***
Моника. В последний день перед премьерой все, как на иголках. Должна признать, что эта команда только изначально казалась мне излишне инфантильной. Спустя пару недель все они начали ответственно подходить к работе. Меня заверили, что они всегда такие, мол: «настоящее профессионалы знают, как вести дела и совсем не переживают перед новой работой». Чего не скажешь обо мне… Впервые я выступала на сцене, а не в интернете. Я теребила свои волосы, обкусывала кожицу на губах и просто не могла найти себе места. Кажется, Орихару это вовсе не заботило. Он весело болтал с Лорой о том, чтобы она сделала, если её любимая, розоволосая подруга Микки внезапно пропала бы. А Лора с опаской и тревогой просила его прекратить говорить такие странные вещи. Я закатила глаза думая о том, что Изая тут всего лишь ради забавы. Пугает только одно… Что его забавы хорошо не оканчиваются. Прожив с ним больше месяца, я увидела очень многое из того, чего видеть нельзя. Как свидетеля, Орихара давно уже должен был меня порешать. Но я его не боюсь, а только подтруниваю над ним. Я сижу на маленькой лестнице, подпирая голову руками и наблюдаю, как Изая крутиться вокруг Лоры с издевательской полу-ухмылкой. Бедная девушка уже позеленела от его речей, но Орихара не сдаётся и очень стремиться довести её цвет лица до голубого в розовую крапинку. Заметив, что я наблюдаю за его маленькой игрой, Орихара улыбнулся и послал мне воздушный поцелуй, от чего я наигранно обиженно подняла брови, и поднявшись со ступень, направилась за кулисы. — Можно вас на минутку? — окликнула меня секретарь нашего шефа. Я лишь безмолвно и лениво кивнула. — Вам письмо, — она протягивает мне аккуратный и разрисованный детскими рисунками конверт. — В наше время ещё кто-то пользуется таким способом? — удивилась я бумажному письму, хотя была очень растрогана. Секретарша ушла оставив меня наедине с моим посланием. «Дорогая Моника. Ты наверняка очень удивишься этому письму, но я не мог не написать. Не знаю помнишь ли ты меня? Я - Ода. Тот самый Ода, который кормил с тобой и Амелией голубей, когда вы были малышками. Я пишу тебе письмо… Чтобы сказать то, что не решался сказать глядя в глаза. Я не знаю для чего ты решила пойти на сцену и почему твоё выступление так важно для твоего друга… Но, я прошу тебя, чтобы это было в последний раз. Особенно, если таким способом ты хочешь отыскать отца. Он не придёт. Не потому, что не хочет, а потому, что не может. Да-да… я знаю о твоём отце. Так же знаю, как сильно он любил тебя. Знаю ещё, что чем популярнее ты становишься, тем хуже будет тебе потом. И не только тебе. Если хочешь, можешь считать это угрозой. Но, я очень беспокоюсь о твоём благополучии, хоть и не давал о себе знать столько лет. Мурай бы гордился тобой, если бы увидел тебя на сцене… Но и огорчился бы. Не для этого он готовил тебя, наша жемчужина, чтобы потом ты плакала горючими слезами. Прошу, выступи один раз, и всё, ладно? И не слушай того, что говорит тебе твой друг… Что популярностью ты сможешь отыскать отца. Чтобы с ним встретиться, тебе просто надо съездить в одно место вместе со мной. Прости, что не сказал раньше. И чтобы уберечь тебя от дальнейших, возможных неприятностей… Я приглашаю тебя, после твоего выступления съездить к твоему папе. Найди меня в зале, пожалуйста. Я буду смотреть на тебя.»***
Так много звуков вокруг, так много нелепых движений других людей. Так много ненужных сейчас отголосков в голове, что не остаётся ничего, кроме как сползти по стенке, просто опустошив свои мысли, и лениво смотреть в потолок, тонув в собственной пустоте. Моника, в своём костюме Анастасии, распласталась на стене в самом уголку, куда забрела, чтобы никто не отрывал её от прочтения письма. — Ода… — одними губами проговорила Моника, не отрывая взгляд от потолка, который был резным даже за кулисами. Письмо она держала чуть еле, так как её сил хватало только на то, чтобы пялиться в одну точку. Шум начал увеличиваться и кучка людей засуетилась с большей силой. Борре услышала, как девушки кричали её имя, с явным намерением вытащить на сцену для контрольной репетиции. Поднявшись на ватных ногах, Моника запихала письмо под завал какого-то инвентаря и с усталым видом вышла. — Вот я, — сказала она с глубоким вздохом. — Чего ты там прячешься? Тут же так пыльно! Пошли, — это был Сатоси, милый человек в возрасте. Не хотя передвигать ногами, Борре только что-то промычала, но через пару мгновений всё же пошла в след за мужчиной, который посмотрел на неё осуждающим взглядом. На сцене, уже готовый, стоял Орихара и поправлял коричневую кепку, которую на него напялили неугомонные костюмеры. Сцена была одна из немногих, где у главных героев был просто серьёзный разговор. В зале воцарилась тишина и все замерли ожидая их игры. Забыв свою реплику, Моника с серьёзным выражением лица, как можно ближе подошла к информатору. — Ты мне доверяешь, Орихара? — Моника не шутила. Её губы сузились в тонкую полоску, скулы и подбородок стали более выразительны, в глазах читалась решительности и отвага. В зале все зашуршали в поисках данного начала разговора. — Так-так, — Изая улыбнулся во все тридцать два зуба, и наконец сняв с себя маску добренького паренька, показал огонь в глазах. — Не обычный ты всё-таки человек, Моника Борре. По правилам, мне задают вопрос: «Можно ли верить тебе, Орихара?» Как ты можешь нарушать его? — притворялся он. — Да или нет? — громче проговорила Моника, сводя брови к переносице. Как же давно Орихара не видел этого выражение на её лице! Такого злого, властного и настоящего. — Делай то, что задумала, — дал разрешение парень и крепко обнял её. В ответ, Моника сделала тоже самое. — Только помни: ни Амелия, ни твой отец, ни твоя мать… Никто, кроме меня, не даст тебе подлинной, счастливой жизни. — Вы репетировать вообще собираетесь сегодня? — раздался оглушающий крик начальника, а затем и удар дверьми. Он вышел из зала с отвратительным настроением.***
Амелия. Я сижу за столом в своей комнате и читаю последнее новости о Монике и о пьесе в интернете. За окном уже темно и свет исходит лишь от монитора старенького ноутбука. Я наконец осмелела и приняла твёрдое решение, что пойду на пьесу. Буду сидеть где нибудь в дальнем углу и смотреть на мою подругу. Но, мне совсем не хочется, чтобы она увидела меня. Мне стыдно перед ней. Очень стыдно. На пьесу пойдут ещё и мои родители. Я пыталась их разубедить, но они упорно не поддавались. Уже завтра. Через каких-то жалких несколько часов, Моника уже будет выступать и возможно даже найдёт своего отца. Изая говорил об этом, когда мы общались с ним по телефону в последний раз. Говорил, что они обязательно встретятся в этот день и Моника наконец станет свободной от самой себя. Что дальше? На этот вопрос Изая не ответил, а просто положил трубку. В последнее время я всё больше ощущаю свою ненужность в жизни Борре. Чем чаще об этом думаю, тем больше это понимаю. Она далеко не безработная, как я. У неё есть мужчина, она понемногу исполняет свою мечту. А я… Я ничего. Не могу похвастаться ничем особенным, у меня нет столько талантов, как у Моники. Нет цепляющего характера. Я тяжело вздыхаю и откидываюсь на спинку стула. Жизнь сложная штука. Вот у тебя есть всё, а потом, в один миг, ты вдруг лишаешься всего. Если Моника увидит меня… Узнает ли вообще?