***
– Твоя мелочность удивляет, – едва заслышав приглушённое «Алло» в трубке, выдаю я. – Не понимаю, о чём это ты, – Мэттью откровенно забавляется, что отчётливо слышно в его голосе. – Дать мне три оплачиваемых больничных дня, чтобы загрузить Кирка работой, это даже забавно. Надеюсь, что ты позволишь мне отдать тебе деньги, которые ты перевёл в счёт этих дней. – Не позволю. Надо сказать, что и твоя мелочность тоже задела кое-кого, – он усмехается. – Джеймс написал мне минут двадцать назад. За найденные ссылки неприличного содержания его не только лишили премии, но и оставили работать допоздна в вечер пятницы. – Энн-Мари, должно быть, расстроится. Повисает молчание. Мэттью шелестит бумагами и размеренно дышит, а я вожу чайной ложкой по кухонному столу. – Ты бы мог уволить Тома, – не выдержав, начинаю я, – но вместо этого… – Я уволил ту дамочку. Она без труда найдёт себе иное место работы, где будет цеплять занятых мужчин, не расположенных к подобному времяпрепровождению от слова совсем. – Лоретта вряд ли была виновата в этом, – я вздыхаю. – Да и вообще, приходится сомневаться в том, что у меня что-либо было именно с ней. Она же… женщина. – Твоей пьяной голове было всё равно, а остальным частям тела – и подавно. – Ты не мой начальник, Мэттью, и ты не имеешь права распоряжаться чужими должностями только потому, что имеешь столько связей. – Неужели? – …или имеешь связь со мной. – Уже лучше. – Я хочу, чтобы она вернулась на своё место. – Доминик. Он не спешит меня успокаивать, а я – устраивать скандал на пустом месте. Я лишь хочу добиться справедливости для того, кто не заслужил подобного к себе отношения только из-за… – Мы были пьяны. И только попробуй повлиять на увольнение Тома! – Иначе ты поцарапаешь меня? – он смеётся и сбрасывает звонок. Я возмущённо смотрю на трубку несколько секунд, словно это она повинна во всех текущих проблемах, и уже привычным жестом отбрасываю телефон на стол - он с хлопком приземляется на деревянную поверхность. Вопреки странному настроению, голову невольно наполняют воспоминания куда более приятные, нежели попытки осмыслить поведение Беллами, который всего лишь демонстрирует мне собственнические повадки, ничуть этого не смущаясь. Это было бы чертовски приятно, если бы не одно но. Я заранее знал, что вечер может закончиться именно так. Стоило мне присесть за один стол с Томом, разглядывающим меня без всякого стеснения, и с Лореттой, я понял, что вечер не сможет обойтись без какого-либо происшествия. Меня разрывает вполне закономерное любопытство, которое я волен утолить в любой момент – один звонок Кирку, и всё встанет на свои места. Он был не так уж и пьян в тот вечер, и вполне отвечал за свои поступки, чего нельзя сказать обо мне, потому что я был нетрезв настолько, насколько может быть нетрезв человек, пожелавший напиться до отключки из-за навалившихся на него проблем. Проблемы разрешились достаточно быстро, явив передо мной причину моих беспокойств и уединив меня и Мэттью в тесной кабинке туалета. То, что провернули Мэттью и Джеймс, уже почти не задевает, потому как я потратил целую неделю на переосмысление сложившейся ситуации. За это время я так ни разу и не поговорил ни с Джеймсом, ни с Томом, ни тем более с Лореттой, и в итоге выяснилось, что последняя уже наверняка занята активным поиском новой работы. Все семь дней я только и делал, что работал и протирал штаны в одной из любимых кофеен, потребляя неприличное количество кофе, отчего бессонница пришла вместе с закономерными недосыпом и усталым видом. Из Стратфорда-на-Эйвоне я уезжал со странным чувством на душе, хотя и был настроен куда более романтично, чем следовало. Проведённые с Мэттью два дня помогли мне разобраться не только в себе, но и в его мотивах: пытаясь казаться безупречно контролирующим свою собственную жизнь, он погряз в недомолвках перед самим собой, не решаясь признаться в паре незначительных на первый взгляд фактов. Ради привлечения большой прибыли он женился на безразличной ему по всем параметрам женщине, одновременно с этим закрутив роман с – кто бы мог подумать – своим подчинённым. – Не могу представить вас вместе, – наутро всё-таки изрёк я, неотрывно разглядывая сонное лицо Мэттью. – Кейт иного мнения, – хрипло ответил он, поворачиваясь на бок и удостаивая меня ответным внимательным взглядом. – Она думает, что из нас вышла бы великолепная пара, только мы, слава богам, не проводим времени вместе больше, чем требуется. – Я говорю не о ней. Он немного помолчал, будто бы подбирая слова. – Ты правда хочешь начинать наше совместное утро с разговоров об этом? – притянув за талию к себе, он больно укусил меня в подбородок. – Меня разрывает любопытство, разве меня можно в этом упрекнуть? – Я отвечу на все твои вопросы, – вздохнув, Мэттью снова улёгся на спину и уставился в потолок. – Как вы сошлись? Я имею в виду, как такое вообще могло произойти? Я знаю его сто лет и могу сказать, что он всегда был не прочь пошутить на эту тему, а заодно снабдить меня очередной порно-ссылкой, но чтобы вот так… и с тобой. – Ты должен определиться, что именно удивляет тебя больше: то, что он предпочитает оба пола или то, что он предпочёл меня. – В последнем его сложно упрекнуть, – я резво забрался на Мэттью, обхватив коленями его бёдра, и упёрся ладонями ему в плечи. – У меня есть приятель, можно даже сказать, лучший друг, и он, конечно же, в курсе моих предпочтений. Он познакомил меня с Джеймсом именно из подобных побуждений, но я не решился так сразу… подкатывать, поэтому для начала предложил ему поработать на меня. Он согласился, с радостью подхватив одну из идей. – А после сбежал, – фыркнув, я повёл пальцами к шее Мэттью. – Ты всегда такой при первом знакомстве? У тебя не хватает решимости взять то, что по определению захочет стать твоим, но стоит подвернуться второй возможности, ты берёшь не раздумывая. – Ты это так называешь? – он тихо рассмеялся, устроив обе ладони на моей талии. – Если бы ты не захотел секса со мной в первые десять минут знакомства, я бы даже не стал пытаться. Твои глаза тебя выдали. – Ты не мог увидеть ничего подобного в моих глазах. – Но я увидел, – от того, как Мэттью произнёс эти слова, совсем не хотелось спорить. Из полудрёмы меня вырывает звонок в дверь. Я смотрю на часы и хмурюсь, боясь даже предположить, кто может побеспокоить меня в такой час. На пороге обнаруживается мистер Коннор, выглядящий как чёртов камердинер, дотошно вежливый и осторожный в движениях. – Мистер Беллами ждёт вас внизу. – У меня дежавю, – наконец говорю я и пячусь назад. – Сожалею, что вызываю столь сомнительные ощущения, – он кивает и отступает назад. – Я подожду вас за дверью, сэр. Бездумно киваю и закрываю дверь, испытывая неловкость за то, что Стэн будет стоять и ждать меня. Я откровенно не люблю, когда ко мне обращаются столь официально, и искренне надеюсь, что со временем я стану для него Домиником, а он из мистера Коннора перерастёт в старину Стэна. Вспоминаю то, с какой фамильярностью Мэттью обращается к нему, и невольно улыбаюсь, потому что всё это со стороны выглядит очень естественно. Сажусь на диван в гостиной и перевожу дыхание. На столе по-прежнему лежит газета, на обложке которой красуется не совсем миссис Беллами, но всё же его жена. Позади неё стоит сам Мэттью, выглядящий почти довольным, но тоска в глазах выдаёт его с головой, ведь подобные мероприятия с их тошнотворным шиком созданы явно не для него. Я бы и сам умер от тоски, заставь меня просидеть несколько часов за столиком и выслушивать сладкие речи меценатов и акционеров, которые по какой-то причине часто ходили чуть ли не под руку. Я ничуть не сомневаюсь в компетентности Мэттью, потому как построить за десять лет подобный бизнес смог бы не каждый, но я знаю о нём кое-что, что делает его простым человеком для меня. Порой ошибающимся, доводящим ситуацию до крайности, но успешно разрешающим её только потому, что бесконечно врать не умеет даже он. Наспех собрав кое-какие вещи, я беру спящую Айрис на руки и, ухватив свободной рукой переноску, выбираюсь из квартиры. На плече болтается сумка, и я чувствую себя идиотом, собравшимся в дальнее путешествие. Домашние питомцы приносят много беспокойств, сопровождаемых постоянными переживаниями о том, покормил ты утром кошку или же это причудилось спросонья. Я прижимаю Айрис к себе и ловлю смешливый взгляд Стэна. Он забирает у меня переноску и вежливо, на грани с преступной интеллигентностью, пытается снять с меня сумку, чтобы помочь. Вечерняя дорога всегда утомляет больше обычного. Лиам советует мне подремать, тогда как сам что-то усердно изучает в компактном планшете, не забывая время от времени переговариваться со Стэном. Судя по всему, они решают какие-то рабочие вопросы, и под их бормотание я засыпаю, едва успокоив Айрис.***
Я выбираюсь из машины и несмело достаю телефон. Уже далеко за полночь, и на календаре значится первое декабря. Понятия не имея, чего конкретно ждать от этого дня, я решаю пустить ситуацию на самотёк. Прожив не так уж и мало лет без чёткого плана действия, я и в этот раз надеюсь на случай, который поможет мне не облажаться. Мы одинаково бесталанны в отношениях, что значит только одно: у нас есть равные шансы сделать какую-нибудь глупость, из-за которой всё пойдёт наперекосяк. – О чём думаешь, красавчик? – сзади прижимаются и обвивают за талию. Я одет так тепло, что даже не чувствую его прикосновений. – О том, как ужасно звучит слово «красавчик» из твоих уст. – Буду знать. Есть какие-нибудь предложения по поводу милых прозвищ? – Есть. Никаких милых прозвищ. Мэттью разворачивает меня лицом к себе и обнимает, начиная тихо смеяться. На улице стоит холодная ночь, освещаемая лишь большими фонарями по краям дороги. Мы стоим посередине усыпанного инеем газона и обнимаемся, как чёртовы школьники, не знающие, чем занять внезапно возникшую неловкую паузу. – У меня есть три больничных дня, а ещё – два выходных. Как думаешь, что я намерен делать с ними? Беллами отстраняется и складывает руки на груди, изображая озабоченный вид. Он одет в светлое пальто, которое я ни разу на нём не видел, и выглядит в подобной одежде… довольно хорошо. – Дай-ка подумать. Первые два дня ты проведёшь в комнате на втором этаже, отлучаясь только на походы на кухню и в ванную комнату. Потом, быть может, я смогу позволить тебе покинуть этот уютный дом и отвезу тебя куда-нибудь в центр города, чтобы показать малоинтересные достопримечательности, не забыв нанять экскурсовода – не самого занудного из всех, надо заметить. На четвёртый день ты вернёшься в спальню и покинешь её только тогда, когда тебе по какой-то странной причине потребуется покинуть город и отправиться в Лондон, чтобы вернуться к своей работе. Я выслушиваю всё это со скучающим выражением лица, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос. Чувствую, как начинают мёрзнуть ноги и руки, но стойко терплю все неудобства во имя продолжения истории. – Так… традиционно. – Скучно? – Нет, не скучно. Традиционно. Словно мы – гетеросексуальная парочка, надумавшая выбраться за город и уже там только и делать, что заниматься сексом и изредка выбираться в магазин за продуктами. – Что-нибудь имеешь против такого примитивного отдыха? Его глаза хитро блестят даже в темноте. Или же мне всё это кажется, потому что я чувствую себя уставшим после странного рабочего дня и не слишком-то долгой поездки сюда. Единственное, что мне хорошо известно и ощущается достаточно отчётливо, – это накатывающее желание разделить постель с кем-нибудь среднего роста, кто имеет красивое скуластое лицо, смешной нос и необыкновенные глаза, внимательно рассматривающие меня, довольствуясь лишь светом тусклого фонаря. – Мне нравится эта программа, – заключаю я и тут же чувствую, как меня привлекают к себе, чтобы направить в сторону дома. В дверях стоит Лиам. Он держит в руках две кружки с чем-то дымящимся и выглядит при этом столь нелепо, что хочется пожалеть его и отправить отдыхать. Наверное у него тоже был трудный день, но его работа не заканчивается только на том, чтобы доставить меня и мою кошку в целости и сохранности до дома своего босса. Я нахожу Айрис спящей на диване посередине гостиной. Она не выглядит несчастной, и её спокойствие будто бы передаётся мне вместе с её тихим урчанием, когда я касаюсь её шерсти. Присаживаюсь рядом, несколько минут провожу рядом с кошкой, а после уверенной походкой направляюсь к лестнице, замирая перед первой ступенькой. Я чувствую себя… странно. Неуместно и неестественно, вырванным из привычного контекста и лишённым всякого смысла. То, что кажется на первый взгляд идиллией, всегда таит в себе множество подводных камней. По коже бегут настойчивые мурашки, напоминающие о том, как всё может быть. Мы уже рушили всё на полпути. Но по какой-то причине вновь обрели возможность отстроить всё заново. Я делаю шаг за шагом, поднимаясь наверх и, повернув голову, замечаю Лиама, стоящего в дверях кухни на первом этаже. Он сдержанно улыбается мне и кивает, затем исчезает из виду и больше не показывается на глаза. Мэттью даёт мне выбор. Он не торопит меня, но отчаянно настаивает хотя бы на словах, забывая, что мне не пятнадцать и даже не двадцать – и даже не двадцать пять, когда я продолжал творить странные вещи, лишая себя каких-либо отношений, – и что я умею постоять на своём, решив что-то раз и навсегда. Добираюсь до спальни и врываюсь в её недра, преодолевая по пути три распахнутых настежь чемодана и два табурета, завешенных разнообразной одеждой. Кажется, что Беллами это нисколько не смущает; он стоит у окна с бокалом в руке и, скорее всего, разглядывает крыши расположенных недалеко от его дома конюшен. В день нашей первой встречи он упоминал о своей симпатии к животным и особенной любви к лошадям. Мне сложно представить его в седле, так же, как вообразить себе, что он способен на что-нибудь вроде конкура или обычного бега рысью. – Сегодня у меня что-то вроде праздника, – говорит он едва слышно, покачивая бокалом из стороны в сторону, чтобы сделать из него небольшой глоток. Я подхожу ближе и замираю в полушаге, внимательно разглядывая его пальцы. – Я весь внимание. – Мои адвокаты, должно быть, плохо спят этой ночью, копаясь в документах, связанных с бракоразводным процессом. – Кейт знает? – Если она не догадывалась, то я бы со всей смелостью назвал её глупой женщиной, но она не такая и, скорее всего, готовит множество претензий, желая уличить меня в измене, финансовых махинациях и ещё чёрт знает в чём. – Но ты ничем подобным не промышлял, – прижимаюсь сбоку и касаюсь губами его оголённого плеча. Он успел стащить с себя рубашку, оставшись в одних брюках. – Естественно. Разве такой честный человек, как я, может позволить себе изменить любящей жене? – Мэттью ставит бокал на невысокий столик и хватает меня за запястья, резко привлекая к себе. – Ни в коем случае. – Именно об этом ей и сообщат в суде. Я свободен. – И волен делать со своей свободой всё, что пожелаешь? – Именно. – Где-то я это уже слышал, – выдыхаю ему в губы и получаю в ответ именно то, чего и ожидаю. Поцелуй выходит странным, но от этого не менее желанным. Мэттью обнимает меня за талию, и мне не остаётся ничего другого, кроме как обнять его в ответ за шею и потянуть на себя. Он не слишком напорист, проявляет мало инициативы и будто бы чего-то ждёт, аккуратно целуя меня в губы и смотря прямо в глаза. – Я не очень хорош в словах, когда это действительно нужно, – спустя несколько минут говорит он, осторожно поглаживая меня кончиками пальцев по спине, пробравшись под рубашку обеими руками. – Я не верю тебе, – я решаюсь взять инициативу в свои руки; пускай и ненадолго. – Ты спрашивал, почему никто не трахал меня, когда я оседлал тебя в первый раз. Ты говорил, что, увидев меня в тот день, сразу же понял, что ночью я буду стонать под тобой, с твоим членом в моей заднице. – Или надо мной, – вспоминает он и крепче сжимает меня в объятьях, начиная пятиться вместе со мной к кровати. Самое лучшее, что мы можем сделать сейчас: заткнуться и позволить лишним словам реализовать себя на деле. Я хочу его так, что от возбуждения начинают дрожать руки. Мэттью хватает меня за ладони и прижимает их к своей обнажённой груди, не прекращая при этом улыбаться. Он выглядит до безумия счастливым, и мне хочется верить, что причиной тому только я, а не алкоголь и закончившийся контракт, разрушающий его жизнь у самого основания. – Ты нужен мне. Эти слова звучат странно сейчас. Я принимаю их, кивая, и позволяю ему стащить с себя всю одежду буквально за раз. Мы оказываемся на постели полностью обнажёнными и готовыми к этой длинной и безумной ночи. Руки Мэттью оказываются везде, стоит мне только подумать о потенциальном касании, и он незамедлительно оказывается там – с поцелуями и поглаживаниями влажными от пота ладонями. Я чувствую, как мокнет спина, как липнут простыни и кожа скользит о такую же влажную кожу. Мы не говорим друг другу ни единого слова, постоянно поддерживая зрительный контакт, и отчаянно растягиваем столь желанную прелюдию. Мэттью целует меня в губы, соскальзывает ниже, уделяя особое внимание подбородку, привычно покусывая его, и спускается ниже, задерживаясь на сосках. Возбуждение сковывает всё тело, опаляет каждый миллиметр кожи; вся инициатива переходит к нему, и он пользуется ею без тени сомнения. Я рассматриваю его красивое и сосредоточенное лицо, глажу влажные волосы, цепляюсь пальцами за плечи, когда он спускается ниже и обхватывает мой член пальцами, начиная двигать ими, каждый раз обнажая чувствительную головку. Он не медлит ни секунды, обхватывает меня губами и прикрывает глаза, делая из этого целое представление для одного единственного зрителя. Его напряжённая спина и сильная шея, налипшая на лоб чёлка, испачканные собственной слюной пальцы и наконец его губы, скользящие по моему члену. Он открывает глаза и встречается со мной взглядом, даже не думая останавливаться. Удовольствие затапливает жаркой волной; мне кажется, что я возвратился в тот день, когда мы впервые оказались в одной постели. Это почему-то кажется важным для меня, и именно сейчас я сопоставляю двух разных Беллами: того, незнакомого мне, но напористого и даже грубого, и того, кто сейчас стоит передо мной на коленях и делает мне первоклассный минет; в любой момент он может передать всю инициативу мне и ничуть этого не смутиться. На нём нет никаких масок, ему не нужно удивлять меня или проявлять собственнические повадки. – Я с тобой, – запоздало отвечаю на его признание и запрокидываю голову, не сдерживая стонов, рвущихся из груди. – Я твой. Он оказывается наверху за долю секунды, хватая меня за плечи и седлая. Смотрит в глаза и улыбается, самой красивой улыбкой из всех возможных. Теперь я чувствую себя на своём месте хотя бы потому, что знаю – мы оба можем делать всё, что нам заблагорассудится. Он мог бы хоть завтра дать заметку на первую полосу всех газет, сообщив всем желающим покопаться в его личной жизни о том, что он впредь не женат, но при этом – не свободен. Знающие толк в жизни люди быстро смекнули бы, что он завёл роман на стороне ещё до развода, а те, кто особенно сильно переживал бы о том, что его союз с Кейт распался, даже не подумают о чём-либо подобном, в течение следующих двух дней обсуждая с коллегами подробности чужой жизни. – Тогда останься со мной, – шепчет он мне в губы, прикрывая глаза. Я не могу налюбоваться его лицом, следя за тем, как дрожат его ресницы и губы двигаются в такт словам, которые он неслышно продолжает бормотать, будто впадая в транс. – Я с тобой, – повторяю вновь, хоть и знаю, что именно он имеет в виду. – Так долго, как захочешь. Сегодня, завтра, через год. Я смеюсь и прижимаю его к себе, обеими руками обвивая за талию. Между нами, кажется, нет и миллиметра расстояния, он горячий и даже податливый, готовый принять любое положение, какое я захочу. – Когда мне подписывать брачный контракт? – пытаюсь пошутить, одновременно с этим роняя Мэттью на спину и нависая сверху, прежде чем украсть последний поцелуй и двинуться вниз, вознамерившись завершить начатое им. – Он пригодится нам только в том случае, если ты решишь отсудить у меня половину имущества, – доносится сверху; его тон необычайно серьёзен. – Единственное, что я действительно намерен сделать в ближайшем будущем, – это отсосать тебе, – так же серьёзно отвечаю ему и получаю щелчок по носу, отчего вся наша наигранная бравада сходит на нет так же быстро, как и возникает. Мэттью начинает хохотать, а я, наблюдая за его исказившимся от смеха лицом, чувствую, как на губах расползается безумная улыбка. Мне нравится беззаботность Мэттью, когда он рядом со мной, равно как и тот Беллами – куда более холодный и деловито распоряжающийся своим свободным временем и людьми вокруг. Ему удаётся сочетать в себе две вполне логичные сущности, и в целом моя симпатия к нему имеет место быть хотя бы потому, что он умеет вовремя между ними переключаться. – Джеймс хорош в постели? – внезапный вопрос, срывающийся с языка, удивляет не только Мэттью, но и меня. Он приподнимает брови и фыркает. – А Том? – Честно говоря, не помню. Беллами принимается смеяться ещё громче, хватаясь руками за мои суетливо перебирающие край одеяла пальцы. – Могу сказать то же самое для твоего успокоения. Ты бы хотел знать, каков он? – А ты бы хотел знать, насколько хорош Том? – Сдаюсь, – он машет руками в безоружном жесте, не прекращая улыбаться. Мы легко сводим всё в шутку, но я знаю, что этот вопрос будет волновать меня ещё не один день, пока Мэттью не разразится откровенным монологом, окончательно давая мне понять, что мне незачем сравнивать себя с Джейми – моим едва ли не единственным хорошим другом, которому я до сих пор не смею смотреть в глаза. Всю неделю он отвечал мне взаимностью, не попадаясь под руку, и я решил дать ситуации больше прав, позволяя ей вести меня туда, куда в итоге мы рано или поздно бы пришли.***
Последующие дни случаются именно такими, каким Мэттью их мне и описывал. Разве что наша программа становится более разнообразной из-за попыток Лиама и Себастиана быть креативными: со скуки они составляют целый список мест, куда можно наведаться на часок-другой и не вернуться оттуда с головной болью или тоской на душе. Мои импровизированные выходные подходят к концу ровно тогда, когда и должны, и я отправляюсь обратно в Лондон, полный сил и готовый совершить подвигов даже больше, чем всем известный античный герой. Лиам вызывается сопроводить меня, и я с интересом наблюдаю за ним, пытаясь понять, что руководит им в данной ситуации. Сперва он устраивается на сидение рядом со Стэном, затем после короткой остановки на перекур пересаживается на заднее, начиная неловко поглядывать на Айрис, лежащую на моих коленях. На вид Лиаму не больше двадцати пяти, у него тёмные волосы и выдающийся рост, и в последнем он и Себастиан очень схожи. Только Себастиану я по-прежнему не слишком доверяю, всё ещё помня слова Стэна о том, что он «любит распускать язык». Возможно, с течением времени, моё отношение к нему кардинально изменится, а пока что я буду, как и Стэн, держать язык за зубами. Хотя только идиот бы не догадался, как именно мы с Мэттью проводим выходные аккурат перед близящимся судом с миссис Хадсон.***
Моё возвращение в Лондон что-то меняет. Я начинаю чувствовать себя несколько иначе, беспрестанно пытаясь отыскать в толпе людей знакомое лицо и, когда не нахожу его, безвольно тянусь к телефону, чтобы начать рассеянно рассматривать снятые за недолгий период знакомства с Мэттью фотографии. Снимков не так уж и много, но каждый из них напоминает о конкретном дне: разные эмоции, окрашенные в разные цвета, холодные и тёплые оттенки. Его улыбка бывает разной, чаще всего смущённой и даже неловкой, но иногда он светится от счастья, не отказывая себе в широких жестах. А ещё Беллами по-прежнему остаётся тем, кто умеет удивлять и брать то, что ему нужно. Это он демонстрирует уже через пару дней после того, как отправляет меня домой. – Первое судебное заседание завтра в десять, Стэн приедет за тобой к восьми. Саманта уже в курсе. Я даже не успеваю открыть рта, Мэттью бросает трубку, не давая мне права решить, хочу ли я присутствовать на суде, где его будут смешивать с грязью и пытаться лишить значительной части его средств. Но я заранее знал, что соглашусь, потому что больше всего надеялся на иной исход: его бывшая супруга должна остаться ни с чем. Моя совесть принимается мелодично напевать мне о том, что Том работает без меня уже не первый день, а также о том, что под конец года нагрузка всегда возрастает в связи с количеством отчётов, которые мы всегда составляем сообща. Я несколько минут глазею в экран мобильника и в итоге, как по мановению волшебной палочки – или же обострённого чувства справедливости, – получаю сообщение: «Кирк тоже предупреждён. Ты вернёшься на рабочее место после обеда и задержишься настолько, насколько посчитаешь нужным» Оно, конечно же, от Мэттью. Я вздыхаю и встаю из-за рабочего стола, чтобы сделать несколько жалких шагов, разделяющих меня и Тома. Мы всё так же не разговариваем, словно нам по десять и мы не поделили водяной пистолет. – Приятно иметь привилегии? – даже не обернувшись, спрашивает он. – Такие – не особенно. – А другие? Трахаться не с человеком, а с его статусом? – он резко разворачивается на стуле и смотрит мне в глаза. Я кошусь на Келли, медленно бредущую в сторону столовой, и она отвечает мне взаимностью, опасливо поглядывая на нас. Должно быть, вся контора в курсе того, что происходило и происходит, но они столь терпимы в этой ситуации, что даже не пытаются лезть в мои дела. Это в какой-то мере даже похвально, если не считать одного почти незначительного факта: Томас Сраный Кирк ведёт себя как маленький ребёнок. Поправка: ревнивый маленький ребёнок. – Я даже не знаю, было ли у нас с тобой что-нибудь той ночью, – присаживаюсь на стул рядом, стараюсь удержать лицо. – И, тем более, с Лореттой. – Когда-нибудь ты вспомнишь, – он усмехается, – потому что ты был в сознании и вполне отдавал отчёт своим действиям. – А ты? – Более чем. – Ты расскажешь мне? – я готов сдаться в любую секунду, чтобы нарастающее с каждым днём напряжение между нами пошло на спад. – Стоит лишь попросить, – он подмигивает и, встав с кресла, направляется в сторону столовой, где уже сидит Келли с дымящейся чашкой в руках. Я не решаюсь идти за ним, только преодолеваю ничтожное расстояние, разделяющее наши рабочие места, и утыкаюсь в компьютер, чтобы попытаться осмыслить услышанное. У меня есть пара предположений, как именно я должен спросить у Тома о той ночи, чтобы получить развёрнутый ответ, но для этого мне нужно набраться немало смелости.