Борец

Аомине сжимал кулаки, похрустывая костями. Это расслабляло и давало ощущение, что запястья и пальцы становятся тоньше. Переминаясь с ноги на ногу, он исподлобья следил за каждым, кто заходил на склад. Лицо за лицом. Те, кто ставят, те, кто дерутся, те, кто просто таращится. Каждый второй в знак приветствия кивает головой, и Аомине больше похож на консьержа сейчас. Зубы стучат от злости. Темнота, нарушенная фонарным светом, желтым цветом озаряет кусок улицы. Еще есть десять минут. Десять минут до начала первого боя. Он со своим противником - третьи. Но как только первый гонг пробил, каждый обязан сидеть на указанном месте, иначе после не пустят. Он отсчитывает минуты посекундно. Дайки нечасто ощущает, как растягивается время - резиновой конфетой, которая отказывается лопаться. Все нервы, собранные в один сгусток энергии, копятся в его зрачках, будто бы ведя диалог с яростью. Если она сейчас не придет - ему просто придется слить бой. Когда Сацуки стала жить одна, она завела себе кота. Мелкий и противный зверь встретил Аомине в тот день, когда он только узнал о похищении. И, что самое паскудное, кот был единственным обитателем квартиры. Конечно, позвонить в полицию или ее родителям - это такой выход. Но одни не поймут, другие ничего не смогут сделать. Если уж его общество втянуто в эти игры, то для чего тащить за собой еще шлейф людей? Только вот как... Как они узнали. И почему именно сейчас? Что за парень этот боец, который уже во второй раз должен встретиться с Аомине чтобы... победить? Или все же проиграть? Меньше пяти минут. Обычно Дайки не курит, но теперь жжение в горле остужает мысли и успокаивает жар. Освещенный светом фонаря периметр содрогается. Он видит знакомый силуэт: худые ноги, руки, сложенные на груди, полукривая улыбка и волосы, собранные в хвост так, что закрывают пол лица. Аомине в два шага оказывается рядом. - Не прогадала, - в воздух говорит Рин, и поднимает взгляд. - Ты же хотел меня видеть, чтобы убедиться, что я не блефовала, да? Он облокачивается одной рукой на фонарный столб. Странно, но ее вид внушает уверенность. Аомине не любит людей, похожих на себя. Особенно, когда эти люди - женщины. Ему приятнее быть рядом с теми, которых ему легче подавить. И даже если на первый взгляд кажется, что желание иметь достойного соперника побеждает - это совсем другое. Иметь достойного соперника значит, что ты постоянно напряжен. Как ни крути, но когда бой проходит - синяки остаются. Тебе всегда нужно давать отдыхать как внутренне, так и физически. И поэтому когда некоторое время ты ощущаешь себя атлантом, что держит небесный свод, потом так важно принять теплую ванну. Он видит это. Как она нервничает. И еще смешнее то, что скрывать это почти не получается. Она отмахивается и жмурится в улыбке. Это совсем не похоже на твердую уверенность в результате, но пока она не отводит взгляд - все в порядке. - Ты уверенна, что у тебя получится? - Аомине не может так просто положится на чью-то помощь. Но когда выхода нет... Кто станет отвергать протянутую руку? - Да, - отвечает она. И в мозгу у Дайки возникает образ старого друга Тецуи. Отчего-то эта уверенность во взгляде, это нежелание сдаваться и напускное веселье. Даже несмотря на то, что она нервно сжимает рукава куртки и сглатывает чаще, чем позволяет приличие... Даже несмотря на то, что минутное знакомство ничем не обязывает... - Спасибо, - говорит Дайки, и вдруг ловит на себе удивленный взгляд. Ресницы хлопают друг о друга в таком искреннем удивлении, что хочется смеяться. Губы дрогнули в каком-то нечленораздельном звуке, и Аомине действительно улыбнулся. - Чего? - хмуро спрашивает она, отводя взгляд. - Да забавная ты. Вроде крутой парень, а на самом деле такая себе рассеянная, нервная, с приветом. - Да уж, - она глупо улыбается, пиля взглядом пол и кажется, что даже краснеет. Поправляет рукой волосы за ухо, и Аомине застывает взглядом на мочке. Вниз от проколотой для сережки дырки яркий и широкий шрам. Словно серьгу дернули так, что мочка разошлась. И тут же пальцы снова растрепали волосы из-за уха. Она внимательно смотрит на Дайки, и тогда он понимает: слишком его лицо стало пораженным, что не заметить было бы глупостью. Большинство бы уже давно спросили, что за шрам или хотя бы извинились. Или бы просто промолчали, но выдать не то, не другое, не третье, в самом стиле Аомине. - Если уж ты действительно собралась мне помочь, сделай так, что у Момои не было такого, - он тыкает пальцем в ее ухо, попадая в хрящик. Она бьет его по руке, потирая ухо. - Да зачем ты мне в ухо ткнул?! - А. Ну просто, - говорит Аомине, расслабляя нижнюю челюсть. Нездоровый взгляд в глаза. Дайки берет ее подбородок большим и указательным пальцами и внимательно всматривается. Он не пытается быть милым и уж тем более флиртовать в такой момент. - Если ты сказала, что умеешь держать слово - не смей меня наёбывать. Иначе я собственноручно запихну тебя в подвал под замок. Романтика момента была с треском раздавлена. Она снова не серьезно хмурит брови и кидает: "Ого-ого. Попугай меня еще тут", уходя. Аомине выдыхает, глубоко набравшись воздуха, и закрывает за собой дверь на склад.

***

Сосредоточенность подводит Аомине только в одном случае - в таком. Обычно, сколько бы ему ни угрожали, это все обходилось мелочами, типа: "Мы изобьем тебя" или "Перережу всю твою семью". Когда тебе нечего терять - ты ничего не боишься. И внезапно какая-то шавка узнала, что его единственная близкая ему душа - Момои. В среднем бой длится минут пять. Иногда меньше, иногда больше. Два раунда, если требуется - третий дополнительный. Или, если противник (как в прошлый раз с этим парнем) не может продолжать бой, то победителем признают после первого раунда. Обычно, весь вечер затягивается не дольше, чем на два-три часа. Но сейчас, утирая собственную кровь со лба, Аомине не может четко сосредоточиться. Как будто четкость его сцепления с полом с каждой секундой опускается, и скоро он просто ходить нормально не сможет. Этот парень, его противник, разозлился до такой степени, что не останавливается практически ни на секунду. Он думает, что Дайки сливает бой, и от этого злится еще больше. - Поблажки твои, - рычит он в лицо Аомине, хватая его за волосы, - не нужны! Они мне не нужны, дерьма кусок! Но драка только начинается. Бой, уже после второй минуты, обещал затянуться. Сдаваться Дайки не хотелось, а руки сами не поднимались наносить удары. Вдруг у Рин не получится? Ведь он даже не поинтересовался как она собралась спасать Момои. Сколько ударов он уже пропустил? И вдруг до него доходит. Доходит голос, который отсчитывает десять ударов, и признает Аомине проигравшим. Четыре, пять, шесть. Звук, приглушенный орами публики, трескается в его ушах. Дыхание сбитое. Кровь, которая кажется краснее, чем обычно. И мерзкая рука, которая еще раз отвешивает ему удар в живот. Проиграть сейчас? Ему? Тому, кого он уже однажды поставил на колени? Стоп. Разве признает? Он всегда был лучшим. Всегда победа доставалась, пусть не просто, но наверняка. Он вспоминает каждую секунду поражения. Как не мог потом спать несколько суток. И как спокойная Сацуки всегда твердила: "Борись, Дайки. Это главное". Шестой счет затихает. Аомине переваливается с бока на колени, готовый встать. Рин пообещала все сделать. Плевать, что нельзя полагаться. Ее образ, волнующийся, краснеющий, но такой уверенный видится ему сквозь призму проигрыша. Если она держит свое слово, почему он не может? Почему, когда кто-то решает его проблемы за него, он не может даже победить? Розовые волосы. Короткая юбка. Планшетка в руках. Бешеный рев. Зона. Контрольный бросок и красный свет из глаз. Вера в себя. Победа. Добрая улыбка бывшей "тени". Сексуальная шея. Нелепая походка. Широкий шрам на мочке. Изрезанной пленкой катится перед Аомине все те, кто однажды был к нему причастен. Кто смог показать, что мир не умер. Что жизни еще рано надирать Дайки зад. Что ему нужно быть сильнее. По внутренней стороне губы, соскальзывая по уголку рта, течет кровь. Но далеко не от удара. Боль. Нужно больше боли. Прикусить губу - вытеснить боль в животе. Кто смеет считать себя победителем, если на поле Аомине?! "Значит, Борец не собирается сдаваться!" - орет комментатор, и даже не подозревает насколько он прав. Прямой удар у нос. Сосредоточенность и единение с обстановкой. В баскетболе это называется "войти в зону". В боях без правил - победа. Подсечь под косточку на лодыжке - противник не сможет нормально наступать на ногу ближайшую минуту. Ударить в горло - нормально дышать. Ногой вниз живота, не доставая до паха - он согнется. Если противник Дайки решил, что уже победил, то сейчас настает тот иронический момент. Аомине заставит его блевать с кровью. Считать собственные зубы. Ощущать, как трескаются кости. Как ухо наполняется кровью, и барабанная перепонка навсегда теряет чувствительность. Он ненавидит, когда трогают его вещи, его людей, его самого. Еще больше он ненавидит проигрывать. Взгляд снизу вверх на действительно непревзойденного Аомине. Ощутить всю его мощь. Почувствовать, насколько ты жалок в сравнении с ним. Понять, что он - гигант, не знающий преград. От Дайки исходит эта синяя аура, глаза будто изнутри светятся. Бьет огнем ощущение, что это - всё. Где-то Аомине уже это видел... Он хватает стоящего на коленях противника за подбородок, вдавливая пальцами в щеки. - Ты думаешь, ты меня пугаешь чем-то? Думаешь, пугаешь?! Я не сливаю боев. Насмешка. И как только противник пытается подняться, жалко барахтаясь в этой паутине, которую Дайки расфасовал по его телу болезненными ударами... Как только пытается встать, собрав в кулак последние силы... Аомине поднимает ногу, согнув ее в колене, и, без единой мысли о пощаде, бьет его в лицо. Стопой в лицо. И снова это блаженное ощущение, что ты выше. Выше всего этого дерьма. Ты не трус. Ты - легенда. Ты вечен. Ты - всё, Дайки. Абсолютное всё.

***

Воздуха еле хватает, чтобы спокойно начать дышать. Тот взгляд мужчины, который прожигает Аомине даже с трибун. Этот взгляд значит: "Если ты меня ослушался - прими последствия". И вот он, выбегая первым из склада, в бесконечную ночь, чтобы орать в глухие тупики домов. Он не останавливается, заворачивая, скользя по асфальту сильными ногами. Он знает, куда бежать. Нечто внутри ведет его. Аомине безумен, не переодет, в белой окровавленной майке, с кучей ссадин и ран, с почти что умерщвленным самолюбием и воскрешенным самообладанием. Дайки заворачивает за угол, но ему не приходится бежать долго. Навстречу ему, вполне целой и невредимой, несется Момои. И сразу заходится слезами, как только врезается в Дайки и начинает его обнимать. - Что? Что? Что? - заходится вопросами Аомине, хватая ладонями Сацуки за лицо, заставляя ее перестать плакать. - Я просто сидела в какой-то комнате, Дайки-чан! - и снова очередь слез. - Потом кому-то за стеной позвонили. И что-то сказали. А потом я услышала: "Он выиграл". А потом какая-то девушка сказала: "Ребята, отходим". А потом дверь открылась и она сказала мне: "Знаешь, где дерется Дайки?". Я сказала, что знаю. А потом... А потом... И Сацуки чихнула. - Что потом, Момои?! - грубо спрашивает Аомине, сильнее сжимая ее щеки. - А потом я побежала. А она осталась там. - Да блять! - не выдерживает Аомине. Меньше всего ему хочется, чтобы из-за него таким нелепым образом люди получали степень инвалидности. Он хватает за руку Сацуки и в пять минут они оказываются на улице, которая не спит даже ночью. Он ловит ей такси. - Где? Где этот дом, склад, комплекс? - Кирпичное здание между спортзалом... На нем еще вывеска такая, я гантелькой. А с другой стороны круглосуточный... И Момои не успевает договорить. Ноги уже несут Аомине вдоль дороги, огибая резко тормозящие такси, прыгая через низкие заборы городских парков. Ему плевать, что редкие люди смотрят ему вслед, как на какого-то маньяка, в майке со следами крови. Он несется так, что дыхание подводит. Пусть это и станет расплатой. Услуга за услугу. Рин помогла ему вытащить Сацуки - он поможет ей спасти собственную задницу. Обычные люди добежали бы минут за пятнадцать. Аомине добегает за восемь. Дверь, словно совсем не держится на петлях, свободно открывается и Аомине влетает внутрь, как пуля. Самый обычный дом. Но в такое время ночи там горит свет и дико много дыма. Сквозь дым виден мигающий разноцветный свет. Вечеринка? Бред какой-то. Он видит, что в гостиной сидят несколько то ли пьяных, то ли под кайфом... Аомине пытается описать, кто ему нужен. Пытается сказать, кого он ищет. Но от злости только поочередно встряхивает их за горло, презрительно кидая на землю. Они только глупо улыбаются, глядя на его торс, к которому прилипла майка. Он крутится на месте, пытаясь разглядеть хоть что-то в этой очереди дыма и мигающего света. Он пробирается куда-то вглубь дома, в темноту, где нет никого. Это оказывается кухня - то место, куда он пришел на ощупь. "Какой-то пролог к ужастику", - думает Аомине, ощущая легкое головокружение. И слышит, откуда-то изнутри дома, вскрики и голоса. Значит, все еще в его руках. Он в одно движение прыгает к двери, ведущей будто бы в кладовку. Но комната оказывается довольно просторной и со всеми удобствами. Горит только настольная лампа. В центре комнаты на четвереньках стоит Рин, одной рукой упираясь в пол, а другой - держась за живот. Напротив двое. - А вот и виновник торжества, - говорит один из них. Рин слабо поворачивает голову, но ничего не может сделать, кроме как засмеяться. - Опять, - закатывает глаза другой и отпускает ей пощечину тыльной стороной руки. - Да что за хер?! - орет Аомине, и одну секунду оказывается рядом с парнями. Ждать - не его амплуа. Он бьет сразу, не думая о том, кто виноват. "Услуга за услугу", - думает Дайки, и как только пару ударов выводят из сознания обоих, он наконец-то ощущает, как за майку его тянут. Дрожащая рука тянет за белую ткань и Рин проговаривает: - Ну успокойся, - голос хрипит, будто бы давно просит. Аомине не слышит, когда дерется. Дайки резко поворачивается, садясь на корточки перед ней - улыбчивой, но кашляющей. Рука держится за живот, а вторая хватает его за плечо. - Иди отсюда, окей? - она внимательно смотрит ему в глаза, и, даже несмотря на тусклый свет, видит дымку беспокойства. Он резко хватает ее за голову сзади, сжимая волосы в кулак, и эта черепная коробка, кажется, сейчас оторвется. Рин совсем не напрягает шею. Она просто двигается посредством руки Дайки: он хватает ее за волосы, и она наклоняет голову; он наклоняет ее вперед, и она намеренно смотрит ему в глаза. - Да что с тобой? Плюс-минус пара минут и они отойдут. Тебе же конец - не мне. - Ну вот и иди, - устало говорит Рин. - Это - мои проблемы. Аомине скрипит зубами, начиная кипеть. - Да ты конченная какая-то! Он резко подрывается с места, делая шаг в сторону, будто бы действительно сможет уйти. - Услуга за услугу, - говорит Дайки, перекидывая еле брыкающуюся Рин через плечо. Он выносит ее из дома, сквозь дым и темноту. - Отпусти меня! Отпусти! - слышится из-за спины. - Ты, чмо! - Ой, как страшно! - ёрничает Дайки, закидывая ее на заднее сидение такси. Аомине называет адрес. Машина трогается. И в следующую секунду в шею Дайки врезаются ее ногти, и он видит глаза, полные злости. Слышит это шипение. Но такое слабое... Будто бы зло во благо. - Дайки, ты тупой? Я это, я. Я все знаю. Я все сделала, урод! Это я узнала, что Момои - твоя подружка. Это я знаю все обо всех. Это я та самая крыса, которая собирает данные о борцах и продает их подороже! Какого черта ты за мной носишься?! - она вдавливает ногти глубже и трясется от гнева. В глаза, двумя каплям, застывают слезы. Но кто их выпустит? Это будет слишком просто. Терпеть и быть выше - вот что нужно делать даже в такой ситуации. - Когда я тебе говорю: смойся, это значит, что надо смыться, сечешь?! Останови машину! Секунда осознания. Но это так... Так непохоже на то, что происходит. Истинный преступник не признает ошибок. Уж тем более - он никогда не помогает жертвам. Машина останавливается. Но в какой-то момент Дайки действует инстинктивно. Не зная почему. Не зная для чего. Плевать на это. Кому какое дело до правил?.. Он хватает ее за горло, зажимая в захвате. Но не так, чтобы было больно. Она цепляется тонкими пальцами за кисть и локоть. - До адреса доезжай, - говорит Аомине уже раздраженному водителю. - Еще бы я тебя слушался, истеричка, - говорит Дайки, не давая ей двигаться. Они оба из тех людей, которые будут брыкаться до последнего. - Сиди и молчи. Ты вытащила Момои, я вытащил тебя. Переночуешь у меня, потом - иди куда хочешь. - Подружка приревнует, - былая наглость, только уж очень смазанная. - А потом ты говоришь, что тупой - я. Аомине смеется. Действительно оттого, что ему смешно. Просто это очень глупо: когда-то кто-то бесится у тебя в руках и ничего не может сделать. Но он в момент перестает смеяться, когда макушка, обращенная к нему, содрогается, а на руку, которая в захвате держит голову Рин, двумя каплями что-то падает.