Первая эпоха. Так они и жили. Часть вторая.

Первый Дом стал неспешно готовиться к уплате виры. Во-первых, король Нельяфинвэ потребовал списки всего имущества. Довольно долго производилась перепись лошадей, подсчитывались посуда, утварь, ткани, семена, сельскохозяйственные орудия – все, что перводомцы привезли с собой из Амана. Потом все это делилось на оставшееся и виру. Морифинвэ стоял насмерть за каждую ложку, за каждый клочок рогожи. Турко пытался доказать, что Первому Дому и самим не хватает лошадей, тем более, что перевозил их Майтимо. Без него никто бы не смог довезти пугливых, нервных, хоть и умных животных без потерь. Макалаурэ не говорил ни слова, но все и так знали, что менестрель целиком и полностью поддерживает Старшего. Куруфинвэ загадочно улыбался, ронял скупые фразы о том, как трудно здесь искать руду. Что думали близнецы – не знал никто. Потому как Рыжики старательно уходили от любого разговора о вире. После приступа серьезности, к мелким вернулось привычное легкомыслие. И младшие феаноринги проводили свои дни за охотой, войной с орками и различными развлечениями, придумывать которые Амбаруссар были большие мастера. Майтимо в своих требованиях стоял тверже скалы. На виру шли самые лучшие, самые необходимые вещи. На все стенания и протесты братьев у Рыжего был один ответ: «Мы тут уже обжились. Справимся». За время собирания виры хомяк Морьо похудел, побледнел и ходил тенью, трагически бормоча себе под нос: «Не переживем эту зиму! Ей-же-ей не переживем! Мох есть будем, кору глодать!» На что мстительный Тьелкормо, не раз бывший объектом шуточек злоязыкого Карнистиро, приволок однажды с болота огромную охапку бурого, вонючего, с кусочками подгнившей коры, мха и торжественно преподнес четвертому феанорингу на серебряном, разукрашенном самоцветами блюде. На недоуменный вопрос Морьо: «Зачем мне эта гадость?» - Турко жизнерадостно объявил, что хочет помочь несчастному брату заранее привыкнуть к зимней еде. Карнистиро взбеленился, мгновенно покраснел от корней волос до ключиц. Поднял кулаки, бросился к нахалу, обещая скормить эту дрянь ему самому. Турко взбучки дожидаться не стал. Развернулся и помчался, куда глаза глядят. Глаза Турко глядели на полянку, где тренировались молодые эльфы. Последние, увидав такое развлечение, охотно побросали деревянные мечи и присоединились к погоне. Беглецу пришлось поднажать. К счастью, лагерь Первого дома был просторным, так что озорник вполне мог оторваться. Не добегая до огорода с лечебными травами, Турко резко развернулся и побежал вдоль казарм. Оттуда как раз выходили несколько эльфов-охотников из отряда самого Тьелкормо. Увидав, что их командира гоняют, словно зайца, охотники засвистали, заулюлюкали и принялись задерживать погоню. Мечники набегали на охотников, завязывались шуточные (а кое-где и почти серьезные) схватки. Тьелкормо весело носился по лагерю, хохотал, вопил. Заботливо предлагал каждый день приносить на пробу различные сорта мха, дабы Морьо выбрал самый вкусный, подстегивая гнев брата. Впрочем, был ли этот гнев настоящим? И не от смеха ли задыхался Морифинвэ, гоняясь за быстроногим Охотником? Вокруг резвящихся братьев носился и оглушительно лаял радостный Хуан. Естественно не обошлось и без мелких. Амбаруссар вывернулись откуда-то, ударяя в огромный бубен и звеня целой гроздью мелких кривобоких колокольчиков. Откуда бедовые Рыжики выцепили эти странные инструменты, не догадывался никто. Но переполоху музыкальное сопровождение прибавило изрядно. Встречные эльфы хохотали, сокрушенно вздыхали, отходили в сторону, присоединялись к процессии - в зависимости от настроения и темперамента. Всерьез расстроенный Тьелперинкваро побежал за отцом. Макалаурэ глянул на веселую кутерьму с высокого крыльца и только рукой махнул. Пускай народ веселится. У эльфов в Средиземье не так уж много поводов для радости. Руссандол, направлявшийся к конюшням в сопровождении главного конюха, видел, как на сырой глине возле колодца Тьелкормо поскользнулся, нелепо взмахнул руками и растянулся во весь рост. Эльфы не сразу поняли, что случилось. Но, по мере того, как нолдор подбегали к месту падения Охотника, веселый гвалт стихал. Турко приподнялся на локтях, снова упал, вскрикнул от боли и крепко выругался. Несколько верных бросились к своему командиру, помогая встать. Но тут раздался повелительный бас: «Разошлись! Пропустили меня!» Эльфы поспешно расступались, образуя широкий проход. По этому проходу быстрым шагом подошел Куруфинвэ. Жестом велел эльфам расходиться. Шуганул Амбаруссар, чтоб не путались под ногами. Присел на корточки, ощупал братнюю лодыжку. Принялся отдавать распоряжения. Морифинвэ послал за целителем. Сам помог брату подняться и осторожно повел его в направлении дома. Эльфы гурьбой кинулись на помощь. Но Куруфинвэ цыкнул на них, и толпа стала расходиться, сокрушенно покачивая головами, неспешно переговариваясь. Сгоряча Майтимо кинулся следом за братишками. Но тут же справедливо рассудил, что целителю лишние эльфы – только помеха, а Турко пострадал не чересчур сильно, если идет сам, хоть и опираясь на брата. Поэтому король отправился в конюшни, отбирать коней на виру. Дело оказалось непростым, долгим, муторным. Пока лошадей осматривали, пока конюхи рассказали о статях каждой, пока обсуждали, пока одно цеплялось за другое, наступил вечер. Солнце склонилось к горизонту. Облака окрасились в розово-золотистые тона. Затихали птицы. Над лагерем поплыл запах дыма и аромат пекущегося мяса – повара начали готовить ужин. Нельяфинвэ вышел из конюшни. Сел на скамеечку, врытую в землю у ворот. Глубоко задумался. Через недолгое время Макалаурэ подошел к брату. Уселся рядом с Майтимо. Рыжий глядел на оранжевый закат, придерживал на колене правым локтем какие-то списки. В левой руке Нельо держал кисточку для письма и старательно грыз ее. Бедная кисточка, судя по всему, доживала последние моменты своего существования. Кано молча отобрал у брата его добычу, спрятал. Так же молча заменил огрызок кисточки небольшим румяным яблоком, вложив Рыжему в ладонь. Майтимо задумчиво поднял руку ко рту. Куснул яблоко. Во все стороны брызнул сладкий сок. Рыжий какое-то мгновение изумленно глядел на фрукт, в который превратилась кисточка. Потом мотнул головой, недоверчиво укусил румяный бочок и со смущенным смехом повернулся к брату. - А, это ты, братишка? Спасибо. А я и не заметил. - Я подумал, что если тебе необходимо что-то погрызть, то яблоко будет гораздо вкуснее деревяшки, - Макалаурэ говорил очень серьезно, даже с сочувствием. Но серые глаза упрямо глядели в землю, а краешки тонких губ смешливо подрагивали. - Не сомневаюсь! – Майтимо стал есть яблоко. – Какое ароматное! Спасибо. А я вот задумался немножко. - О чем? – заинтересовался Кано. - Что тебя приводит в такое затруднение, что ты бедную кисточку насмерть загрыз? - Да все то же. Кони. Думаю, большую часть придется отдать, а самим обходиться оставшимися, - Майтимо продолжал жевать яблоко, так что говорил чуть с задержкой. Но разговор братьев становился серьезным. - Судя по всему, обходиться нам придется очень немногим, - Кано вздохнул, проводил глазами черный на фоне золотого закатного неба, силуэт летящей птицы. – Будешь формировать пешие отряды? - Чего же еще остается делать? – Руссандол доел фрукт, коротко прицелился и метко залепил огрызком по дальней сосне, попав точно в середину небольшого потека смолы. – Гляди-ка, не промазал! Набиваю руку понемножку. Слушай, Кано, достань у меня платок, пожалуйста! Это яблоко было такое сочное. Я весь перемажусь… Певец взял из зарукавья у Майтимо небольшой батистовый платок, помог брату вытереть руку и лицо. Нельо кивнул головой. - Ага, спасибо, теперь все в порядке, - перехватил свои бумаги левой рукой.– Вот. Посмотри, Кано, сам. Я оглядел почти всех коней. На самом деле, их осталось не так уж и мало. Но нам все равно не хватит после раздела. Интересно, в здешних местах есть лошади? - Какие-то лошади тут безусловно есть, - Макалаурэ быстро проглядел списки, вернул брату. – Правда сам я не видал. Здешние эльфы предпочитают вести партизанскую войну: забросали стрелами орочий отряд и растворились в лесах. - Может, для них тактика и правильная, - усмехнулся Майтимо, - но я себе таких военных действий не представляю. Мы будем бить Моринготто везде, где только сможем. Пусть враги от нас прячутся! Уже не в первый раз Нельо стал «другим». Зеленые глаза потемнели, почти до черноты. От носа к губам побежали две тоненькие складки. Лицо замерло, окаменело, стало жестоким и властным. Неожиданно резанула по глазам яркая белая прядь среди медных волос. В этот миг старший брат казался незнакомым, странно холодным и безжалостным. - А ты сильно изменился в плену! – уже привычно отметил Кано. - Тебя это удивляет? – Майтимо снова усмехнулся. От этой усмешки под ложечкой у Макалаурэ ощутимо заледенело. Впрочем, Руссандол глянул на встревоженного Певца, тряхнул головой, сморгнул. Каменная маска безжалостного вождя исчезла, сменилась обычным эльфийским лицом. Майтимо сощурил глаза, похлопал замершего Кано по плечу, улыбнулся привычной улыбкой: ласковой, мальчишеской, теплой. Потрясенный Канафинвэ откашлялся и почувствовал какое-то непонятное колотье в левой ладони. Менестрель опустил глаза. С трудом разжал пальцы сведенной в кулак руки. Кололись щепки с объеденной братом кисточки. Этот огрызок, напоминание о детской привычке Руссандола, почему-то вернул Макалаурэ утраченное спокойствие. - Рыжий, тебе нужна помощь при отборе коней? - Нет, Кано, спасибо. На сегодня я закончил дела. Хочу зайти к нашим буйным. Погляжу, как там Охотник с больной ногой. - Нормально. Я только что от него. Лежит в спальне, возмущенно сопит. Пса своего зайчатиной кормит для восстановления душевного равновесия. У Хуана эта зайчатина только что из ушей не вываливается – так наелся. Искусник сидит с ним. С Охотником, я имею в виду, не с собакой, конечно! Хотя, кажется, Хуану помощь целителя тоже не помешала бы после хозяйского угощения, – Кано окончательно пришел в себя. Даже развеселился. – И Морьо туда же направлялся, в спальню. Посмотрим, как они все договорятся… – Макалаурэ стал чуточку серьезнее. - У Турко растяжение довольно сильное. Но уже завтра бегать будет. Я ему спел немножко. - Ну ничего, Турко сам виноват – на пустом месте такую бучу поднял. Пойду все же гляну на братьев. Как там они? Не зашиб наш буян Охотника ненароком? - Хорошо, Нельо, за ужином встретимся. Пойду спрошу, не требуется ли моя помощь в лазарете. Орочья засада вчера довольно сильно потрепала наш разъезд во главе с Амлином. – Макалаурэ взмахнул руками, ударил себя по бокам, качнул головой. – Ох, да что я тебе объясняю. Ты же сам все знаешь гораздо лучше меня! Помнишь? Двоих эльфов поганцы-орки убили, а самому командиру сильно досталось. Погляжу, не пришел ли Амлин в себя. Может, спеть понадобится ему или кому другому. Кано легко поднялся, поправил лютню за плечами, знакомо передернув лопатками. Майтимо на миг задумался: видел ли он когда-нибудь брата без этой лютни? Нет, пожалуй, не припомнит… Разве что в самом раннем детстве… Макалаурэ пошел по направлению к лазарету, Майтимо же направил свои стопы к спальне Темной Троицы. Но, немного не доходя до дома, короля перехватил эльф-гонец с письмом. Майтимо передал гонцу бумаги, которые держал в левой руке. Сам взял свиток, кратко поблагодарил гонца и велел ему отнести переданные бумаги в рабочий кабинет самого Нельо. Гонец неспешно удалился. Рыжий подержал в руке письмо, глядя на него так, словно внутри прячется скорпион. Покусал губы. Тяжко вздохнул. Негромко помянул праматерь всех волколаков. Почесал левый висок краем свитка. Спохватился. И с видом эльфа, идущего на казнь, сломал печать с гербом короля Нолофинвэ… Тем временем у средних феанорингов было уютно и лениво. Белые полупрозрачные занавески на больших окнах отдернуты. Но вечернего света все равно недостаточно. На столе, подрагивая золотистыми огоньками, горят три свечи в резном подсвечнике с эмалью. С ножки подсвечника грозно хмурит мохнатые брови растрепанная бронзовая голова то ли Тулкаса, то ли разъяренного эльфа, то ли вообще Черного Всадника. На стенах комнаты от пола до потолка раскинулись старые, еще аманские гобелены, изображающие сцены охоты. Стол – массивный, круглый, на одной ноге. По стенам висят резные шкафчики. Меж двумя окнами шкаф для одежды, тоже массивный, основательный, разукрашенный резьбой. Высокие просторные кровати Атаринкэ и Карнистиро застелены тонко выделанными волчьими шкурами. У Курьо шкура превращена в ковер. У Морьо с подушки скалит белоснежные зубы волчья голова. Рядом с кроватью хозяина грудой встопорщенного меха валяется Хуан. Неподалеку стоит глубокая плошка, откуда торчали косточки с обрывками мяса. Обжора спит неспокойно, повизгивает, дрыгает правой задней лапой и пошевеливает кончиком хвоста. Снаружи над окном воркует сумасшедший голубь, наполняя комнату смутным гулом. Турко лежит на спине, закинув за голову руки, глядит в потолок и внимательно слушает Куруфинвэ. Искусник стоит перед большим, в рост эльфа, зеркалом. Примеряет старый, еще аманский, белый парадный мундир. И говорит, говорит... Стремительно ворвался Морьо, с грохотом захлопнув за собой широкие двери. Сухой камыш в напольной бронзовой вазе зашуршал, покачнулся от ветерка, который принес стремительный феаноринг. Огоньки свеч дернулись, метнулись, замигали. Хуан рявкнул во сне, клацнул зубами, будто что-то ловя, или кого-то устрашая. Морифинвэ покрутил головой, выбрал цель, в два прыжка пересек комнату и навис над лежащим Турко, хищно раскинув сильные руки, с пальцами-когтями. - Ааа! Вот ты и попался мне, негодяй… - Уймись, Морьо, - досадливо отмахнулся от нападавшего Охотник, - тут Курьо интересные вещи говорит. Морьо вздохнул, скорчил недовольную физиономию, но унялся. Сел на свою кровать, принялся стаскивать сапог. Куруфинвэ внимательно разглядывал плечо в зеркале. - Что это? Дырочка? Кажется, ткань элементарно сгнила. И не удивительно! – Искусник брезгливо потрогал кончиком указательного пальца расползающийся шов, недовольно фыркнул, скривился. – Вот незадача… Однако, вернемся к нашему разговору. Нет, бесспорно, неблагодарность – детище Моргота. Но и здравый смысл не должен перекрывать эмоции. Представим себе такую ситуацию. Я еду по лесу. Неожиданно из кустов выскакивает какой-нибудь здешний эльф и предупреждает меня о том, что на поляне устроил засаду отряд орков. А я буду этому эльфу так благодарен, что отдам ему собственный меч, дабы он больше не ходил безоружным. Так чем же я после этого стану отбивать орочью атаку? Стебельком повилики? Куруфин замолчал, чуть кашлянул, покрутился перед зеркалом, пытаясь заглянуть себе за спину. - Одеянье «принц в изгнаньи»… Впрочем, мы сейчас именно там и находимся. О чем это я говорил? Ах, да… О том что я должен много раз подумать, прежде чем совершать какое-либо значительное действие. Особенно здесь, в Эндорэ. Особенно, если это действие будет необратимо. И если от моего действия пострадают мои же братья. К тому же нелишне иметь в виду, что мои пострадавшие родственники захотят сделать в ответ на мои противоправные телодвижения. Не объявят ли они мое деянье недопустимым. А меня - утратившим их доверие, и тем самым… - Ах ты, говорун! – горячий Морьо перебил Куруфинвэ, вскочив на ноги. Захлебнулся невысказанными словами. Лицо его начало покрываться ярким маковым румянцем. – Да как у тебя язык-то поворачивается на Старшего врать?! - Постой-постой, Карнистиро! – Искусник нахмурил тонкие брови, чуть повернул лицо к брату, - но ты же сам, помнится, называл Нельо моринготтовой тварью. И даже пострадал за это… - Я говорил в лицо! – Карнистиро возмущенно тыкал в сторону брата тем, что попалось под руку – снятым сапогом. Лицо Морьо стало пунцовым. Из черной косы выбились пряди. Сапог так и летал в руке возмущенного феаноринга. – Я не шептал за спиной нашего короля. Я высказал все, что думаю! А ты… ты крутишь и интригуешь, настраиваешь Турко против Майтимо! Еще неизвестно, что ты задумал! Ууу! Змей! - Во-первых, Морьо, пожалуйста, не пугай меня своим сапогом, - очень серьезно сказал Курьо. – Я его не боюсь. А во-вторых, Нельо все прекрасно слышит. Он стоит в дверях, незнамо сколько времени. Морьо бросил злосчастный сапог, обернулся к дверям. Турко перевернулся на живот, подпер голову руками. Опираясь на притолоку, в дверях действительно стоял Нельяфинвэ и слушал, сложив руки на груди. Курьо, которому прекрасно было видно дверь в зеркале, улыбнулся брату. Морьо застыдился, стал темно-пунцовым. Эльф сел, низко наклонился, принялся снимать второй сапог. Турко спросил: - И давно ты тут стоишь? - Довольно давно. Во всяком случае, рассуждений Искусника успел наслушаться. - Ну и что ты скажешь? – Куруфинвэ повернулся от зеркала, серьезно глянул на брата. Натянутая ткань старенького мундира жалобно затрещала. - Я скажу, что тебе нужно шить новый мундир. Этот уже маловат. И староват. Да и всем нам нужно будет новое платье. - Нельо продемонстрировал братьям вскрытое письмо. На голубой ленточке остался кусок сургуча с половинкой герба владыки Второго Дома. – Не будем же мы представляться ко двору нового короля нолдор в обносках, будто какие-нибудь задрипанные орки.