POV – Аид.
Слабый, но в тоже время сильный… Так действует любовь, противостоять ей не в силах ни люди, ни Боги. Любовь – большая боль или большое счастье, третьего, увы, пока и представить не могу. Невольно задаюсь вопросом – как то, что дарит счастье, может причинять боль, и, наоборот то, что причиняет боль, приносит счастье? -Без горя или боли, счастья не познать! Вот и я! Я тоже должен пройти через боль безответной любви, чтобы потом быть счастливым! – пытался я себя утешить, этими словами.POV – Персефона.
…возможно, я должна пройти через мучения в неволе, чтобы потом быть счастливой? – задалась я , в который раз этим вопросом. С каждым днем этот вопрос все больше кажется наивным и таким детским, ведь с каждым днем веры в то, что я освобожусь из этой «золотой клетки» все меньше. Когда я сплю, мне снится мама, снятся цветочные поляны и мои подруги Океаниды. Танцуя во сне со своими подругами, мне кажется, что ничего страшного произойти не может, а все мамины рассказы о коварстве Зевса и его брата Аида, всего лишь сказки, порожденные ее обидой на них. Но каждый раз я просыпаюсь на ложе устеленном богатыми тканями в своей темнице, и каждый раз плачу о былом: о маме, о подругах, о солнце, что согревает поля, реки и озера, но это все так же далеко, как и мама… Бедная моя мама, даже в такой дали от нее я чувствую ее горе, как она проливает слезы, кляня Аида и Зевса, за то, что они без ее ведома распорядились судьбой ее единственной, любимой дочери. Прошло уже столько времени, его ничто не остановит явиться ко мне в любой момент, будь этот момент сейчас или через сотню лет! Сто лет, лишь мгновение в жизни Бога!(*) Явится… и что я ему должна буду сказать? Изрисованные мною стены темницы мне осточертели, воспоминания о том, как выглядели стены, когда я только ступила за порог, кажутся не такими уж и ужасными. В памяти всплывают алмазные крошки на стенах… Ох что это я… недели, месяцы в одиночестве, сведут с ума кого угодно! Я и так живу в покоях, где на потолке алмазная россыпь, призванная заменить мне звезды, солнце которое я сделала еще ярче своими усилиями, дорисовала множество лучей. Нарисовала еще больше цветов, которые были прекрасней, чем те, что нарисовали слуги Аида, когда готовили эту комнату для меня, теперь они мне кажутся одинаковыми, одноцветными. Согласиться пойти с ним, если позовет? А куда он меня может отвести? На суд? Или в свою спальню, куда я не горю желанием попасть? Ах да! Да, как же я не сообразила раньше?.. Нужно всего лишь стиснуть зубы и постараться не нагрубить ему и не поссориться с ним вновь, возможно тогда он станет ходить ко мне чаще… Я подошла к зеркалу, и слова сами сорвались с губ: -Персефона, откуда у тебя стали появляться подобные мысли? Ты же его ненавидела, а теперь? Теперь ты хочешь, чтобы он чаще приходил? Ты начинаешь предавать саму себя? – казалось будто, не я, а мое отражение спрашивало меня. -Пускай приходит он, себя не предаю я! Сходить от одиночества с ума, я больше не хочу! Говорю сама с собой, считаю трещинки в полу, их ровно 328… я так больше не хочу. Пусть хоть с ним, и то все ж не с собою говорить, хоть чей-то голос кроме моего, услышат эти стены. – на одном дыхании прокричала я своему отражению.POV – Аид.
Может сходить к ней? Прошло ведь столько времени. Быть может, что-то изменилось? Решено, пойду к ней и будь, что будет! В дверях моих покоев, меня чуть не сбил с ног испуганный прислужник. - Смотри куда несешься! – спокойней, чем надо, сказал я слуге, и смерил его строгим взглядом. Присмотревшись, я узнал в нем охранника, которого оставил у покоев Персефоны. – Что испугало тебя?! А ну отвечай мне! И не смей лгать! – растерял я оставшийся покой. - Госпожа…- заикался охранник, и я понял, что напугал охранника еще больше, - она… она кричит. Госпожа одна в покоях, но она кричит, я не смог разобрать, что она кричит. – протараторил слуга. Услышав это, я кинулся к покоям возлюбленной. Я услышал крик и припал ухом к двери: «-Пускай приходит он, себя не предаю я! Сходить от одиночества с ума, я больше не хочу! Говорю сама с собой, считаю трещинки в полу, их ровно 328… я так больше не хочу. Пускай хоть с ним, и то все ж не с собой, хоть чей-то голос кроме моего, услышат эти стены…» - крик стих, я услышал шаги, а потом тяжелое, сбившееся дыхание совсем рядом со мной, она прислонилась спиной к двери и судя по тихому шуршанию ткани, медленно осела на пол. Не знаю почему, я сделал тоже самое, и стал просто слушать. Слушал ее дыхание, оно постепенно замедлялось, я услышал ее тихое сопение, она уснула на полу возле двери. Я не смог побороть порыв и открыл дверь, она такая красивая и беззащитная, тихонько спала лежа на полу. Аккуратно взяв ее на руки, я понес ее на кровать. Положив на кровать, я укрыл ее покрывалом, красиво расшитым цветами, откинул спадавшую ей на лицо прядь, чтобы та не щекотала ее прекрасный носик. Так хотелось поцеловать ее, сесть подле нее и охранять ее сон, но побоявшись того, что в любой момент она проснется, увидит меня и, спросонок испугавшись, возненавидит меня еще больше, я просто сжал кулаки и вышел. И уже лежа в своей кровати, я задумался над словами, что услышал за дверью покоев Персефоны. Был ли я готов их услышать? Она хочет, чтобы я приходил к ней. Я вспомнил слова Мойр, может они действительно были в чем-то правы? Но приду я к ней, и что скажу? Ведь столько времени я к ней не ходил… Эх… угадать ее реакцию все равно не возможно, так что просто приду к ней, а там будь что будет.