Болезнь в зеркальном отражении

      Я уже полчаса обнимал своего брата-близнеца, перебирая его длинные светлые волосы. Пропускал через пальцы шелковые пряди, стараясь запомнить каждое движение, любое слово, ловя губами его дыхание и уже по сотне раз касаясь покрасневших губ. Он лежал у меня на груди, прижавшись, и бездумно смотрел в стену, его дыхание проходило по оголенной коже, вызывая мурашки и трепет. Мы никогда не выясняли, кто кого старше и на сколько минут. Для нас это было в той же степени глупо, как и спрашивать, почему в какой-то момент день короче ночи. Если так задумано, то смысл в это углубляться? Но пусть наша внешность и была одинаковой на первый взгляд, то характеры разнились. Его всегда улыбчивое лицо и некая задумчивость в глубине глаз привлекали девушек. Они умилялись, смотря на него, их подкупала его доброта и исключительная забота о каждом. И, конечно, кто-то из нас должен был тащить учебу на себе. И мне не жаль, что это опять не я. Мое хмурое лицо и равнодушие во взгляде было визитной карточкой в любых обстоятельствах. И пусть сначала все с удивлением и любопытством пытались нас различить, то после непродолжительного общения сомнений уже не было. Мы были, как небо и земля различны и как картинки едины. Одни и те же светлые волосы рваными прядями спадали на овальное лицо и плечи, прямой нос и нежный очерк пухлых губ; карие глаза в обрамлении длинных ресниц создавали из нас кукол и предмет воздыхания девушек. Только если мой брат Дэни улыбался на презрительные взгляды некоторых парней, то я долго не терпел. Именно поэтому синяки и ссадины не сходили иногда неделями, а после я заставил себя уважать. Наша школа была более-менее адекватной, учеба ничем особым не отличалась от остальных: все такие же уроки, на которые лень вставать по утрам; все такая же столовая с разнообразием хлебобулочных изделий и сомнительного вида блюдами. Отдельная благодарность за чахлый салат, который вылезал из всех щелей брата в школьном туалете. Одно только выделяло ее на фоне остальных: разнообразие конкурсов и подобного, что, по мнению преподавателей, должно разнообразить нашу школьную жизнь, занять время и развить благодарность за внеклассные занятия, когда возникает только желание черепахой ползти домой. И сейчас это сыграло с нами плохую шутку. Денис принял участие в такой самодеятельности, попав на школьную, а после региональную и так далее, олимпиаду по ряду предметов. Занял второе место и получил грант на обучение в Лондоне, уже в элитной школе для одаренных детей. Я переживал за него всем сердцем и душой, только после осознав всю тяжесть нашего положения: он уезжал через месяц. Время для подготовки документов, согласия родителей, которые улыбались и прятали удивление, так как особо не занимались нами, и возможность закончить свои дела. Я вытирал слезы с его лица рукавом кофты и кусал губы, чтобы не сказать лишнего. Он достоин большего и ему не обязательно торчать со мной в этой школе, он может лучше. Если бы не одно но, перечеркивающее все доводы: мы были любовниками. Не нуждались ни в ком другом, кроме тела и души друг друга. Я млел от его соблазняющих стонов, от нежных касаний и изводящих движений на моих бедрах. А он дурел от взгляда моих ревнивых глаз и свойских слов на ухо, от моих движений в нем, получая от этого небывалое удовольствие. Вчера позвонили и сказали о том, что вылет назначен на пол-одиннадцатого ночи, и после этого Дэни приступит к учебе, которая создаст ему хорошее подспорье в будущем. Так просто и быстро, а кроме родителей и знакомых никто не рад. Мы почти не спим, умоляя остановиться стрелки, я смотрю в его глаза и прошу Бога не забирать его от меня так надолго. Насколько мы будем далеко, родной? Четыре года: каждый месяц, каждый день, час, минуту, секунду мы будем на огромном расстоянии друг от друга, без возможности коснуться, поцеловать податливые губы, ловить воздух в стонах и прижимать к себе, вглядываясь в собственное отражение. - Вставай, нам пора собираться, - эти слова дались мне только раза с четвертого, отрывая из горла кусок, царапаясь когтями, без желания выползать наружу. Денис пару раз моргнул и, не веря, посмотрел в мои глаза, которые я бы и хотел отвести, но не мог. Я слишком хорошо знал свое отражение: ему нужен был мой взгляд, чтобы чувствовать себя защищенным и нужным, в то время как его взгляд дарил мне ощущение, что я не одинок. - Никит, ты же будешь со мной говорить? Писать... Ждать? - с доверчивостью и мягким голосом, почти шепча. - Не глупи, конечно, буду. Это не смертельно и решаемо. Скайп, аська, чаты всевозможные. Одно, правда... будешь хранить целибат, пока я снова до твоей задницы не доберусь, ботаник ты мой, - я прижал его к себе, вдыхая свежесть моря и его индивидуальный, сводящий меня с ума, запах. Дэни улыбнулся и, проведя по боку подушечками пальцев, выгнулся в своем излюбленном жесте, открыто смотря приглашающим взглядом мне в глаза. Только вот мне придется навсегда запомнить этот взгляд, без возможности воспользоваться приглашением некоторое время. Аэропорт перемигивался яркостью цветов, количество машин было устрашающее большим, но это не помешало прибыть нам вовремя. А дальше какой-то туман: тычки родителей, чтобы пошевеливались, встреча с доверенным лицом от той самой проклятой школы, сжатые пальцы и еле заметные окружающим касания и только понятные нам знаки. Документы вытаскивались непозволительно быстро, родители знакомились с другими провожающими родителями, обмениваясь гордыми взглядами за своих чад. Мы и хотели бы потеряться, но не могли, он должен был лететь - и это уже давно перестало быть нерешенной задачей для нас двоих. - Береги себя, родной. Напиши мне сразу, скайп помнишь. И не давай никому себя в обиду, иначе тебе придется дорого заплатить за мой билет в твой великолепный Ландан, - я перекрутил название столицы, вызывая улыбку на любимом лице. - Не переживай, моя филейная часть будет в полном покое и в окружении надежных трусов, - Дэни убрал пряди с лица, мешающие ему хорошо меня видеть. Обведя взглядом занятых взрослых и детишек, не желавших отлипать от своих родителей, Денис прикоснулся к моим губам. Со стороны это было видно, будто он просто прижимается ко мне, крепко обнимая на прощание, и шепчет что-то на ухо. Но стоило мне чуть повернуть голову, как я оказался в плену его поцелуя, сладкого, соблазнительного, искушающего, с еле заметной ноткой арбуза от жевательной резинки, которую он так любил. В моей груди зрело нехорошее чувство, оно глотало смолянистые слезы, увеличиваясь в объемах, но я топил его глубже и, уже последний раз улыбаясь, провожая брата, я был почти спокоен. Меня более занимало запоминание всех черт лица, его фирменного взмаха рукой, взгляда глаз, которые так похожи и так различны с моими одновременно. Самолет мигал огнями, медленно набирал высоту, исчезая из моего поля зрения, оставляя меня в зале с требухой вместо души, с кривой улыбкой и слезами, зажатыми где-то внутри.