side by side

Я не знаю, что происходит в эти моменты, как становятся в один ряд в небесах планеты и как тянутся через многие километры эти нити, надёжно стягиваясь в узлы. Я писал ей уже о каменном лабиринте и о тонкой расшитой золотом струнке-нити, и о том, как она ищет свет среди перекрытий, и о том, как слова её бьются в моей груди. Я писал ей о многом: о колющем и о глупом, о том, как становятся все мои речи глухи, когда я не вижу надёжные рядом руки, о том, что я думаю, делаю и молчу. Я слушал её, я захлёбывался словами о том, как она, деревянный свой меч сжимая, упорно шла в бой и как сыпались с плеч волнами золотые кудряшки, стекая вниз по плечу. Это стало моим ритуалом, моей молитвой. Я не знаю, как это всё могло получиться, что-то скрипнуло в поистрёпанном механизме, обращая исходы от точки до сотен букв. Я не знаю, во что это выльется, в что вольётся, но словам в горле тесно: им бесится и неймётся, я их к ней отпускаю и верю, что обойдётся, замирая на вдохе и весь обращаясь в слух. Я не знаю, случайны случайности ли, фатальны, но они за собой тянут новые результаты, и она выпускает из рук струнку-нить шпагата, прикасаясь к стене, прорубая себе проход. Она делает шаг мне навстречу, сияет солнце, её ноги босые скользят меж тугих колосьев и она улыбается так широко и взросло, меня втягивая в стихийный водоворот. Лабиринт рассыпается в пыль за её плечами, я лечу к ней на встречу испуганной птичьей стаей, и мне хочется верить, что сказанными словами была правда, и мы не зря шли весь этот путь. Мы стоим в расстоянье шага, теряя воздух. В её кудрях танцует ветер. Сияет солнце. Я веду себя глупо, и мы без конца смеёмся, когда, кинувшись к ней в объятья, валю в траву.