Поведай мне о странствиях своих...

Люди так вкусно кричат! Когда кричишь, тебе не так страшно, наверное. Не знаю. Вы, люди, не зря боитесь ночи, не зря пытаетесь её развеять фонариками, голосами... что у вас ещё на вооружении? Ночью темно, жутко, холодно. Ночью по земле бродит... всякое... Когда-то было не так, когда-то ночь считалась лучшим временем суток! Нет, не среди людей, люди тогда ещё не водились. Ночь была тиха и спокойна, в ней чувствовались волшебство и тайны. У ночи была тогда величественная покровительница. Сама ночь во плоти - богиня Никташа! Я не могу описать её твоим языком, она была прекрасна. Сумерки были стихией её, звёзды были бриллиантами на её диадеме. Но богине приходилось дорого платить за слияние с ночью. Путешествуя по ночному небу, она боялась чего-то неведомого, поджидающего её в звёздных лабиринтах. Представь себе сильнейший, парализующий каждую твою мышцу, пришедший из самых потаённых уголков твоей памяти страх... Никташа боялась несоизмеримо сильнее. Из последних сил она старалась убедить себя в том, что совсем и не боится, что это игры разума, но всё тщетно. Страх мешал богине думать, сводил с ума. В безумных метаниях её воображение нарисовало меня, и прежде, чем она поняла, что совершилось, я начал выгрызать путь наружу. Я желал выкарабкаться любой ценой, я всего лишь хотел существовать, я не хотел назад. Позади была предначальная пустота, я был растворён в этой пустоте. Не было ни мыслей, ни чувств, ни осознания себя. Небытие. Обычная галлюцинация, дунул ветер — нет её. А мне нужно было жить, двигаться, есть... Ничто на свете не может быть приятнее и сытнее ужаса, наполняющего человеческую душонку. Его там помещается очень немного, и нужно быть осторожным, понемногу собирая его, иначе человечек сойдёт с ума, а его душа треснет и протечёт. Ощущение, когда тебя боится кто-то, имеющий разум, и ты этим сыт... Его нельзя передать словами. Сильный воин, прорубающийся сквозь битву, получает какое-то представление об этом насыщении, хотя это не то, не то. Зверь легче высасывается, правда, но так неинтересно, а то, что я из его души потом выкусываю, противно и пресно. Ну чего может бояться бестолковое животное? Злые хари, люди, огонь, другие звери... Это же глупо. Тварюшки просто не понимают всего того восхитительно-кошмарного великолепия, которое стоит выше их разумения. Вчера я заходил в одну деревеньку, совсем бедную. В ней жили очень вкусные дети. Детский страх... И там была одна девочка. Я был необычно терпелив, пока парил над её кроваткой. Она долго ворочалась, будто понимала, что я смотрю на неё и тихо жду. Одеяльце было короткое, ножки из-под него торчали, она вся дрожала, тискала ватного медвежонка... Когда мне наскучило, я обронил на неё маленькую каплю дрёмы, и она наконец-то увидела до тошноты счастливый сон. Во сне не было ни холода, ни горя — сначала. Она танцевала на зелёной полянке под лучами солнца, пела, плела венки из цветов и каждый пыталась понюхать, и все они пахли по-разному, но одинаково хорошо. Рядом не было никого, целая полянка — только для неё! На полянку выбежал пони, маленькая лиловая лошадка в крошечной попонке. Деточка протянула лошадке веночек. Сначала пони откусил кусочек от веночка. Ребёнок ещё улыбался, хотя жалел веночек. Когда пони откусил кусочек и от девочки, кажется, пальчики, она поняла, кто пришёл. И закричала... О, как она кричала! До хрипоты, до срывающегося голоса! Бежала, не разбирая дороги, так быстро, как только может бежать перепуганный ребёнок! Она не успела придумать что-то, кроме этой полянки, и когда она поняла, что дальше ничего нет, она кинулась прямо в это ничто. В густую, липкую темноту. Ошибка. Падая, ребёночек продолжал кричать, восхитительно кричать. Тогда на тонкий сахарный голосок из темноты прилетели бледные лошади, тощие и вечно голодные... Говорят, что я насылаю на людей кошмары. Ложь. Я был в каждой лошади. Я был всей той тьмой. Я и есть кошмар.