Small summer

- Нет. Нет! НЕТ! Я даже слышать этого не хочу. Феликс яростно дышит, разминая пальцы рук. Я небрежно комкаю одежду и утрамбовываю в чемодан. Я почти закончил, остался только свитер и пара кроссовок. - Ты должен сказать ей,- говорю я, стараясь сохранить спокойствие, но, к своему сожалению, слышу, как мой голос предательски подрагивает. - Я не могу так торопить события. Нельзя просто так взять и обрушить тот мир, который мы строили все эти годы. - А мой мир, значит, рушить можно?! – я уже не сдерживаю себя. - Никто ничего не рушит, просто… - Хватит оправдываться, Пьюдс,- я срываюсь на крик. - Я не прошу тебя бросать ее, но ради всего разумного! Ты можешь ей голову дурить сколько угодно, но со мной это не пройдет. Как ты жить-то дальше собираешься? - Мы что-нибудь придумаем, - он старается успокоиться. Но его голос все еще звучит громко, громче чем мой, и раздраженно. - Нихрена тут не придумаешь. Ты просто трус, Пьюдипай. Я сам ей скажу, если у тебя кишка тонка. Лицо Феликса покраснело от злости. - Ах, вот значит как? – он двинулся ко мне, грубо отталкивая в сторону и хватаясь за ручки чемодана.- Пришел в Мой дом, командуешь, как мне менять МОЮ жизнь. Хочешь разрушить все просто им сразу. Ну уж нет. Мы стоим в гостевой комнате, отведенной мне на эти три дня. Сейчас здесь пахнет пивом и дешевыми сигаретами, которые я купил в аэропорту. На тумбочке лежит папка с документами, билеты на самолет и бумажник. Они лежат в окружении пустых банок и большой стеклянной бутылки, наполовину полной или наоборот, опустошенной наполовину, как кому нравится. Феликс идет к окну, и я слышу жалобный хруст. Он наступил на пакет с чипсами, валявшийся у кровати. Феликс дергается рвано и неуверенно. Одной рукой он держит за ручку мой чемодан, потом поднимает ногу и ставит другой его бок на колено. Освободившаяся рука неуклюже шарит за ним в воздухе, пока не ложится на ручку окна. - Выметайся! И, мой чемодан летит со второго этажа вниз. Слышится всплеск воды. Я поднимаю руку. Я хотел что-то сказать, но слова куда-то пропадают. Феликс тоже застыл, тупо глядя на меня. Там внизу, под окном комнаты, которая на три дня была отведена мне, находится бассейн. С минуту мы стоим, глядя друг на друга бешеным, но беззлобным взглядом.Потом срываемся с места и пулей несемся вниз по лестнице, через гостиную. Выбегаем на лужайку перед домом. Я останавливаюсь первым, а Феликс, не рассчитав, врезается мне в плечо. Теперь, наши взгляды устремлены на бассейн. На его поверхности плавает мой чемодан. Раскрытый, конечно же, ведь я не успел застегнуть молнию. Возле чемодана плавает моя клетчатая рубашка, носки, к бортикам прибило две пары сменного нижнего белья, пакет со средствами личной гигиены пошел ко дну в компании пары джинс и настольного будильника. О, а я как раз его искал дома. Я почесываю голову, глядя на все это великолепие. На само деле это ужасно, ведь мне нужно ехать на вокзал через два часа. На вокзал, потому, это выгоднее чем такси. Потому, что у нас с Феликсом будет всего около получаса, пока мы будем сидеть в машине. Он стоит за моей спиной с провинившимся видом, вдыхая воздух сквозь стиснутые зубы. Он сейчас напоминает кота, которого окатили ледяной водой из ведра. И тут я начинаю смеяться. Я просто не могу сдержаться, все эти вещи в бассейне с одной стороны, кислое и испуганное выражение моей новоиспеченной пассии с другой. - Я… извини меня, хах, я… Но я не слушаю. Я смеюсь так, что сводит мышцы на животе, так, что я хватаю Феликса за плечо, и сгибаюсь пополам. Осознав, что расправа ему не грозит, мой дорого Пьюди тоже заливается смехом. Сквозь накатившую истерику я кричу ему беззлобно: - Что ты наделал, Феликс? - Простии. - Феликс?! - Мне жаль. Интересно, если бы их соседи увидели нас сейчас, что бы они сказали по этому поводу. Два парня бьются в истерике, стоя у края бассейна, в котором плавает чемодан, трусы, носки и прочие предметы гардероба, которым не свойственно быть там. Что бы они сказали, если увидели бы, что одни из них, не переставая звонко хохотать толкает другого прямиком на чемодан. Над лужайкой звучат плеск воды и отборные шведские ругательства. Один из парней, гость их соседа, бьется в конвульсиях прямо у бортиков, издавая нечленораздельные звуки. Но это ненадолго, ведь скоро он сам падает в, еще не успевшую прогреться после прохладной ночи, воду. Как бы соседи восприняли то, что два парня, путаясь в плавающем вокруг них барахле, что-то крича друг другу, вытаскивают наружу разбухший чемодан Вероятно, любопытных соседей, наблюдай они за тем, что творилось на территории дома Бисонин, еще долгое время не посещала бы мысль заглянуть к ним во двор еще раз. да, скорее всего так и случилось бы, заметь они, как два парня, окруженные одеждой, стоя посреди холодной воды, носков и средств личной гигиены, обвили друг друга руками. Как они притягивали друг друга и целовали, прикусывая губы и углубляя поцелуй. Хорошо, что соседи не видели этого. Об этом думал я, удобно устроившись на переднем сидении машины Феликса. Алкоголь окончательно выветрился из нашей крови, сушилка спасла практически все мои вещи, за исключением будильника и рубашки, ткань которой не перенесла встречи с хлором, и чемодана. Феликс любезно одолжил мне свою сумку и даже сложил в нее предварительно аккуратно свернутые вещи. На ранний поезд мы опоздали, так что пришлось отбывать на вечернем. Потом мне предстояло поменять билеты на самолет, оправдываться, упрашивать, доплачивать, но это не беспокоило меня в данный момент. Мое лето заканчивалось за воротами большого, красивого вокзала, за кассами, за дверями комфортабельного купе, где-то далеко за линией горизонта. Но я не грустил. Я знал, что теперь я не один. Я пережил лето, чтобы впустить свою душу весну. Чтобы все во мне распускалось и тянулось к Солнцу. К моему шведскому Солнцу, от которого шел удивительный согревающий свет, у которого были растрепанные пшеничные волосы, который пах так же, как пахнут цветы у его дома по ночам. - Мы решим все проблемы, Райан, - сказал он мне напоследок. – Даже не волнуйся об этом. Я не волнуюсь. Мой поезд трогается, и я вижу, как он машет мне, стоя на перроне. Я машу в ответ и дарю тебе ту же подбадривающую улыбку, которую подарил ты мне в день моего приезда. Поезд ускоряет ход и вскоре Пьюдипай превращается в крохотную точку, вокруг которой снуют другие пассажиры, а потом и вовсе исчезает из поля зрения. В кои-то веки, Феликс, я не волнуюсь ни о чем.