Легенда об Основателях

Холодный ветер бушевал промозглой ночью с такой силой, что стекла позвякивали в рамах; редкие дождевые капли срывались с беспросветно-черного неба, на котором не горела ни одна звездочка. Тем не менее, это не помешало Хельге Хаффлпафф распахнуть настежь окна одной из самых высоких башен Хогвартса. Круглая комната продувалась всеми ветрами, развевающими рыжие кудри волшебницы и подол ее платья. Она стояла у самого окна, прислонив ладонь к холодной каменной стене и глядя вдаль, куда-то далеко, за границу Запретного леса, за границу самого горизонта. Капли падали волшебнице на лицо и скатывались по румяным круглым щекам, очерчивали скулы и подбородок, а затем, словно слезы, срывались вниз. Какое чувство испытывает человек, находящийся в своем доме, в котором не был много лет и который за это время перестал быть его домом? Грусть? Тоску? Разочарование? Да, наверное. Но Хельга чувствовала лишь пустоту под ребрами, где-то в районе сердца. Да, это был тот же самый замок, что она воздвигла много веков назад с другими Основателями. Те же каменные стены и высокие, уходящие к облакам вершины башен. Все было как раньше. Но только внешне. Сущность замка изменилась, Хельга ощущала это. Другие Основатели всегда считали сердцем замка именно ее, Хельгу. Это она была некогда самой веселой и жизнерадостной, создавала уют и по праву считалась эдакой ведьмой-хозяйкой, заботливой сестрой и наставницей, оставаясь при этом глубоко в душе грозной воительницей. Но все изменилось после ухода Салазара. Это событие потрясло всех, но в особенности Ровену, уже пережившую потерю самого близкого человека – дочери. Волшебницу настиг новый удар, и она так до конца и не оправилась от него даже после возвращения Салазара. Никто из Основателей так и не смог больше стать самим собой. Хельга часто задавалась вопросом, почему старина Салли вдруг так рьяно стал отстаивать вопрос о защите замка. В какой-то мере он был тогда прав, наверное. Но не оказалось ли это чересчур двуличным даже для него – создавать Тайную комнату и поселять в нее чудовище, василиска, для истребления магглорожденных волшебников, а потом возвращаться в школу и предлагать обеспечить замок защитой?.. Да, Хельга знала причину ненависти Салазара к магглам. Но нельзя ставить всех под одну гребенку, нельзя ненавидеть всех только потому, что один из них причинил тебе боль, забрав дорогого человека. Ведь не только он пострадал от их рук, лишившись невесты. Годрик потерял свою сестру. Речь в обоих случаях об одном и том же человеке – Розите Гриффиндор. Боль утраты обоих оказалась безграничной и неизмеримой. Разница лишь в том, что один сумел простить, а другой – нет. Из-за отношения к магглорожденным волшебникам конфликтовали все, но в итоге именно ссора между Гриффиндором и Слизерином привела к уходу последнего. Стоя здесь сейчас, в этой башне, Хельга Хаффлпафф спрашивала себя, не совершили ли они большую ошибку, затеяв некогда все это, создав эту «защиту». Изменился не только замок, изменились времена. На что они, древние волшебники, прах которых уже давно должен был смешаться с землей и полностью истлеть, рассчитывали? Что они могли знать об этом новом мире, о его правилах и как могли все поменять, какими силами? Она ощущала это больше остальных. Ведь именно она «пришла на помощь» первой, именно с ее сердцем сердце замка билось в унисон. И, кажется, только Хельга всерьез задумывалась о правильности их поступка. Какой резон можно было увидеть во всем этом? Что они собираются делать? Для начала с порядками в школе, не говоря уже обо всем остальном? Построить учеников по струнке? Расформировать? Может быть, закрыть школу, чтобы навести свой порядок, а непослушных заковать кандалы? Эта идея была чересчур дикой с самого начала, как они не понимали этого? Кем они видели себя в будущем? Реформаторами?.. Возможно, в их помощи и может быть какой-то толк, но тогда в чем он заключается? И к чему приведут все возможные преобразования? Они упустили столько веков, столько времени. Невозможно просто так вернуться в этот мир и продолжить свое дело так, будто ничего особенного не произошло. Здесь нужны другие методы. Пока что она видела в возвращении Основателей одни лишь проблемы для школы. Да, разумеется, неизвестно, что бы получилось, если бы они не вернулись. Но Хельге казалось, что нынешний директор, Альбус Дамблдор, - человек сильный, стоящий за школу и способный защитить ее не меньше, чем они сами. Да, он стар, но возраст нисколько не умаляет его силы, а наоборот лишь доказывает ее могущество. Хельгу немного удивило отношение Дамблдора к мальчику, Гарри Поттеру. Тот отзывался о нем как об одаренном и сильном юнце, который многое пережил. Он говорил, и в его голосе отчетливо проскальзывали нотки чего-то нежного, даже отеческого, но стоило мальчику прийти в кабинет, как старик разом охладел и сидел за своим столом с видом статуи, переплетающей пальцы и смотрящей в пространство расфокусированным взглядом. Дамблдор говорил о необычной связи мальчика с темным магом – Волан-де-Мортом. Может быть, он боится увидеть какую-то часть его натуры, осколок его души в мальчике? Разве эта связь не опасна? И не равносильна ли она… Ход мыслей Хельги Хаффлпафф прервался от легкого, едва слышного звука, напомнившего шуршание мантии. Она напряглась, хотя знала, кто за ее спиной. Несколько приглушенных, едва слышных из-за шума ветра шагов, и мужчина оказался позади нее, положив руку ей на плечо. - Я знал, что найду тебя здесь, - низким голосом произнес вошедший, - это место всегда было твоим любимым, Хельга. - А я знала, что ты будешь меня искать, Годрик, - произнесла Хаффлпафф, не оборачиваясь. Её кудри, развевающиеся на ветру, едва ощутимо коснулись его щеки. - Не слишком ли здесь холодно? – поинтересовался Гриффиндор, обводя свободной рукой помещение и указывая на распахнутые окна. - В самый раз для меня и для свежих мыслей, - просто сказала Хельга, по-прежнему не поворачиваясь к Годрику лицом. Из ее рта вырвалось облачко пара, она ощутила, как по телу прошла легкая дрожь и как защипало щеки от мороза. - И какие же мысли заставили тебя в столь поздний час покинуть свою спальню и прийти сюда? - Я и не ложилась. Все это время я провела здесь… Неужели ты не догадываешься, почему? Ведь именно ты был противником этой затеи с самого начала. Наконец Хельга обернулась и взглянула Гриффндору в глаза. Они слегка поблескивали во мраке. Их взгляды встретились. Годрик с пониманием посмотрел на нее. - Это казалось мне ошибкой тогда, - начал он, сжимая ее плечо. – Но сейчас, когда мы вернулись и собственными глазами увидели, во что превратилась школа… - он затряс головой, в его глазах промелькнул гневный огонек. – То, что происходит сейчас… Это просто недопустимо. И мы единственные, кто сможет вернуть все на круги своя. Хотя, признаться, я шокирован тем, что Салазар утаил от нас создание Тайной комнаты. Я просто в бешенстве! Возмутительно! - «Вернуть на круги своя…» - повторила Хельга. – А нужно ли это? Миновало столько веков, изменился весь мир. Он не будет жить по прежним устоям, совсем нет. Мы миновали тысячелетие и не можем вернуться и вести себя так, будто ничего не произошло. И, знаешь… Я вдруг задумалась о том… почему мы явились именно сейчас? Не пятьдесят с лишним лет назад, когда впервые была открыта Тайная комната, - (при этих словах руки Годрика сжались в кулаки, и он стиснул зубы), - и из-за этого умерла девочка, не три года назад, когда все это повторилось, слава Богу, без жертв, но сейчас? Да, разумеется, Комната – творение Салазара, и он за нее в ответе, как и за чудище, некогда там поселенное… Но ведь и в те времена у школы были проблемы. Для чего же мы явились теперь? По какой причине мы вернулись вообще?.. Слова Хельги уносил ветер, относя их далеко за стены замка. Они повисали в воздухе и растворялись эхом. - Я не знаю, Хельга, - устало произнес Гриффиндор, прикрывая глаза. – Может быть, дела школы стали совсем плохи… Хотя, признаться, думается мне, что этот старик, Дамблдор, смог бы все поправить со временем… Тем не менее, школа совсем опустилась, ты и сама видела это. Никаких правил, никакого уважения к старинным традициям… Теперь здесь собирают всякий сброд. - Не говори так об учениках, - строго произнесла Хельга. – В каждом из них течет волшебная кровь. И чем больше способных волшебников выпускает школа, тем лучше. Хогвартс дает возможность всем. - Да уж, он дал возможность всем… И тому темному магу тоже дал. Посмотри, что происходит теперь… Какое-то время они стояли в тишине, молча глядя в черноту ночи. - Знаешь, - неожиданно произнесла Хельга, - а ведь Волан-де-Морт – потомок Салазара по материнской линии. Дамблдор говорил о том, каких целей он добивается… И мне кажется… В чем-то он схож с Слизерином. Я подумала о том… Способен ли… сможет ли он предать нас еще раз. Ведь тот, кто совершил предательство однажды, совершит его и впредь. - Брось, Хельга, - пробасил Гриффиндор, - Да, я все еще зол на него. Но Салли переменился. Он вернулся к нам, так помогал Ровене. Очевидно, что он всегда питал к ней нежные чувства… - Да, но ничто из этого не помешало ему умолчать в конечном итоге о создании Тайной комнаты. И его чувства не помешали ему покинуть всех нас. Я ничего не хочу говорить против него, но… разве мы все в тот день не поняли, что так и не знаем друг друга до конца? Хаффлпафф была права, у каждого из их четверки есть свои маски, у каждого в душе есть неосвещенный уголок, в который нет хода никому, кроме них самих. Все они таились под тенью магии, все они были воинами, но только снаружи. Годрик молчал. Ветер ерошил его волосы и развевал бороду. Дождевые капли перестали срываться с небес. Откуда-то донеслось уханье совы. - Я не знаю, Хельга. Я уже ничего не могу сказать наверняка.

***

Не только Хельге Хаффлпафф и Годрику Гриффиндору не спалось этой ночью. Еще одна тень из четверки Основателей блуждала по замку. Ровена Райвенкло шла по коридорам замка, подгоняемая призрачной надеждой. Её шаги негромким эхом отдавались в коридоре, подол синего одеяния слегка шуршал. Черные волосы серебрились и поблескивали в тусклом свете свечи. Ровена и сама не знала, зачем делает это, для чего пытается найти… Да, она ничего не знала о ее судьбе. Кроме того, что она… умерла. Горе терзало изнутри. С ней нужно было поговорить. И Ровена так надеялась, что сможет найти ее дух здесь, в замке. Может быть, она не стала призраком. Может быть, она спокойно отошла в мир иной. А даже если нет… какой смысл ей был возвращаться в стены родного замка после всего содеянного?.. И если вдруг она все-таки здесь… С чего Ровена решила, что она захочет поговорить с ней? Но надежда толкала ее вперед. Ровена так и не простилась с ней, со своей дочерью, так и не увидела в последний раз свою Елену. Она никогда не держала на нее зла. Единственное, что она хотела сделать – увидеть ее, сказать ей хоть пару слов. Ровена не знала, почему вдруг ей в голову пришла такая странная мысль. Она всегда была расчетлива и никогда не поддавалась спонтанным эмоциональным порывам. Разум был в основе всей ее жизни. Он сделал ее циничной и холодной. Но только не в отношении своих близких. Не в отношении своей дочери – единственного по-настоящему родного ей человека. Да, она всегда жила ради замка, ради Хогвартса и вкладывала в него всю себя, все свои силы и магию, упуская при этом воспитание Елены. Но она всегда любила ее. Ровена сама была виновата в том, что произошло, она признавала этого. Она слишком поздно поняла, что должна была дать больше своей дочери. Слишком поздно поняла, что уже не сможет ее вернуть… Раскаивалась ли она? Раскаивалась. И именно поэтому она шла сейчас по пустынным темным коридорам, держа в руке единственную свечу и позволяя оплавляющемуся воску скатываться по ее руке и обжигать кожу. Она могла бы воспользоваться палочкой для освещения, простым заклинанием «Люмос», но по какой-то причине не стала этого делать. Женщина обошла уже половину замка, уделяя внимание всем тайным коридорам и потайным ходам, но так и не могла найти ее. Видимо, Ровена ошибалась. Елена не вернулась сюда. В этом не было прока. Неожиданно из коридора выплыла жемчужно-серая призрачная фигура. Она явно не заметила Ровену и медленно двинулась в направлении башни Райвенкло. Но Ровена узнала ее моментально. Её волосы, длиной до самого пояса, прямой греческий нос, как у самой Ровены, её глаза. То же неприступное и холодное выражение лица, как у самой Райвенкло. Стоило бросить лишь один взгляд, как узнала в чертах призрачной девушки образ своей дочери… теперь уже покойной. Ровена замерла на месте. Её глаза против воли наполнились слезами, а рука сама собой потянулась вперед. С потрескавшихся губ сорвался чуть слышный нечленораздельный шепот. Призрачная фигура замерла в воздухе. От неизвестно откуда взявшегося дуновения ветерка свеча потухла. Медленно, Елена повернулась. Маска высокомерия моментально спала. Ее лицо преобразилось до неузнаваемости. Она была в ужасе. Призрак не могла покраснеть, но ее жемчужные щеки слегка помутнели. - Мама? - произнесла она звонким хрустальным голосом, который, однако, чуть дрогнул. Было видно, что Елена пытается набраться храбрости, чтобы произнести еще хоть слово… или улететь. Ровена же не могла сказать ничего. Ее губы лишь приоткрывались и смыкались вновь в полном беззвучии. Женщина во все глаза смотрела на дочь. Пошатнувшись, она сделала шаг ей навстречу. Затем ещё один. И ещё. Елена же лишь смотрела на мать, недвижно паря в воздухе. В ее глазах плескались печаль и страх. Было видно, что она хотела улететь отсюда, покинуть это место, потому что смотреть в лицо матери она не могла. - Елена, - наконец выдавила Ровена. Первая слеза скатилась по ее впалой щеке. Женщина все еще протягивала руку навстречу дочери, словно желая коснуться её. - Я… я думала, ты меня не найдешь, мама, - медленно произнесла Елена, отлетая чуть в сторону, дальше от руки матери. В её голосе явственно звучала горечь и стыд. Обе замерли. Ни одна из них не произносила ни слова. Густая напряженная тишина повисла в воздухе. Ровена лишь пожирала глазами образ дочери. - Я… так любила тебя, Елена… так любила… - пауза. Елена молчала, склонив голову. - Зачем?.. – наконец произнесла Ровена. Она не хотела этого говорить. Она и так знала, почему её дочь так поступила. Но это единственное слово, которое она могла произнести. - Я… - начала Елена, заламывая призрачные пальцы. – Не должна была так поступать. Прости… прости меня. И… Не найдя больше слов, призрак дочери Ровены Райвенкло резко повернулся и стремительно понесся прочь. Мать бросилась за дочерью, а слезы продолжали скатываться по щекам бедной женщины. - Елена, остановись! Прошу тебя, Елена! Послушай! Но призрак продолжал нестись вперед, сворачивая то в один коридор, то в другой. Странные стоны и стенания разрывали ночную тишину пополам. - Елена, умоляю тебя, остановись! Я… я не держу на тебя зла, я всего лишь хочу поговорить с тобой! – прокричала ей вслед Ровена Райвенкло. Неожиданно призрак остановился. Медленно повернулся. - Ты… не держишь на меня зла? За все то, что я сделала? – с недоверием и болью в голосе произнесла Елена. – Зачем же ты тогда послала его за мной? Елена знала ответ. Но не могла не задать этот вопрос. - Я послала Барона, чтобы он нашел тебя и привел ко мне. Я была больна… я хотела увидеться с тобой в последний раз, перед тем как… - она прерывисто вздохнула. – Я никому не говорила о том, что ты сделала. Я просто хотела, чтобы мы… поговорили. В последний раз. Перед тем, как… Я… я и сейчас умираю. Прости меня. Я была тебе плохой матерью, я… - Ты послала Барона, чтобы он нашел меня. Но я отказалась пойти с ним, - горькие слова лились из уст Елены, - и тогда он вонзил мне нож прямо в сердце! – она раздвинула мантию, показав темную рану на своей груди. Сердце Ровены пропустило один удар, - и тогда он вонзил нож мне прямо в сердце… - вновь повторила она, уже шепотом, а затем ее голос повысился вновь, - Он убил меня, а потом покончил с собой. – Неожиданно предательские нотки исчезли из ее голоса, уступив место раскаянию и отчаянию. - Я… раскаиваюсь в том, что украла диадему, что так и не вернулась. Этого не должно было произойти. Но… я умерла. И теперь… уже ничего не поправишь. Прости меня, мама, - произнесла она в последний раз и улетела прочь. Ровена так и осталась стоять на месте. Она была не в силах последовать за дочерью. Боже. Что же она наделала?..