ещё завязан. Ты – точка преткновения, можно сказать, что точка равновесия. Ты – магнит, что тянет и меня "этого", – Кайл показал на себя, махнул рукой за пределы базы, – и меня "того" к себе. Я не обманываюсь, помню, чем закончилась наша встреча на Звезде Смерти 2. Но знаю, что это не тот момент, когда я смогу его осилить. – Он только клон, вы же, можно сказать, его праотец! Я не понимаю, чего вы ждёте! Вы могущественней меня, я же боюсь, боюсь поражения. Как уже однажды было... Не просите меня это делать. Я боюсь, я боюсь. – Если бы ты не боялся, я сказал бы, что ты глупец, – узкая рука коснулась плеча татуинца. Карие глаза обратились к поднимавшейся по трапу Маре Джейд, которая так же, как Лея, обернулась к вышке, вглядываясь в глаза своего учителя. – Ты спрашиваешь: почему не вступаю в бой? Вот она причина, – едва уловимый кивок седой головы в сторону Джейд. – Мара ждёт моего ребёнка, и пока он не родится, я не имею права нарушить этого хрупкого равновесия Силы, иначе всё будет прахом. – Но толкаете меня? – Люк задохнулся от возмущения. – Вот это по ситхски! Дьявол забери меня, вы мастер ловить моменты... – Иначе не стал бы Императором. Это моя суть – делать будущее, мальчик с Татуина. Но то, что я делаю, отдаётся именно по мне, другие же живут дальше, как ни в чём не бывало. В будущем, что изменяю я. – Вы эгоист. – Иначе мне не выжить. Я могу дать тебе только совет. Но готов ли ты его выслушать? Люк глянул на шлейф дыма, оставленный шаттлом, который уносил на другую, более защищённую базу, Мару Джейд. Глаза уловили, как достаточно нежно обнимал хрупкую женщину–пилота Вен Рамин, стоявший возле одного из истребителей. Жизнь. Она продолжалась вопреки всему, словно отгораживаясь от него, заключив Люка в своеобразную нишу, не допуская к нему никаких посторонних чувств, лишних, как выразился бы Йода, чувств, которые были бы грузом. Младший Скайуокер почувствовал себя лишним на этом действии. Душу скрутило болью, промелькнула мысль: а как же тогда справлялся с этим одиночеством Вейдер, который потерял и детей, и своего ангела? Люк понимал, что влюблённость и любовь – это разные вещи, видел это в сестре и Хане. Хан. Кайл стоял рядом, медленно сканируя Люка Силой, чуть отодвинувшись в момент, когда татуинец внутренне возмутился такой несправедливости: кому–то все радости жизни, а он словно ягнёнок на заклании! Вспомнился момент, когда Энакин стоял перед дилеммой того же порядка в зале Сената, стоял перед выбором: свергнуть или присоединиться. И, как его отца, Люка эти мысли тоже терзали. Хален замер, боясь сейчас разрушить этот хрупкий момент даже движением брови, даже звуком дыхания: нельзя давить на Люка, как это было с его отцом. Энакин был стихией, воплощением Силы, его сын – натура ещё более непредсказуемая, но в чём–то и более сильная, собрав в себе все отрицательные качества Скайуокера и положительные – от матери. Смесь гремучая, которая могла вспыхнуть или же угаснуть от неверного слова или действия. – Что это за совет, доктор Хален? – вновь младший напомнил его отца в дни, когда он стал лордом Вейдером. Хален чуть выдохнул, стряхивая воспоминание. – Совет мой таков: дай ему то, что он хочет. Люк постоял ещё некоторое время, ожидая продолжения или хотя бы пояснения, но не дождался ни того, ни другого, резко обернувшись и смотря вопросительно: – И всё? – мальчишка выглядел растерянным. Палпатин улыбнулся отеческой улыбкой, при этом хитрой и уклончивой. – Всему своё время, Люк. Придёт время, и ты поймёшь смысл моего совета. Он тебе пригодится в трудную минуту, верь мне, – уже серьёзно проговорил бывший Император, поворачиваясь, чтобы уйти, когда Люк ухватил его за локоть, возмущённый до крайности. – Да вы издеваетесь надо мною! Что это за намёки? Вы просите меня выступить против противника, который меня сомнёт в мгновение ока, а говорите загадками! – Если бы он мог сломить тебя сомнениями, то давно уже это совершил, – отпарировал Хален, в кои–то веки обратившись к парню на равных. – Но ты стоишь рядом со мной в здравом (может, и не полностью) уме и тобой никто не манипулирует. – Не уверен, – тихо обронил Скайуокер, процедив фразу сквозь стиснутые зубы. Карие глаза хитро прищурились, а крепкая ладонь потрепала Люка по плечу: – Запомни крепко мой совет, он тебе, в самом деле, поможет, мой мальчик. Оставь прошлое прошлому, прости отца, он свои ошибки осознал, ему будет больно, если ты пойдёшь в бой с мыслями, что он предал вас и свою жену. Скорее это меня обвини, я поспешил вбить клин между ними. Слишком рано, но я не учёл, что Йода пошлёт Кеноби для ликвидации его бывшего ученика. Как ты сказал: я могуществен, но не совершенен. Я смог удержать твоего отца на грани смерти, дав ему надежду на будущее. Вот оно – это будущее, – Палпатин обвёл широким жестом долину и бурлившую в ней жизнь. – Это ты, твоя сестра, Ани! А так же твои друзья, даже твои враги. Всё это – и есть жизнь. Я верю в тебя, мальчик с Татуина. Давно уже покинул вышку Хален, солнце клонилось к закату, база тихо прекращала своё бешеное существование. Ощущалось, что решение было принято и обсуждено. Люк продолжал сидеть на вышке, наблюдая за закатом, сложив руки на груди. Тишина. Она окутала его суть, более не давая сомнений, куда лежал его путь. Будущее в движении, юный Скайуокер. Татуинец прикрыл глаза веками и чуть уловимо улыбнулся, глубоко дыша. Он мог бы кое–что добавить, переиначив это утверждение и правило: "Будущее мы творим сами, и выбор только от нас зависит!" Он свой выбор уже сделал, когда принял то, кто и кем являлся его отец. Когда отставил попытки оправдать Вейдера, обелить, просто приняв то, какой он есть: лорд Дарт Вейдер, Повелитель Тьмы, ситх. Но это всё вместе взятое не могло отнять у сына его самую сокровенную суть: Энакин Скайуокер, лорд Дарт Вейдер – это его ОТЕЦ, единственный кровный родственник, кроме Леи и Ани. Люк чуть повернул голову к вошедшему на площадку отцу, остановившемуся позади. – Я ждал тебя, отец. Вейдер присел напротив сына, вглядевшись в открывшиеся голубые глаза, блеснувшие в отсветах последних лучей заката алыми бликами, заставив его сердце на миг замереть и пропустить такт. – Я вижу покой в твоих глазах. – Нет покоя, только умиротворение. Я не стану отворачиваться от будущего, что бы оно ни сулило, папа. – Даже если там поражение? – вопрос прозвучал осторожно. – Даже если оно, – непослушная чёлка упала на лоб, когда Люк утвердительно кивнул. – Я сын своего отца, но всё же не твоё полное отражение. Я свободная личность, но если меня ожидает поражение, то так тому и быть. Любое поражение можно обратить себе на пользу, правильно? Вейдер вглядывался в голубые глаза, которые именно сейчас напомнили ему выражение глаз Падме, когда она принимала окончательные решения и с этого пути её было уже не сбить: – Я тебе такого не говорил. Откуда ты это взял? – Умею быть внимательным учеником, наверное, отец, – в голубых глазах мелькнула лукавинка. А потом сын отбросил веселье, попросив: – Покажи, каково это – быть Повелителем Тьмы. – Люк!.. – Отец, пожалуйста! – в голосе мальчишки прорвались боль и ужас, но он усилием заставил их уйти на дно души. Энакин затратил мгновение на оценку своих сил и сил сына, после вместо ответа вытянув к мальчишке ладони, предлагая сцепить пальцы со своими. – Для этого нужно полное доверие, мой мальчик. Ты готов выдержать этот урок? – в голосе лорда промелькнуло предупреждение. – Оно принадлежит тебе. Энакин задохнулся от Силы, что пробежала ветерком по нему от звучания этих слов. Сын не переставал его удивлять.

***

Это – словно окунуться в ледяную прорубь с сильнейшим течением, которое грозило увлечь с собой и никогда не дать возвратиться. Стихия – как не раз ему говорили про Вейдера. Мощная, практически неуправляемая, но… Но всё же управляемая, он был её сутью, держал полный контроль над своей мощью, только создавая ощущение неуправляемости, хотя контроль был полнее некуда. У Люка перехватило дыхание, когда отец полностью открыл ему доступ к своим воспоминаниям, сняв все щиты, что прежде удерживал. Младший увидел краткие мгновения боёв, где участвовал отец, увидел Оби–Вана Кеноби в молодости, шедшего рядом с отцом и шутившего на какую–то реплику Энакина, увидел глазами отца Палпатина в бытность канцлером. И напоследок увидел мать, которая улыбалась своему мужу так, как никогда не улыбнётся больше никому. А после отец дал доступ к своей боли. И Люка выгнуло от того отчаяния, что испытал отец, давший своей матери, бабушке Шми Скайуокер, обещание, что он вернётся к ней и они увидятся, а вместо этого вынужденный держать на руках умирающее тело женщины, что дала ему жизнь. "Сынок... Мой выросший сынок." Хватит, папа, хватит! Вопль был проигнорирован. И боль вторичной волной взметнулась, захлёстывая, показывая, сколько же потерь обрёл отец, прежде чем стал тем, кто поставил на грань вымирания Орден джедаев. Друзья, клоны, которые для Скайуокера–старшего не были просто мясом в той резне, что развязал его будущий учитель–ситх. Всё ради обновления. О, да! Обновление было и всеобъемлющее, не ограничиваясь жизнью простых существ, но и сметя в сторону старый Орден. Глазами отца Люк следил, как клинком наотмашь полоснул отец по руке темнокожего человека, по виду похожего на Лэндо Калриссиана, отсекая её. Видел обезображенное лицо Императора, принимавшего клятву верности от коленопреклонённого Энакина. Но не клятва делала ситха ситхом, а кровь, которую надо пролить, подтверждая, что былые привязанности более не довлели над тем, кто становится ситхом. – Сделай это, лорд Вейдер, и твоя любимая будет спасена. – Да, учитель. "НЕТ!" – кричал Люк, стараясь отвернуться от будущего видения. "Смотри! – грозно прошептал ментальный голос лорда, принуждая. – Не повтори моих ошибок!" И вместо ужаса Люк почувствовал растерянность, конфликт, который был загнан внутрь, задавлен бушующим адреналином в крови. И предчувствием. Что всё это аукнется в будущем и вернётся стократной болью. Он сейчас жил жизнью отца, чувствуя, что просто плавился от боли и выбора, который будет оплачен чужой кровью, кровью невинных ребят, виноватых только в том, что они были одарёнными и восприимчивыми к Силе. Мустафар стал началом конца или же просто откровением? У Энакина было там время, когда понимание свершённого камнем легло на плечи, выжигая всё уважение к себе, перечёркивая все помыслы, надежды. И то, что мирной жизни ему не будет. Он отдал себя в руки стихии, которая была эгоистична по тому же принципу, что и он сам. И места Падме рядом с ситхом не было. Это по щеке Люка катилась слеза, когда он стоял на балконе, глядя на закатное солнце, когда это понимание обрушилось всей тяжестью на остатки совести и любви. Ты для меня была – Свет, Как ангел во Тьме. "Энакин, у нас будет ребёнок!" Но Тьма сильнее стала! "Я боюсь, что грядёт что–то такое... Эни, я боюсь за нас!" Ты знаешь, я люблю тушь, Под ней не видна ложь. Я ухожу, ты знала! "Энакин! Я люблю тебя! Не разбивай мне сердце!" И ментальная хватка на нежном горле, полный контроль, чтобы не навредить ребёнку, только оглушить, пережав сонную артерию. Мало значило, что там кричал Кеноби, Вейдер знал, что делал. Это понимание обрушивалось каскадом, грозя Люку сломом нервов и души. Но всё же не ругай вслед, Ночью не рыдай, нет. Я ЛЮБИЛ тебя!* И поражение. Боль, что была похожа на душевную, и крик, шедший из самой глубины Вейдера: НЕНАВИЖУ!!! И спина джедая, уходившего прочь, всё более ускоряясь, перейдя на бег. После беспамятство, когда разум отказался уже справляться с такой нагрузкой. И лишь край сознания и воли касался тихой искорки в Силе, что была его ангелом. Жива. Именно эти слова были первыми, что Вейдер сказал гулким басом, потому что гортань была сожжена. Механический бас, раскатившийся по палате. И уже точечный укол потери, разросшийся после осторожно–предупредительных слов Императора до вала, что смёл остатки былого Энакина Скайуокера. "Кажется, лорд Вейдер, в порыве гнева ты убил свою жену. Мне жаль..." Люк упал на спину, когда лорд освободил своё сознание, вновь закрыв себя щитами. Кожа перчатки коснулась залитого слезами лица сына. – Прости, я хотел прекратить это раньше, но ты не позволил, пусть мысленно просил о прекращении этой муки. Всхлип вырвался из сдавленного горла младшего, и он свернулся в клубочек, закрыв лицо руками. – Папа, уйди! – рыдание вырвалось из груди сына, сотрясая его тело. Вейдер стиснул зубы, разрываясь от горечи и беспомощности. "Уйди, так будет лучше", – донеслось по ментальной связи с Палпатином–Халеном. Тихо прошелестел плащ по ступеням – и наступила тишина. А после в спину уходившему лорду ударила ощутимо волна, вызванная криком, воплем в ночи. Отчаянным, полным боли и вызова. Перейти рубеж Света и Тьмы можно многими способами. Но Люк мерцал всё тем же огнём, что и прежде.