Эпилог

      Мышцы немеют от сумасшедшего бега. Кажется, ещё немного, и я споткнусь об лежащие трупы, упав на пыльную землю. За спиной раздаются свинцовые выстрелы, скрежет железных мускул, сорванное дыхание других. Я не помню, сколько уже длится погоня за нами. Но помню, как концертный зал стал наполняться гарью и тошнотворными механическими голосами, оглашающие, что это очередная зачистка. Нам пришлось бежать. Нам шестерым. Мы снова вырвались из лап смерти, оставшись вместе.       Кровь погибших подростков холодеет на щеках. Лёгкие выворачиваются наизнанку, судорожно глотая смог. Мышцы вот-вот порвутся от нагрузки. Боже, как я устал. Сколько ещё можно бежать от этих машин правосудия?       В уши штопором ввинчивается чей-то истошный крик. Услышав знакомый голос, я оборачиваюсь, не сбавляя темп. Твигги дёргается в огромных руках машины-убийцы, пытаясь вырваться, но холодное оружие лезвием прикасается к глотке. Миг. Лучший друг, издав мёртвый сип, рухнул, залив землю багровыми лужами. Ком подступает к горлу, режет глаза. От непонимания происходящего отворачиваюсь, зомбированно глядя на сгорающий горизонт. Твари. Мрази. Слёзы подступают, но плакать нельзя. Только не сейчас.       Бегущий впереди Джон, вдруг выгибается в неестественной позе. Пули, вонзившись в плоть, вылетели из неё. Пятый, упав на мёртвых детей, скрылся под ногами машин-убийцы.       Крик кубарем несётся по глотке, но исчезает уже где-то на нёбе.       Они выкладываются на мощную. Стоны, мольбы о пощаде, кровь, органы, вывалившиеся из мёртвых тел не вызывают в них никаких чувств. Роботы просто делают свою работу, верша правосудие.       Они убивали детей, перерезая им глотки, будто те были цветы, не допуская того, чтобы они расцвели окончательно. В живых осталась только наша шайка. А по традиции, свидетелей оставлять нельзя.       Между частыми вдохами-выдохами и бегом, я замечаю, как напополам рассекают Пого, и кровавые ошмётки растекаются по другим трупам. За спиной Джинджер, выкрикнув что-то дерзкое, замолчал.       Густой дым забил ноздри. По глотке скатывается вязкая слюна, мешающая проталкиваться воздуху. Всё происходит как в замедленной съёмке, и я вижу каждую искру пламени от столбов сгоревшего города, каждую муху, которая садится на искорёженные тела. Раскалённый ветер бьёт в глаза. Горячее дыхание убийц и лязг оружия заставляет содрогнуться. Грудь простреливает резкая боль - слишком много воздуха для одного вдоха. Теперь бег будет достаточно медленным, чтобы я оказался очередным трофеем для местного порядка. Как-никак, за мою голову отгроханы десятки тысяч, как за голову «особо опасного преступника». Но я всегда узнаю обо всём в последний момент.       Закрываю глаза, пытаясь на бегу успокоить дыхание и рвануть на полную мощь, и тут меня спасает...       ...рука. Тёплая, приятная на ощупь рука хватает мою ладонь. Из пыли и разноцветных пятен я слышу сдавленное и хриплое дыхание. Кома, обогнав меня, что есть силы дёрнула мою руку. - Бежим! - в дрожащем голосе любимой слышатся нотки страха. Кома взглядом показывают на зияющую дыру в пустующих небоскребах, откуда валит дым. Да, возможно, нам попадет яд в легкие, но это лучше, чем погибнуть в бесчувственных руках машин.       Кома, оттолкнувшись от земли, перескочила через железные перегородки, ловко прогнув спину и сумев проскочить через дыру в железной сетке. Сзади послышался яростный рёв искусственных убийц, разрушающих всё на пути. Я бегу и перескакиваю так же, как и Кома, но в последний момент, прыгнув на бетонную плиту, нога неестественно подворачивается и тело падает, издав глухой шлепок. Боль резким толчком взорвалась по венам, сознание содрогнулось, в глазах зарябили мушки. Рык машин, испуганный крик Комы и мухи, мухи с глазами, как лампы, окружили меня со всех сторон, не давая протолкнуться наружу. Без разбора махаю руками, встаю на ватные ноги, и чувствую как что-то липкое и вязкое обтягивает левую ногу. От страха и боли стискиваю зубы, раскидываю белых жужжащих насекомых по сторонам, пытаясь ускорить бег и добежать до Комы, схватится за неё и больше никогда не отпускать. Спиной чувствую, что машины-убийцы приблизились ко мне, они дышат своими вонючими от бензина пастями мне в затылок, тычут в шею стволами, они жаждут моей смерти. На языке образуется вкус крови. Перед глазами полыхает алым, я бегу так быстро, что не чувствую собственных ног, только раскровляющую ступни боль. Страх бурлит в крови, тело работает на рычаге, я лечу пулей, вдыхая спасительный свинцовый дым в тисках небоскрёбов.       Мухи взмывают в серо-красное небо, в голове всё вспыхивает. Меня колотит, тошнит, но я не могу остановиться. Скрежет их железа засел под сердцем.       Кто-то берет меня за руку и тащит влево. Я больше не в состоянии идти, раненная при падении нога ноет, раскалывается, а я все бегу за чьей-то рукой. Тут - а где? - сыро, угрюмо и спокойно, не слышно стука их огромных ног и клацанья зубов. Боже, как хорошо.       Улыбаюсь и колени подкашиваются сами собой. Я чувствую, как мокнут ноги, как шипит и гниет рана в канализационной воде, как грим размазывается по лицу и жирные волосы падают в грязь. Это конец. У меня больше нет сил идти. - Омега! Омега, вставай! - что-то доброе и светлое тормошит меня и заставляет подняться. - Поднимайся, они идут!       Всё как в мутном белом тумане. Откуда-то капает вода. - Милый, вставай, осталось совсем немного!       Кома плачет. - Кома... - провожу рукой по её мягким волосам, - Кома, я...       Всё взревело. Каменные стены стянуло и в ту же секунду разорвало по швам. Треск. Пламя залило половину тела, и всё стало настолько чётко, что было видно, как моя кожа сгорала и облазила сгоревшими струпьями. Истошный крик Комы раздробил черепную коробку. Кольцо боли паутиной обтянуло шею. В глазах не было ничего, только яркие вспышки пламени и слепящая боль, убивающая, иступляющая, распыляющая. Холодный металл пронизал всё тело. Механические голоса роем носятся в голове, красные мертвые глаза расстреливают душу. От крика Комы хочется оглохнуть.       Резкий стук об влажную плитку. Липкая кровь пригвоздила меня к земле, отключив сознание.