Моя жизнь. Рассказ татуинского провинциала.

Обычно, после тяжелого трудового дня на “Экзекьюторе”, который пока без дела болтался на орбите Корусканта, я первым же перевозчиком летел домой, на планету. Там часами сидел у своего старого знакомого, маляра, или, как он сам себя называл, подрядчика молярных работ, Бена Кеноби. Это был человек лет шестидесяти, худой, бледный, с синими кругами под глазами. Я знал, что он выпивает, и что раньше он был джедаем. Бен был болен какой-то шизофренической болезнью, и каждую осень и весну говорили про него, что он отходит, но он, полежавши, вставал и потом говорил с удивлением: “А я опять не помер! ”. В городе его звали Обиком, и говорили, что это его настоящая фамилия. Бен, так же как и я, любил играть в саббак, и мы вместе проматывали огромное состояние отца. Кстати, Бен говорил, что раньше он был хорошим другом моего отца и может быть поэтому, так часто приходил занимать у него денег в долг, но которые никогда не отдавал. На вопрос же мой, почему не потребовать с Обика расчет хотя бы за последние несколько месяцев, отец ответил: “Он уже столько занял, что не отдаст денег даже в том случае, если станет моим рабом, а мне доставляет истинное удовольствие смотреть ему в глаза и тихо ржать про себя, вспоминая, как он впаривал мне лет тридцать назад: ‘’Слушай Эничка и запоминай: “Деньги счет любят”, “ Копейка рубль бережет”” и тому подобное. - А ты знаешь, как он пропил мой первый детский заработок? – продолжил отец. Я отрицательно замотал головой. - Мне тогда лет пятнадцать было. Он взял меня на первое задание. Это было на Татуине. Какие то разборки с Хаттами. Кеноби оставил меня у спидера, а сам ушел куда - то. Я на минутку отошел по нужде, а когда вернулся, оказалось, что спидер обгадила банта. Пришлось мыть. Когда, я закончил, ко мне подошел какой – то мужик, и со словами: “Спасибо, мальчик”, сел в этот самый спидер, дав мне денег. Я понял, что просто перепутал машины, но был радостный и счастливый и хотел бежать за мороженным, но тут вернулся Кеноби с пьяными в стельку джедаями, забрал деньги и снова пошел бухать. Уже обратно, его никакого, тащил я. И именно из – за него я не успел повидать мать. Он просто сказал: ” Энни, мне плохо, мы улетаем”. А потом его жутко вырвало на приборную доску и на меня. Я неделю не мог отмыться. Старый козел”. После этих слов отец ржал долго и злостно, так долго, что чуть не задохнулся.