Навий мир

Жар стоял над полем, дышал огнем. Разбегались солнечным ярким днем в поле чистом девицы - юный цвет - затмевая блеском и солнца свет синих глаз. Кружили, да в хоровод. Косы русы с ветром в лихой полет, сарафаны - белый тончайший лён. Он когда-то, помнишь, в тебя влюблен приходил на поле в зените дня. И искал, искал лишь одну тебя. Кудри вились, ветер их всё трепал. Он стоял и с рожью неспелой ждал, как сойдет по небу твой тонкий стан. Налетал полуденный сон-туман и пьянил сильнее заморских вин. Разгоралось ярче же солнце-блин, жар касался кожи, да целовал. Он стоял. Всё также. И верно ждал. Разливался в воздухе тихий смех и являлась дева, что краше всех. Что зари небесной в разы светлей, что умней, красивей и всех родней. И шептала тихо златая рожь: - Ой не трожь ты девицу, ой не трожь. Не живая, слышишь. То навий свет. Уведет с собою, гляди, в обед. Только он не слышал, иль не хотел. Танцевать во поле его удел с девой жара, солнца, зенита дня. Он любил, конечно любил тебя. Поступь легче пуха, идет вперед. За собою тихо влечет-зовет. Он ступает смело. И там, во ржи обнимает, в танце том с ней кружИт. И колосья тихо окрест дрожат - видят, знают девицы навий взгляд, что с собою мОлодца прочь ведет. А она смеется, она поет. И с собою тянет, да в хоровод… Пес в деревне лает, летит зола. Ты его нашла и за ним пришла. Он не знал, не ведал, спокойно жил, до того, как встретил тебя во ржи. И теперь безумен, тобой объят, околдован, видит лишь навий взгляд. Околдован, слышит лишь навью дочь и никто не сможет уже помочь. У полудниц слишком недолог век, и в зените быстрый у солнца бег. А они за солнцем бегут, поют и с собой таких же, как он ведут. Заберут, уводят по полю, в даль. И не жаль, конечно же им не жаль. И не вспомнит завтра при свете дня, как вчера плясала-вела тебя. Жар плывет над полем. Смеется день. Рожь стоит, качаясь, да видит тень, что по полю бродит, её зовет. И всё также преданно, верно ждет…