РОБИНЗОН К.

      Бен проснулся от того, что Флер-де-Лис уселся к нему на грудь, и, важно присвистывая и прищелкивая, принялся искать что-то в проявившейся растительности на его груди.       - Изыди, недоразумение, - пробормотал Бенедикт и согнал птицу рукой. Сознание постепенно возвращалось к нему, и он со вздохом припомнил, что уже несколько дней мужественно борется с болезнью. Потом он честно признался себе, что борется, скорее не он. Все эти дни Илайна, как по часам, раз по десять в день делала ему промывания носа и горла подогретой морской водой, а затем поила его кокосовым молоком. Еще пару раз за эти дни ей пришлось сделать ему ту ужасную мини-операцию, о которой Бен не хочет сейчас вспоминать…       Девушка спокойно, методично, без устали боролась с бенедиктовым недугом, несмотря на его слабые возражения. «Я для себя это делаю», - говорила она, укоризненно качая головой. – «Меня твои фанатки на ремни порежут, если узнают, что не сберегла наше Национальное Достояние». После этих слов она всегда хмурилась и начинала еще яростней «оздоравливать» бедного актера.       По вечерам, когда Бен на мгновения выходил из своего забытья, он видел рядом девушку, сосредоточенно чертящую палкой на земле какие-то схемы и проводящую расчеты. Бену хотелось порасспрашивать Илу об этом, но жар снова выбивал у него почву из-под ног, и он проваливался в жаркую полудрему…       Однако сегодняшнее утро отличалось от предыдущих. Во-первых, потому что ему стало гораздо легче дышать. Во-вторых, он не чувствовал жара под кожей. В-третьих, он открыл оба глаза – и это не доставило ему былых мучений! Неужели кризис миновал?!       - Ила! – Бен покрутил головой по сторонам, но Илайны рядом не обнаружилось. Тогда он, превозмогая слабость и подкатившую к горлу тошноту, попробовал подняться и осмотреться.       Илайна была внизу, на берегу, и занималась там каким-то очень странным делом. Она соорудила из кусков скальной породы небольшой полукруг, концы которого "украсила" двумя вертикально поставленными палками. В тот момент, когда ее увидел Бенедикт, она привязывала к одной из палок проволоку – с явным намерением протянуть ее ко второй палке и закрепить горизонтально.       - Эй! – Бен слабо помахал ей рукой. Она вскинула голову, увидела бледного, прислонившегося к пальме актера, и, радостно улыбнувшись, приветственно помахала в ответ, а затем быстро стала подниматься к нему.       Левая рука ее по-прежнему безжизненно болталась на ремне, но зато на правой ощутимо проявился бицепс.       - Опа! Бенедикт, что за цирк, - в шутливо-ворчливом тоне начала она. – Еще вчера, лежа в полуобмороке, ты собирался на встречу с личными демонами, а сегодня – здравствуйте! – он почти уверенно стоит на подкошенных ножках!       - Я так и знал, что мне нужно было играть не Шерлока, а Мориарти, - попытался пошутить Бен. – Ангелов я не видел за эти дни не разу… Не считая тебя, детка!       - О, нет! Меня даже в падшие вряд ли возьмут, - пожала плечами Илайна и, как ему показалось, тут же ушла в себя.       - У меня два вопроса, - сменил тему Бенедикт, заметив перемену ее настроения. – Что мы будем есть и для чего эта авансцена внизу…       - Значит, похоже вышло… - Илайна снова просветлела лицом. – Отвечаю: есть будем, что Илайне бог подаст, не смотря на ее темное прошлое… А потом будет пища духовная. Потому что, мистер Камбербэтч, Вы уже три дня меня третируете…       - Чем именно, позвольте узнать?       - Своим параноидальным бредом.       - И что же такого психоделического я говорил, в этом бреду? – испугался Бенедикт. - Ругался по-черному?       - О, если бы…       - Что тогда? Выдал все свои интимные тайны? – спросил Бен, благодарно улыбнувшись, и принял из рук Илайны кокосовую скорлупу, наполненную водой.       - А у тебя скелеты в шкаф, что ли, уже не умещаются?       - Эээ…нет, там еще вполне просторно…Что же я такого ляпнул-то?       - О личном? Нет, дружочек, на личные темы ты молчал, как рыба об лед…       - Уф, слава богу! А то уж я… Ила! Костер!!! Он... потух!!! – Бенедикт с ужасом уставился на небольшое пепелище, оставшееся от костра.       - Конечно, - спокойно ответила девушка. – Поскольку, во-первых, я не могла бы поддерживать огонь сутками, не засыпая ночами… А, во-вторых, у нас мало древесины. Будем экономить. А зажечь сможем еще раз – я же не выбросила свою «доморощенную» линзу из презерватива…       - Боже, какая ты все-таки удивительная девушка… Был бы рядом пастор – женился бы на тебе немедленно, - Бен попытался прищуриться и шмыгнул носом.       - Был бы рядом оружейный магазин, - мгновенно отреагировала Ила, - я купила бы базуку и…       - Я понял-понял, - Бенедикт сложил руки в упреждающем жесте. – Ты лучше скажи, что ты там строишь внизу? Какой-то шпионский передатчик?       - Было бы славно, но у нас не хватает базовых деталей. Так что пока я строю… комнату релаксации.       - То есть? - не понял он.       - Ну, театральные подмостки… Для тебя, бродяга… Бенедикт замолчал. Внимательно посмотрел на Илайну.       - Я… что-то читал в бреду?       - Читал?! Да ты "переиграл" весь свой театральный репертуар,Бенни! Это было очень впечатляюще, - тихо сказала Илайна и, вздохнув, продолжила:       - Я знаю, как тебя вылечить окончательно. Ты будешь работать, Бенедикт Камбербэтч. Я ангажирую тебя в труппу нашего островного театра!       - Я - к Вашим услугам, мэм! – Бенедикт усмехнулся. – Однако же вынужден для начала узнать - сколько будет стоить моя работа?       - Начнем все сначала, милый. Пока будешь работать за еду и за собственное удовольствие. А потом… потом решим.       Бенедикт надул губы. Лицо его стало похожим на спелую сливу.       - Мисс, Вы меня с кем-то путаете… У меня очень серьезные заслуги и не менее серьезные гонорары… Так что не выйдет.       - Выйдет-выйдет. Или снова будешь сырую рыбу обгладывать….       Бен помялся, подумал и спросил:       - Ты что, Ила,серьезно? Хочешь, чтоб я тебе здесь что-то показал?       - Ты не понял. Я хочу, чтобы ты работал.С сегодняшнего дня и...сколько сможешь. Скажи, сколько дней подряд идет премьерный спектакль обычно?       - Недель десять-двенадцать…       - Хорошо. Тебе сегодня стало получше… Тогда, предположим, сегодня будет генеральный прогон перед премьерой.       Бенедикт хотел было закончить этот глупый диалог, но потом задумался. Как долго они будут оставаться на острове? Как им до сих пор удается сохранить присутствие духа? Вследствие немощности тела? ...И, возможно, предложение Илы далеко не граничит с безумием, как он представлял себе еще пару минут назад. Для него театр – это спасение, вечная гармония, источник неиссякаемой творческой силы и удовольствия.       И зрителей у него целых двое – женщина и птица. Так что же? Бен почесал в затылке и объявил:       - Уважаемые дамы и...сочувствующие! Сегодня вечером у нас в островном театре под открытым небом – премьера! Звезда британской сцены Бенедикт Камбербэтч (тут он выдержал театральную паузу) представляет моно-спектакль… какой ты хочешь увидеть, Ила?       - Я… о, Бенедикт, - почему-то заволновалась Ила. – Ты только сейчас не делай круглые глаза. Раз уж мы с тобой договорились, что ты не интересуешься моей биографией, то ты просто не изумляйся моим предложениям, ладно?       - Не понимаю, - насторожился Бен.       - В общем, я видела тебя на сцене. Много раз. А впервые - еще в Риджентс-парке, я тогда студенткой была, совсем зеленой… И это было главным волшебством в моей жизни. «Ромео и Джульетта»…       - Ты хочешь сказать, что видела моего…       - Бенволио! Да, видела… Ты был прекрасен!!!       Бенедикт мгновенно разволновался и растрогался. Больше десяти лет прошло… Другая жизнь… А Илайна вдруг на минуту вернула ему те ощущения, когда он был еще не обременен славой и поисками новых смыслов, а просто бесконечно наслаждался, попадая в мир шекспировских страстей…       - Ну, тогда, мисс… Инкогнито, приглашаю Вас на первую вечернюю премьеру… Но нет, вначале же был Орландо! Так что приглашаю Вас сегодня вечером на спектакль «Как Вам это понравится»! А пока – будьте любезны, соорудите артисту легкий завтрак! У меня сложный репетиционный день! – и Бен, забыв о том, что еще вчера не мог приподнять с земли даже голову, вполне бодро начал ковылять между пальмами с горящим взором.       - Весь мир – театр! – расщедрилась на цитату Илайна, очередной раз изумив Бенедикта.

***

      План Илайны по лечению Бенедикта вдохновением удался на двести процентов. Весь день они придумывали, как будут натягивать на проволоку «занавес» (на который Ила пожертвовала свой сарафан, оставшись в одном нижнем белье сверху и куске белой рубашечной материи снизу), как будет расставлен «реквизит» из камешков, палок и листьев, где разместятся зрители. А затем Бен попросил девушку «заняться своими делами», а сам уселся в позе лотоса на «авансцене», вспоминая шекспировский текст.       Как только солнце начало клониться к закату, Илайна пригласила Бенедикта «на грим», попутно кормя его всем, что ей удалось добыть за день. Бенедикт почти не ощущал вкуса еды и не отвечал на вопросы Илайны: такая знакомая и такая нужная ему ситуация, когда он должен был раствориться в своем герое и его эпохе, полностью завладела им. Бен работал. Илайна поняла это, и не стала настаивать на продолжении разговора. Она лишь аккуратно и нежно обтерла его кожу чистой тряпочкой, смоченной пресной водой, и наложила на больной нос маску из последней щепотки обезболивающего травяного сбора, оставшегося в ее арсенале. Через пару минут осторожно сняла маску с его неподвижного лица, пригладила рукой его волосы, задержала руки на его плечах, посмотрела в невидящие глаза – и отпустила «к сцене».       В сумерках Бенедикт, добавивший к своему костюму «шейный платок», сооруженный из пальмового листа, торжественно пригласил Илайну, а вместе с ней – птицу с сиреневым хохолком – на первое представление островного театра.       К всеобщему удивлению, Флер-де-Лис безропотно угнездился в руках Илайны и предпочел посетить мероприятие всеостровного масштаба.       Наконец, «занавес» начал «раздвигаться», и перед глазами действительно взволнованной публики начало разворачиваться действо, увиденное (или придуманное) Уильямом Шекспиром в 1600-м году!       Юный дворянин Орландо, остроумная девица Розалинда, вельможи, слуги, пастухи, старый герцог и молодые сыновья Роланда де Буа, шут Оселок и священник Оливер, - все герои пьесы оживали перед Илайной в мгновенных перевоплощениях гениального актера Камбербэтча. Как ему удавалось за секунду превращаться из женщины в старика, из прохвоста в простодушного олуха, - осталось для зрительницы неразрешимой загадкой. По ходу пьесы Бен даже умудрился вовлечь свою зрительницу в игру.       На фразе, произнесенной им от лица Розалинды: "О, мой милый Орландо, как мне прискорбно видеть, что ты носишь сердце на перевязи!", он соскочил в «зал» и бросил красноречивый взгляд на руку девушки. Та от неожиданности ответила: «Не сердце, а руку», даже не догадываясь, что в точности повторила ответную реплику Орландо. Улыбнувшись, Бен немедленно продолжил в образе Розалинды: «Мне казалось, что твое сердце ранено когтями львицы…»* - и спектакль продолжился.       Ила не знала, в точности ли Бен вспомнил реплики всех героев, да ей это было и не важно… Она лишь видела перед собой пример того, как один-единственный человек заполнял своим внутренним миром пространство всего острова, приковывая к себе внимание и заставляя сладостно замирать сердце своей зрительницы. А Бенедикт, глядя в повлажневшие и заблестевшие таким знакомым и таким нужным для него сейчас восторгом глаза женщины, чуть не запнулся на фразе Орландо: «Я бы прежде поцеловал, чем заговорил»…       Финал спектакля чуть не развеял волшебство. Несколько часов, пролетевших как один миг, когда он танцевал, боролся с воображаемым партнером, бегал, падал, плакал и смеялся, почти полностью лишили его сил. Поэтому на последней фразе эпилога («…в награду за мое доброе намерение все ответят на мой поклон прощальными рукоплесканиями») он тяжело осел на песок, и поклон пришлось делать сидя.       Но «зрительный зал» в этот момент точно взорвался. Илайна, вскочив на ноги, закричав «браво, милый, браво!!!», закружилась на месте, замахала здоровой рукой, вспугнув свою одомашненную Птицу, а потом бросилась к Бену на шею, заплакала, и он заплакал вместе с ней... * Фразы из пьесы цитируются по переводу Т.Щепкиной-Куперник 1937 г.