Once again

Я Ким Чонин. Я изгой. Я никто. Меня ненавидят ещё с младшей школы. Нет, я неправильно выразился. Меня не ненавидят, меня не замечают, а это ещё хуже ненависти. Я умираю внутри себя уже несколько лет подряд. Людям все равно, какой твой внутренний мир. Им важно, дорогие ли твои шмотки, красивое ли твое лицо и много ли у тебя денег. Всем все равно, сколько книжек ты прочитал, сколько хороших дел ты сделал. Им важна обложка. Я знаю, что такое хотеть умереть. Когда улыбка причиняет боль. Ты хочешь быть как все, но не можешь. Ты причиняешь себе физическую боль, пытаясь убить что-то в душе. Я знаю, что меня никто не любит, но я так сильно и яростно хочу, чтоб меня любили. Я прекрасно понимаю, что я не такой, каким меня представляли родители. Я чувствую себя ненужным и неправильным. Кажется, что никто в школе не знает даже моего имени, но это даже к лучшему. У меня такое ощущение, что я разучился общаться с людьми. У меня нет большой компании, я не стараюсь быть особым авторитетом в коллективе. Я ловлю себя на мысли, что мне гораздо уютнее дома с чашкой чая, любимой книгой и музыкой, чем со всеми этими людьми. Не знаю, плохо это или даже наоборот. Мне нравится пить чай и читать в одиночестве. Я отношусь к типу людей, которые любят и ценят уединение. Я люблю быть один. Или вернее так: быть одному мне совсем нетрудно. *** Тихие шаги эхом отдаются в пустом коридоре школы. Солнце уже почти полностью ушло за горизонт, опаляя огненным пламенем тонкую полосу между землей и нежно-розовым небом. Приторно-сладкий запах сакуры, растущей густой полосой около стен школы обволакивала рецепторы Чонина своим запахом. Легкий ветер срывал розовые лепестки с деревьев и запускал их в открытые окна школы. А сами лепестки, как только оказывались внутри здания, медленно оседали на пол и, кажется, навсегда умирали. Завернув за угол, парень остановился у массивной двери. Постояв несколько минут, он медленно и неуверенно толкнул преграду на своем пути и оказался в пустом танцевальном зале. Последние солнечные лучи солнца тускло переливались на больших зеркалах и даже в какие-то моменты слепили глаза. Ким большим шагами прошел вдоль зала и остановился у противоположной стенки, прислушиваясь и удостоверяясь, что его музыкальное сопровождение сегодня с ним. Как только Чонин отошел от стены и встал на середину зала, за стеной, в соседнем музыкальном зале, послышалась тихая и до боли приятная мелодия, а тело само по инерции начало поддаваться чарующему голосу. Музыка плавно проходила сквозь все тело, оставляя частичку себя где-то внутри сердца. Наверное, ради этих нескольких часов он продолжает жить. Ради этих нескольких часов танцев под прекрасный голос, который истомой отдаётся внизу живота. Волосы переливались на свете слишком белых и ярких ламп от темного шоколада до чая с молоком. Мелкие капли пота, медленно дразня, стекали по загорелому телу молодого парня. Казалось что нежный молочный шоколад, который так хотелось попробовать на вкус, тает на глазах. Капельки пота соблазнительно скатываются по напряженной шее брюнета, и останавливаются в ямочках на ключице. Промокшая от пота белая майка иногда приподнималась, оголяя подкаченный торс парня. Ритм музыки становился все быстрее, и в глазах парня все сильнее загорался огонек хитрого безумия. Ему хотелось полностью отдаться этой музыке, этому голосу, этому парню. Он готов был пройти семь кругов ада, но только бы вечно двигаться под эту мелодию. Тело, казалось бы, плавно сплеталось с музыкой. Нежные движения бедрами иногда переходили в резкие рывки тазом, что не могло не сводить с ума. Он просто выплескивал всю ненависть, весь негатив, которые скапливались в нем за день. Он полностью менялся. Тот скромный закрытый в себе парнишка за последней партой превращался в настоящего хищника, который взглядом бросал вызов сам себе. Каждая частица его души и тела источала ненависть к самому себе во время танца. Он просто отдавался полностью музыке в надежде, что вся его жизнь – очень плохой сон и скоро он проснется. Неожиданно в соседней комнате музыка затихла, и послышались тихие шаги, приближающиеся к двери. Чувство эйфории сразу покинуло разум парня, и он резко осел на пол, ощущая упадок сил и прилив новой боли в мышцах. Шаги становились все громче и громче, и сердце Кима с каждым таким шагом пропускало по удару. Чонин, быстро среагировав, начал судорожно собирать разбросанные по залу вещи, на ходу ища место для укрытия. Дверь громко ударяется о стену, и в комнату заходит молодой парень низкого роста, который жадно отпивает из бутылки прохладную воду. Его большие глаза цвета темного шоколада были томно прикрыты из-за усталости и яркого света ламп. Первые пуговицы на школьной рубашке были расстёгнуты, выставляя на обзор острые и соблазняющие ключица парня. По нежной молочной коже шеи стекали мелкие капли воды. Темные волосы были растрепаны, и несколько прядок прилипало ко лбу и вискам. До Кенсу – человек с самым шикарным голос в мире. Лишь одно его слово, которое прозвучит таким сладким и в тоже время мужественным баритоном, и Кай готов кричать как бешеная фанатка. Его голос заставляет Чонина, как бы это глупо не звучало, жить. Его голос заставляет подниматься его утром с кровати и заставляет идти дальше в надежде на лучшую жизнь. Парень остановился на середине танцевального зала и огляделся. Чонин сидевший за пианино в углу зала, казалось бы, даже не дышал. И непонятно из-за чего. Возможно, из-за страха быть замеченным, а возможно и из-за того, что перед ним сейчас его самый желанный человек, по чьей шее скатываются мелкие прозрачные капельки, заставляя парня нервно сглатывать и стыдливо отводить взгляд. - Странное чувство, - тихо прошептал в пустоту Кенсу и оглянулся вокруг себя, непозволительно долго задерживая взгляд на старом черном пианино, стоящего в углу зала, - я отчетливо слышал шаги в этой комнате. – До ещё раз окинул помещение взглядом больших глаз и, тихо хмыкнув, вернулся обратно в свой зал, напевая мелодию любимой песни. Как только хлопнула дверь, Чонин с осторожностью выполз из угла и прошел обратно в середину зала, где несколько минут назад стоял ангельский парень. Хотелось разрыдаться от собственной беспомощности. До Кенсу – идеал всех идеалов, а кто такой Ким Чонин? Серая никому ненужная мышь, от которой отказались даже собственные родители. Слезы предательски скатывались по острым скулам. У него в душе сидит смертная тоска, которая сделала дыру в груди. И, вроде, все хорошо. Ничего же не случилось. Он уже привык к такому отношению, но внутри все равно что-то не так. С каждым разом ему все больнее и больнее. И Чонин бы, возможно, прожил остаток своей жизни, оставаясь в тени других, если бы не этот парень. До полностью перевернул его мир, и он – единственный человек, которого Ким не хочет потерять. Он не хочет расставаться с ним. Он не хочет забывать его голос. И пусть Кенсу даже не подразумевает о существовании какого-то Чонина, он все равно не хочет переставать думать о нем. Не хочет. До дрожи в пальцах не хочет. Глаза покраснели и опухли, пальцы на руках больно схватились за волосы на голове и парень с силой потянул руки вверх, причиняя себе физическую боль в надежде, что она заглушит душевную. Сердце глухо билось прямо в висках, а перед глазами повисла серая пелена от слез, которая не давала нормально сфокусировать взгляд. Иногда бывает так, что сложно объяснить всё то, что ты сейчас чувствуешь. Потому и умираешь молча, без криков, в одиночестве. Он кричит молча. Он истекает кровью тоже молча. Он научился закрывать рот руками, чтобы его никто не слышал. Потому что окружающим это не интересно.