***
Феликса я нашел в гостиной. Он вертелся с тряпкой в руках вокруг стеклянного столика и вытирал пролитую заварку, которая распространилась по поверхности стола и, найдя его тесным, беспардонно капала на безупречно белый ворсистый ковер. На диване лежали вазы с конфетами и прочими угощениями, на подлокотнике стоял изящный заварочный чайник и две чашки, видимо из одного сервиза. Заметив, что я стою в дверном проеме, Феликс весело помахал мне тряпкой, капли с которой мигом разлетелись по всей комнате. - А вот и ты! Я как раз собирался тебя будить. - На сколько, говоришь, они уехали? Решив, что пить чай в гостиной с нашей-то осторожностью чревато для светлых диванов, мы переместились на кухню. - Неделя. Марция вернется раньше. Ее родители хорошо ко мне относятся и все такое, но, - Феликс достал из чая ложку, которой размешивал сахар и положил ее на стол около себя. Вокруг нее тотчас образовалось темное пятно.- Дом все равно не доверяют надолго. Ну и еще, она скучает по Майе. Феликс отхлебнул из чашки. Я потянулся было к своей, но рука под действием мысли остановилась у самой ручки. - А она не может, ну. Я кивнул в сторону входной двери. - Неа, три дня ее точно не будет. Она сама говорила, как скучает по своей тете, так что волноваться не о чем. Да и если она бы приехала сейчас,- Феликс выразительно взглянул на меня. – Ей вроде пока что нечего нам предъявить. Он вернулся к своему чаю, а в моей голове настойчиво загремела фраза «пока что». - Ну, разве что тот факт, что мы допили ее любимую заварку. Добавил Феликс. И после этого факта мне вдруг резко расхотелось пить. Я еле заметно отодвинул чашку чуть дальше от себя, стараясь игнорировать аппетитный запах мяты и земляники. - Жалко, что ты так и не смог приехать весной, Райан. У нас тут, - он сделал паузу, и на его лице появилась некая задумчивость,- очень красиво весной. Эта весна выдалась одной из самых странных и сумбурных на моей памяти. Предложения приехать стали звучать для меня как-то двусмысленно. И чем настойчивей они становились, тем труднее мне было убедить себя, что корень беспокойства кроется в моем воображении и надежде на лучшее, которая, если судить здраво, давно должна была загнуться во мне, но вопреки всему разгоралась все больше и больше, вытесняя остальное из моей жизни. - Не было времени. Дела, сам понимаешь, - отвечаю я, отрезая кусочек макового рулета, стараясь не проронить ни крошки на стол. Режу ему и себе. Не то, что бы я был занят. Нет, дела, конечно, были, но не больше и не важнее чем обычно. Просто вся это неясность в наших отношениях меня тяготила. Это ощущение недосказанности каждый раз после прощания, эти неловкие паузы посреди разговоров… Если вам когда-нибудь доводилось ощущать смутное чувство того, что между вами и человеком, с котором вы общаетесь на правах друзей, вот уже который месяц прокралось безымянное, но весьма ощутимое чувство тяги друг к другу, вы поймете, о чем я. Непонятно что это, и что с этим делать, и нужно ли что-то делать. А если это осложняло взаимодействие на расстоянии, то неизвестно, что бы было, предстань мы друг перед другом. Это сложно объяснить словами, но примерно в таком ключе протекали мои мысли весной. Таким образом, я ковырялся в себе и отлынивал от приглашений до самого лета. А потом подумал: “А, к черту это все!” И вот, я здесь. За окном начинало темнеть. В комнату незаметно прокрался полумрак, постепенно укрывающий от наших взглядов дальние углы кухни, сужающий пространство вокруг нас. Ваза с конфетами опустела, на тарелке с рулетом остались лишь одиноко лежащие крошки, чай на дне чашек давно остыл, а наша беседа зашла в дебри задорного безумия. Но когда темнота добралась до нас, плотным слоем скапливаясь вокруг настольной лампы, все стало казаться много уютнее и уединеннее на столько, что Феликс даже умерил тембр своих возгласов, а голос его стал звучать размеренней и приглушенней. В какой-то момент, распинаясь на счет концовки Биошока, я осознал, что Феликс внимательно смотрит на меня, почти не моргая. Не похоже, что он слушал излияния моей души по поводу игры, но когда я, слегка запинаясь под пристальным взглядом его серо-голубых глаз, закончил, он хлопнул себя по коленке. - Ты пока не устал? В сон не клонит? - Нет. - Отлично! Тогда пойдем, я покажу тебе кое-что.***
Я стоял на предпоследней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, и наблюдал за тем, как Феликс то и дело исчезает за створками большого платяного шкафа спальни. Мое присутствие было необязательно, и я мог бы остаться ждать его внизу, но, находится в чужом доме в одиночестве, мне было неуютно. Из-за этого я ходил за Пьюдипаем хвостом. Из-за деревянных дверец шкафа послышалось шуршание падающих на пол тканей. Я увидел персиковую накидку, которая, не успев коснуться пола, была подхвачена рукой Пьюдса и отправлена на свое законное место. - Нашел! Феликс закрыл шкаф и вышел из комнаты, весело потряхивая фланелевым пледом. Мы вышли за дома и, миновав калитку, неспешно зашагали по улице, вдоль похожих друг на друга коттеджей с крышами, как это водится в Европе, крытыми рыжей черепицей. Солнце к этому времени скрылось где-то за горизонтом ровно на столько, что полный пылающий красным круг расплескал свой жар по линии горизонта, за которым сам же благополучно скрылся. Темнота, неуклонно следующая, за убывающим светом предвкушала окутать собой весь этот тихий, благоухающий мир, как только пламенеющий горизонт окончательно остынет. На улице постепенно становилось прохладнее. Феликс шел рядом, прижимая к своей груди аккуратно свернутый плед и рассказывая мне историю этого места. Он выучил ее на зубок, пропитался духом пригородной жизни. Видно было, с каким наслаждением он описывает происходившие здесь изменения, как отчаянно ему хочется поделиться этим чудесным знанием и чувством со мной. И я внимал. Внимал каждому его слову. Каждый новый вздох становился для меня откровением. Он говорил о том как приехал сюда в первый раз. В какой восторг его приводили пышные и яркие, словно праздничные, садики у каждого из домов, дороги, петляющие вдоль свежей зелени деревьев, запахи, звуки. Я понимал, о чем он говорил, я чувствовал это всем сердцем. Хотя, это все блекло по сравнению с его рвением и увлеченностью, с его горящими глазами. Каждый раз, когда я в изумлении просил его рассказать о чем-то подробнее, он словно бы светился изнутри и бросался в разъяснения. Незаметно мы вышли за пределы жилого поселка. Перед нами возник необъятный, бушующий от порывов ветра зеленый океан. Где-то вдали, словно небольшие островки, чернели силуэты деревьев. Дорога, по которой я вчера приехал, змеей извивалась среди непослушной зелени, пока не тонула в ней, скрываясь из глаз где-то далеко. - Какая красота,- только и смог сказать я. Ответом мне послужило звонкое шелестение высоких трав. Феликс, видимо, остался доволен моей реакцией. Здесь и правда было красиво. Я все никак не мог взять в толк, почему не заметил этого вчера. Конечно, я был слишком уставшим и напуганным, но все же. Мы отошли чуть подальше от поселка и, примяв траву, расстелили плед. - Жалко только, что мы пропустили закат. Тут настоящая феерия, знаешь ли. Ты вряд ли видел подобное у себя в Америке. – Гордо заявил Феликс улыбчиво наблюдая за моей реакцией. - Я люблю закаты. У меня из окна тоже хороший вид,- постарался заступиться за свою местность я, но оглядев окружающее меня великолепие еще раз, удрученно махнул рукой, - Да, знаешь, наверное, ты прав. - Ну, ничего, у нас еще два дня впереди. Все успеем. Звонкой трелью, застрекотали кузнечики. Сначала вдали, где-то очень далеко, потом подхватили те, что были совсем рядом и вот, зеленый океан разразился пронзительным стрекотом со всех сторон. Звучные, почти музыкальные переливы насекомых делали это место еще более удивительным. - У тебя глаза не устают от очков? – вдруг спросил Пьюди. - А? – я вопросительно выгнул бровь. - Ты как приехал, все время в них. У тебя глаза не устают? Еще больше ведь ослепнешь. Признаться, я и забыл, что на мне есть очки. Я носил их, не снимая каждый день, семь дней в неделю, и настолько привык к ним, что попросту не замечал их присутствие. Быстрым движением, повернувшись ко мне, Феликс двумя пальцами снял с меня оправу. На его лице появилось приятное удивление, а рот так и остался приоткрытым. Я огляделся по сторонам и сделал вывод, что зрение мое ни к черту. Свет, в окнах домов превратился в яркие рыжие звезды, на фоне которых расплывчатыми пятнами еле различались силуэты бежевых стен и деревьев. Единственное, что я мог видеть вполне сносно, это умиляющегося Феликса напротив. - Край, ты очарователен. Никогда не видел тебя без них. Ты просто прелесть, – сказал он наигранно сладким голосом и прижал согнутые в кулачки ладони к щекам. – Зачем ты вообще их носишь? - Это, чтобы лучше тебя видеть, деточка,- мягко отозвался я, осторожно взял очки из его рук и водрузил их на свое законное, обжитое место. Уже совсем стемнело. На небе блестящей россыпью стали загораться звезды. Их далекий белый свет зачаровывал. Отставив разговоры, мы сидели, подняв головы к небу, и внимали их сиянию. Мысли о необъятности вселенной и красоте мира, как и положено, захватили мой рассудок. Но вдруг мир вокруг нас стремительно сомкнулся. Я почувствовал, как моей руки неуверенно коснулись его прохладные пальцы. Я затаил дыхание. Мгновение спустя его ладонь робко накрыла мою. Я высвободил мизинец и медленно провел им по его руке, едва дотрагиваясь до быстро теплебщей кожи. Наши пальцы переплелись. Каждый болезненно крепко сжимал руку, словно стараясь передать все то, что так долго висело между нами. Каждый дышал осторожно и редко. Мое сердце замерло на долю секунды, а потом забилось в головокружительном темпе. Никто не оторвал взгляда от неба. Но сейчас, мы были далеки от этих звезд, мы были далеки от поселка, где постепенно гасли теплые огни в окнах, далеки от бушующего и стрекочущего изумрудного океана и мягкого фланелевого пледа. Мы были в этом касании, в переплетении пальцев, в ритме сердец друг друга. Мы были одним целым, трепещущим и любящим. И мир сомкнулся вокруг нас.