Крепость этих стен

Вариант второй. Тоже не ХЭ. Поэтому, если Вы не готовы, лучше не начинайте! Все, в следующей главе будет долгожданное счастливое воссоединение)))

Звуки лились привычным фоновым потоком, сливаясь с тьмой и растворяясь в ее плотной массе, невыносимо давящей со всех сторон. Судя по мерному гулу голосов, там, снаружи, было утро. Оглушительный грохот раздался где-то очень близко, заставляя измученное сознание напряженно вспоминать ее предыдущее пробуждение. Уже пора? Что-то большое рухнуло, сотрясая землю на многие мили вокруг. Звук повторился и рассыпался протяжным дробящимся эхом, растягиваясь в знакомый до боли рев. "Нет, нет! Только не опять!" Шум повторился, на этот раз гораздо ближе. Где-то внизу все сильнее сотрясалась земля. Повторяющийся со странной периодичностью шум падения чего-то массивного и неясный гул множества голосов, перемешанный с воплями чудовищ, приближались. "Что происходит? Почему все повторяется точно, как в тот раз? Это только порождение моего воображения или со мной что-то гораздо серьезнее?" Рядом ухнуло, глухие звуки ударов и выкрики людей вдалеке стали четче. Гнетущая масса вокруг Лив внезапно съёжилась и издала протяжный стон, трескаясь темной плотью наружу. Разъезжающиеся куски тащили за собой соседние, дробя окружающую тьму ядовитыми змеями стремительно ширящихся трещин. Вокруг все лопалось, заваливалось куда-то, надсадно скрежетало и содрогалось всем телом внутри. Резкая боль пронзила глаза. Но на этот раз она была готова. Она была готова к ослепляющему свету солнца, к последовавшему шипению и обернувшему ее тело белесому горячему пару. Она была готова к непривычно свободному вдоху, к обострившемуся слуху и к падению сквозь гнущееся и ломающееся нутро ее убежища. Она даже была готова к накрывшей ее осыпающейся трухой тьме. Но она не была готова к тому, что ждало ее за стеной... - Лив, - знакомый голос вырвал ее из уютных объятий беспамятства, - Лив, ты меня слышишь? Ее настойчиво потрясли за плечо. Ничего не изменилось... - Ханджи, не тряси меня, - надтреснутый голос корябал связки в горле, сухие губы стянуло. - А чего молчишь, раз очухалась? - недовольно огрызнулась ученая. Лив распахнула глаза и, не взирая на резкую боль, напряженно посмотрела на Зоэ. Этот тон был не характерен для женщины. Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы... - Что случилось? - тонкая кожица на губе не выдержала натяжения и треснула, но Лив не обратила внимания ни на жжение, ни на солоноватый привкус крови. - Ханджи? - с нажимом спросила она повторно, внезапно ощущая приступ паники. Ученая отвела глаза и хмуро уставилась на свои руки, плотно сцепленные замком. Глаза Лив расширились, ужас холодной волной пронесся по телу. Ее пальцы сами потянулись к рукаву Зоэ, изо всех сил дергая ту, привлекая внимание: - Что? Она вовсе не хотела слышать ответ на свой вопрос. Возможно, потому что знала и не хотела верить. Возможно, потому что была уверена, что пока кто-то не произнесет это в слух, оно не станет частью ее реальности. Хотелось бы сказать - мира, но разве теперь у нее есть мир? Без него? Ханджи смотрела на застывшее выражение ее лица с сожалением и глубокой печалью. Она молчала. Она не могла заставить себя сказать это. Пальцы Лив бессильно разжались, из груди вырвался протяжный стон. Боль, разливающаяся по венам с кровью, была невыносимой. Она обугливала сердце, оплетая его плотным слоем колючих терновых ветвей, загоняющих иглы глубже в плоть с каждым биением сердца. Душа покрывалась чернотой скорби, закрываясь ею, как броней, от несовершенного, несправедливого мира вокруг. Свет, что был в ней, вытеснялся мраком и темнотой отчаянья, он искрился умирающими бликами, покидая ее опустевшее теперь тело слезами. Зоэ перестала быть отчетливой, образ ее расплылся в глазах Лив. Звуки замерли. - Зачем вы возвращали меня? - непослушные губы сами шептали что-то, Лив было неинтересно знать ответ на этот вопрос. - Все закончилось, - просто сказала ученая. - Был приказ завершить проект Бастион. Мы вытащили живыми почти всех... Вот бы быть среди тех, других. Не знать, не чувствовать, не ощущать эту льдистую пустоту внутри... - Ты же знала, - так же безучастно продолжила девушка. - Ты знала все... Зачем ты вытаскивала меня оттуда? Повисла тяжелая пауза. Где-то на стене отрывисто тикали часы, отмеряя время. Ее время. Время, которое ей уже не нужно. От раздавшегося подавленного голоса Зоэ или, быть может, от его имени Лив вздрогнула, ненадолго забыв где она и кто с ней рядом: - Леви, - ученая осеклась, глубоко вдохнула и продолжила, - Леви оставил распоряжения на твой счет. Лив моргнула, наполнившие глаза слезы скатились горячими тоненькими ручейками по ее щекам. Девушка непонимающе посмотрела на майора: - Что? - Леви оставил распоряжения на случай своей... смерти, - озноб пробежал вдоль позвоночника Лив, сжимая сердце невидимой сильной рукой. - Ты же знаешь этого аккуратиста, - попыталась разбавить обстановку ученая, но шутка треснула, проведя болезненную судорогу по лицам обеих. - У него был домик. Не Бог весть что, конечно, но капрал содержал его в полном порядке, так что на первое время... Дом Леви? Приют для ее неприкаянной мечущейся души? Ты все предусмотрел, да? Все... Но ты ведь должен был понимать, что я не смогу, я просто не смогу без тебя! - Так ты вытащила меня, чтобы вручить... наследство? - с горечью уточнила Лив, понимая, что Ханджи тут ни при чем. Разум понимал, что женщину не в чем винить, но горе, захлестнувшее ее с головой, искало выхода... Зоэ поежилась, глядя в совершенно опустошенные глаза девушки. Видеть ее, вечно сияющую и находящую во всем положительные моменты, вот такой было страшно. Страшно осознавать, что юная, открытая душа, вытерпевшая столько боли и страданий, пережившая два заточения внутри стен, вынуждена мириться с этой, самой страшной потерей. - Лив, мне очень жаль... - Да. Я знаю, - прошептала она. Дни текли медленно, ночи останавливались и замирали вовсе, растягивая время, как пыточные кожаные ремни. Каждая минута превращалась в агонизирующее существо, сгорая у нее на глазах в страшных мучениях, продлевая ее одинокие мгновения. Мир вокруг Лив стал серым, будто ее и не доставали из стены. Она понимала, что жизнь вокруг продолжается, что все идет своим чередом, так же, как раньше, когда еще не было титанов, так же, как позже, когда был ОН. Она понимала это, но вся эта суета жила и дышала отдельно от нее, за некоей пеленой, за стеклом, не пропускающим ни смеха, ни песен, ни света, ни тепла... Лив и сама замерла, впадая в некое подобие транса. Она была заторможенной, движения сделались медленными, она даже дышала еле слышно. Застывшее выражение на ее лице не сменялось ни горем, ни тоской, ни радостью победы. Оно было всегда уставше-безразличным, будто она прожила тысячу лет и жизнь эта ее слишком сильно утомила. Она перестала различать вкус пищи и откликалась на свое имя далеко не с первого раза, поднимая пугающе-пустые глаза на собеседника и даже не пытаясь изобразить интерес к тому, что ей говорили. Девушка отказывалась принимать то, что она покинула стену. Было куда проще и правильнее остаться там, внутри непробиваемого монолита. И Лив наглухо запахнула душу, скрывая ее от боли, отчаяния и тоски. Но и от всех иных чувств и эмоций тоже. Она замуровала себя со своими чувствами внутри безразличия. И опустошенное, обездушенное тело стало куклой, формальностью, удерживающей ее в этом пустом мире. Когда двери госпиталя распахнулись перед ней, девушка сделала шаг в мирный Стохесс, безучастно оглядывая светлые улицы. Луч яркого солнца нежно коснулся ее щеки, скользнув по белым волосам Лив и заигрывая с искрящимися оттенками в их тонкой паутине. Девушка подняла глаза к небу, замечая лишь редкие колючие тучи, не предвещавшие хорошей погоды в ближайшие дни, и двинулась дальше, стремясь на поиски своего нового жилища. Прошлая Лив была бы счастлива уже одним чувством свободы от стен. Счастлива победой человечества и окончанием гнета вечного страха перед титанами. Счастлива вдыхать свежий воздух, видеть краски окружающего мира, чувствовать его запахи, даже плакать по ушедшим. Прошлая Лив любила жизнь такой, как она есть, умея находить в ней то чарующее биение и красоту, которую часто не замечают другие. Но эта прошлая Лив умерла. Ушла вместе с тем, кого любила, кому доверилась, кому открыла свои потаенные страхи и надежды. Она исчезла, прикипев душой к Леви, не приняв мира и радости без него. Без того, кто вложил все свои силы в достижение этого мира, кто был сердцем этой победы, кто положил на ее алтарь всю свою жизнь без остатка, забыв о себе и своем личном счастье. Когда его голос перестал доноситься до нее через стену, вместе с ним окунулся в непроглядную мрачную тишину и весь остальной мир. Темнота вокруг нее дышала тревожным ожиданием, слепой верой, что сильнейший воин человечества выживет, выйдет не опаленным из пламени этой войны, глупой надеждой на счастье. Когда и тьма перестала заслонять ее от произошедшего, та Лив обернулась ею сама, погребая под обломками стены все то, чем жила и чего ожидала. Та Лив растворилась в том самом последнем рассвете, который они встретили вместе, навсегда уйдя куда-то в далекую высь с обжигающе-холодными звездами. Лив провела несколько месяцев в уютном маленьком домике капрала, где каждая вещь, каждая деталь были пропитаны им. Она бродила неприкаянной тихой тенью себя прежней, не находя места в новом мире, так похожем на старый, в котором она родилась, но ускользающе другом, чужом и холодном без него. Ей часто снились его глаза, и слышался его голос в порывах ветра. Она ощущала его прикосновения на своей коже, когда поздним вечером ложилась в бессонную постель, когда-то принадлежавшую Леви. Лив представляла его хмурое лицо, когда случайно разбивала что-то или забывала протереть пыль с подоконников. Она таяла, истончаясь душой по единственному, с кем хотела бы разделить эту новую жизнь с нежными восходами и красочными закатами, звонким плеском ручья и трелями соловья в сумерках. Она гасла, как хлипкий огонек одинокой свечи, зажженный теплом одного человека, а позже вынесенный за пределы его ладоней и лишенный его защиты от беспощадных ветров судьбы. Лив похудела, осунувшись еще больше, чем когда ее доставали из Сины первый раз. Она плохо ела, ее мутило. Девушку мучали головные боли, бессонница и головокружения. Но все это было так созвучно с ее внутренним состоянием, что она не обращала внимания на недомогания, пока не потеряла сознание на рынке. Очнулась она в госпитале, куда ее доставил сердобольный торговец. К ней тут же подошла молоденькая медсестра в коротеньком халатике, мило улыбнулась и сообщила, что доктор хотел поговорить с ней, когда девушка очнется. Лив только устало вздохнула, привставая на локтях и собираясь встать с койки, но медсестра поспешно подскочила к ней, уверяя, что ей необходимо немного отдохнуть. Когда на кровать к Лив подсел седобородый врач с такими же очками, как у Ханджи, девушке уже не терпелось вернуться домой и погрузиться в родные запахи и атмосферу короткого отрезка счастья в ее слишком длинной жизни. - Как Вас зовут? - мягко обратился к ней доктор. - Лив Эрихсдаттер, - ответила она, вспоминая, что так же лежа представлялась в другой жизни командору, а Леви, ее Леви, стоял рядом. Врач кивнул: - Миссис... - Мисс, - поправила его Лив, с раздражением наблюдая, как бровь мужчины изогнулась. - Мисс Эрихсдаттер, - не выдав своего удивления в голосе, продолжил он, - как давно Вы истощены? Она неопределенно пожала плечами и равнодушно отвела взгляд. - Я не знаю Вашей ситуации, - начал врач издалека, - но все мы многое потеряли, сражаясь с титанами. Как бы там ни было, время скорби прошло и надо жить дальше. Тем более, что Вам есть ради чего жить. Лив вздрогнула и посмотрела в теплые глаза доктора: - Это не так... - Но, Вы должны перестать так думать! Вы должны думать в первую очередь о ребенке! Он еще что-то говорил ей, разводя руками и хмуря кустистые брови, но Лив будто выпала из реальности. Она не смотрела перед собой, нет. Просто ее глаза были открыты. Она не вдыхала больничные запахи - просто ее грудная клетка продолжала подниматься, втягивая воздух в легкие и разнося кислород по клеткам. Она не двигалась - просто ее руки механически легли на слишком незначительно округлившийся живот. Она не думала - просто ее мысли текли стройными и странными рядами, рисуя темноволосого малыша с призрачно-серыми глазами отца. Он не тянул к ней ручки, хватаясь малюсенькими розовыми пальчиками за края "конверта", смешно хмуря тоненькие бровки, когда его касались немытыми руками. Она не плакала - просто жизнь возвращалась в ее измученную душу. - Ты и это продумал, да? - зашептала, улыбнувшись, Лив. Доктор посмотрел на нее поверх очков, вглядываясь в сияющее истощенное лицо улыбающейся сквозь слезы девушки. - Ты выполнил свое обещание до конца... Ты всегда будешь со мной. Только оберегать тебя теперь буду я...