РОБИНЗОН К.

      Бенедикт очнулся от ноющей боли в переносице. Градус боли приближался к значению «непереносимо». Открыв глаз (сначала Бен пытался открыть оба глаза, но получилось - только правый), он медленно осмотрелся вокруг: шторм прекратился, а вместо солнца на небе ярко сияла луна. Для начала Бен попробовал сесть. Это стоило ему немалых усилий, но всё же стало ясно, что основные повреждения получили его грудь и лицо. Ноги и руки хотя и ушиблены, растянуты, но явно не переломаны. И это не могло не радовать.       Далее следовало осмотреться на местности. «Местность», - что за дурацкое слово всплыло в затуманенном болью мозгу измученного актера? Бенедикту «посчастливилось» оказаться на маленьком островке где-то в Индийском океане. Островок, кроме скалистого берега, мог «похвастаться» наличием пологого спуска к воде – ровно с противоположной стороны скалы, по которой вчера (или уже сегодня?) в бреду карабкался несчастный Камбербэтч. Там же, с противоположной стороны, размещалась маленькая бухта с песчаной косой («прямо-таки индивидуальный мини-пляж»», - усмехнулся Бенедикт). На вершине скалы покачивались две вполне приличные пальмы. Бенедикт понял, что пока - по состоянию здоровья - до вершины скалы ему не добраться. Он медленно, осторожно, почти на четвереньках, начал спускаться с узкой площадки, куда его загнала вчерашняя буря, к пологому спуску. Это было самое утомительное путешествие в его жизни. В конце концов, ему удалось спуститься на берег, где он снова надолго застыл то ли в полудреме, то ли в полуобмороке…       Следующее пробуждение Бенедикта пришлось на тот момент, когда погасла ночная мгла, и из-за горизонта показалось огромное красновато-желтое солнце. Бенедикт встал, пошатываясь, прошелся по узкой песчаной косе, измерив её шагами (их оказалось тридцать восемь). Если кто-нибудь из числа его фанатов смог бы наблюдать эту картину, то он увидел бы фактически не измененную первую сцену из «Франкенштейна» (где Камбербэтч – Создание). Та же попытка утвердиться, встав на ноги, та же странная раскоординированная походка, те же нелепые движения руками. И – абсолютно синее, ужасное лицо с переломанной переносицей…       Слава Богу, этого момента в его жизни не увидел никто. Ну, или почти никто. Потому что с вершины скалы вдруг раздался резкий свист и какое-то щелканье. Бен поднял голову и попытался рассмотреть то место, откуда шел источник звука. Попытка была неудачной, и поэтому он решил, что уже накопил достаточно сил для путешествия наверх - к пальмам.       «Ээй! Есть тут кто-нибудь?» - попробовал прокричать Бен, но вместо крика изо рта вырвался свистящий шепот. Он повторил попытку – нет, голос его еще не слушался. «Значит, будем общаться на языке жестов», - сказал сам себе новый Робинзон, не имея понятия, с кем или с чем ему придется иметь дело. Но, тем не менее, он начал осторожно карабкаться вверх по скальным тропкам, и, спустя какое-то, очевидно, долгое время, он оказался наверху. Здесь действительно был небольшой зеленый уголок – две раскидистых пальмы, а под ними – клочок земли, покрытый травой; в траве быстро обнаружилась крупная птица совершенно необыкновенной расцветки. Природа не пожалела красок, и раскрасила птицу фактически во все цвета радуги. Особенно пестрым был задорный хохолок у нее на голове – ярко-фиолетовый, с черными крапинами. Более всего она была похожа на диковинного попугая… Но, возможно, Бену так просто показалось. В любом случае, птица, в отличие от актера, чувствовала себя хозяйкой на этом островке, поэтому, заметив Бенедикта, сначала пристально осмотрела его, и лишь только потом, неторопливо взмахнув крыльями, взлетела в воздух и скрылась в пальмовых листьях, повторив свой странный свистящий позывной.       «Привет!» - слабо улыбнулся птице Бенедикт и опустился в тень деревьев, понимая, что именно здесь, по всей видимости, в ближайшее время и будет находиться его кров. Вот такой у него теперь будет дом - небольшой островок, вряд ли отмеченный где-то на картах.       Он с трудом вглядывался в морскую даль. Ничего. Везде – вплоть до линии горизонта – его взору открывались лишь бирюзовые, отливающие ультрамарином, морские просторы.       ...Но что это там, на западе? Какая-то странная точка, похожая… Нет, это невозможно! Это очень похоже на… такой же идиотский черный пробковый шлем, какой до сих пор красовался на голове Бенедикта!       На секунду Бен забыл о боли и о только что пережитых невзгодах. Из последних сил, напрягшись, он – сначала свистящим шепотом, а затем – слабыми криками , а также размахиванием рук начал привлекать внимание плывущего к острову… человека? «Точка» тем временем приближалась, и у Бенедикта не хватило сил на ожидание. Он – на сей раз уже почти бодро – начал спускаться со скалы к берегу, а, оказавшись у воды, сдернул, наконец, с головы шлем, попытался глубоко вздохнуть, прижав руки к груди, а затем неожиданно ринулся в воду.       «Если это просто шлем плывет – то он мне может пригодиться», - сказал себе Бенедикт. Затем, секунду помолчав, продолжил: «Если к нему прилагается труп – то его нужно будет похоронить». И – поскольку больше никаких мыслей не пришло в этот миг в его голову, он продолжил плыть к цели. Вдруг он обнаружил, что плывет в рубашке, брюках и даже в одном ботинке. Подумав еще пару минут, Бенедикт решил избавиться от некоторых излишков, поэтому скинул с ноги ненужный ботинок, который не спеша пошел ко дну. Тем временем, волны неторопливо гнали что-то (или кого-то) прямо в руки Бена, и через какое-то время он увидел, что то, что раньше казалось ему точкой, постепенно обретало человеческие формы. Человек не двигался и не подавал признаков жизни… Еще десять минут – и Бену удалось схватить человека в шлеме за руку и повернуть к себе лицом.       Похоже, что это была девушка-гид, которая летела с ними в вертолете. Вероятно, она была мертва. По крайней мере, у нее были абсолютно синие губы и плотно закрытые глаза. Борясь с приступом тошноты, Камбербэтч, сам не зная зачем, потащил её к берегу, схватив за выбивающиеся из-под шлема дреды. Шли минуты, казавшиеся ему вечностью, но он не отпускал свою добычу. Наконец, он подплыл к своему маленькому островку и с трудом вытянул свою ношу на берег.       «Хорошо, что на ней сохранилась одежда, может пригодиться», - Бенедикт сам удивился тому, как услужливо отсекает ненужные подробности его собственное подсознание.       Кроме пестрой длинной юбки и белой рубашки, в которую была одета девушка-гид, на ее шее висела, чудом сохранившись, маленькая, вышитая бисером сумочка-кошелек. Бенедикт, перекрестившись и, на всякий случай, добавив к этому ритуальному жесту пару любимых буддийских мантр, попытался снять кошелек с ее тонкой шеи. В этот момент «труп» вдруг зашевелился, изо рта девушки полилась вода, она сильно закашлялась и медленно приоткрыла глаза. В следующую минуту Бенедикт услышал слабый, но абсолютно явный вопль ужаса – она увидела его.