* * *
Впервые проснувшись от будильника, а не от ужасного грохота мотоцикла и не обнаружив в гостиной Сириуса Блэка, Петунья чувствовала себя прекрасно. Она сварила кофе, приготовила завтрак и вышла в сад, чтобы полить цветы. Мотоцикла на подъездной дорожке не было. Это вызвало внутри странную тревогу. Когда бегонии были политы, живая изгородь идеально подстрижена и оставалось только разобраться с лилиями, у дома появилась неожиданная компания — улыбчивый растрёпанный Гарри, мокрый от пота пошатывающийся Дадли и лохматый чёрный пёс, смахивающий на медведя. — Дадличек, всё в порядке? — оставив маленькую цинковую лейку, ножницы и перчатки на газоне, Петунья кинулась к сыну. Нарастающая тревога взвилась внутри, но тут же исчезла, когда она увидела, каким довольным он выглядит. — Мы гуляли в парке с Гарри и собакой, мам, — с непривычно доброй улыбкой похвастался он. — Нюхалз такой хороший! Посмотри! — Сидеть, Нюхалз, — скомандовал Гарри, и пёс величественно уселся у его ног, раскрывая пасть и тяжело дыша. — Да, неплохой пёс, — тихо добавила Петунья. — Большой, но послушный. — Мам, я пить хочу, — жалобно протянул Дадли. — Идём, сделаю тебе лимонада, — улыбнулся Гарри. Они нырнули в дверь, скрываясь в прохладном доме, а Сириус замер на газоне, склонив голову набок и наблюдая за Петуньей. Она чуть замялась и подошла к нему, боязливо протягивая руку и слегка касаясь блестящей нагретой солнцем шерсти. — Нюхалз, а? — она легонько погладила его по голове и зарылась пальцами в толстый подшёрсток на шее. Нюхалз внимательно заглянул ей в глаза и ткнулся носом в колени, лениво обнюхивая. Петунья рассеянно присела на корточки, обнимая его и почёсывая горячую шею. — Умница, Нюхалз. Какой ты пушистый, — она привычно гладила его, думая о чём-то своём, и не заметила, как удивлённо почесал затылок Гарри, застыв на пороге входной двери. — Тётя Петунья! — он тихо подошёл откуда-то из-за спины. Нюхалз тут же взволнованно заскулил и замахал хвостом, но с места не сдвинулся. — Надо отвести Нюхалза домой, нас ждут. — Да, конечно, забирай, — она в последний раз провела ладонью по голове пса и встала, отряхивая руки от налипших шерстинок и возвращаясь к цветам. Гарри взял Нюхалза за поводок, и тот, казалось, сам повёл его куда-то. Петунья вздохнула про себя — после черепахи, убитой Дадликом несколько лет назад, ни о какой живности дома и речи быть не могло, но смотреть, как сын радуется псу и утренней прогулке, было здорово. Какая-то странная благодарность к Сириусу загудела внутри неё, и удалось донести её аж до помятой клумбы, где та завязла тяжёлым колесом и постепенно затихла.* * *
— Что читаешь? — мягкий сумрачный вопрос появившегося в гостиной Сириуса застал Петунью врасплох. Она захлопнула тяжёлый дамский журнал, но кричащие заголовки на обложке говорили едва ли не больше, чем статьи внутри. Сириус привычно плюхнулся в пустующее кресло, сплетая пальцы в замок. — Известная певица разводится в четвёртый раз? С ума сойти! Тебе это действительно интересно? — Как Дадли с Гарри? — спросила его Петунья, игнорируя насмешку. — Спят оба. Набегались с утра, — добродушно засмеялся он, откидываясь на спинку кресла. — А Вернон куда подевался? Всё работает? — Да. В их фирме обнаружились кое-какие проблемы, — непонятно зачем разболталась Петунья. — Не знаю, когда он вернётся. Вернон очень волнуется за «Граннингс». — А ты? — Сириус растрепал волосы и поуютнее свернулся в кресле. — В смысле? — Петунья сложила руки на груди, прикрываясь тяжёлым журналом, и нахмурилась. — Что — я? — За что волнуешься ты, Петунья? Или за кого? — Сириус улыбнулся, но глаза оставались совершенно серьёзными. — За цветы, за Дадли, за лучший газон в Литтл-Уингинге. А ещё? — За Вернона, — пожала плечами Петунья. Она почувствовала, как кровь приливает к щекам, а внутри растекается странная неподатливая тревога. — За наш дом, за нашу семью… За репутацию. Я не знаю… За Нюхалза. — Последнее вырвалось как-то само собой, и она почувствовала, как краснеет. Какая же глупость! Сириус фыркнул, но его улыбка постепенно разгладилась. Он задумчиво потёр щеку, не отрывая взгляда от Петуньи и долго молчал, прежде чем ответить. — И что угрожает вашему дому? — он выдохнул это тихо, но как-то холодно, невесело. — Ты. Гарри. Волшебники. Весь ваш ужасный мир, — скороговоркой простучала Петунья. — Волшебники охраняют вас двадцать четыре часа в сутки, — улыбнулся Сириус. — Бояться нечего. Но ты всё равно не поверишь, так что… Просто извини за это. Гарри нужна твоя помощь. В любом случае это ненадолго, — он как-то грустно улыбнулся. — А насчёт остального… Петунья сглотнула, пытаясь расслабиться. Почему всегда именно её помощь? Почему не могущественного Дамблдора, почему не самого Блэка, не дурацкого Снегга, в конце концов? — Обо мне перестали писать в ваших газетах? — Сириус погладил пальцами ручки кресла и расслабился. — Пару дней, как, — кивнула Петунья. — Значит, скоро все обо мне забудут, — отмахнулся Сириус. — А репутация придёт в норму, как только я перестану тут болтаться. Петунья промолчала. Она слишком много знала о поддержании репутации в Литтл-Уингинге, чтобы согласиться. — А Вернон? — как-то тихо, словно незаметно подкидывая ей мысль, проговорил Сириус, разглядывая собственные пальцы и весёлый цветочный рисунок кресла. — Ты действительно волнуешься за него? — Какая разница? — мигом разозлилась Петунья. — Почему тебя это волнует? Наша семья и так достаточно натерпелась от таких, как вы, и вообще… Лучше бы про пса спросил! — Внутри у неё заклокотала какая-то холодная, колючая обида — на Гарри, на Лили, на Джеймса, на Дамблдора, на Снегга, на Сириуса Блэка и на всех этих странных людей… — Прости за хамство, — смущённо нахмурился Блэк. — И за любопытство. Я не стал бы спрашивать, мне действительно никакого дела нет, но ты — сестра Лили, вот я и подумал… Петунья почувствовала, как злость смешивается с ужасом, и гремучая смесь застилает глаза. — И что, что я её сестра? Теперь я вечно должна терпеть насмешки от таких, как вы? — наконец взорвалась она, вскакивая с дивана. Журнал с грустным шлепком сполз на пол. — Какие насмешки, Петунья! — неожиданно зарычал Сириус, бледнея и нервно дёргая себя за волосы. — Присядь. Подожди. Я сам уйду, только дай сказать. Она сделала пару глубоких вдохов и выдохов, но всё же послушалась Блэка и плюхнулась обратно на диван, закрываясь журналом. — У тебя милый дом и хорошая семья, — Сириус как-то грустно улыбнулся, вставая с кресла. — Но я всё никак не могу понять, что с тобой не так. У тебя идеальная чистота, прекрасный сад, любимый сын, муж… — Он остановился, разглядывая включённый, мерцающий поддельными языками пламени электрический камин. — Но сама ты — как фальшивый камин. Вроде и горишь, но не греешь. Петунья фыркнула, разглядывая его широкую спину. — В смысле? Кого я не грею, Сириус? — Ты отвратительно готовишь, — вдруг улыбнулся он. Петунья почувствовала, как бледнеет, а от злости начинает сводить зубы. Только в высшей степени невоспитанный человек мог сказать о ней такое! — Зато как по линейке. — Закончил Сириус. — Нет, всё съедобно и очень аккуратно, но… — Он отмахнулся. — Это не моё дело, конечно, я и не такое ел, но Гарри сейчас живёт с тобой, поэтому... Прости. — Закрывая глаза ладонью, закончил он. — А ты что для него сделал? — холодно отозвалась Петунья. — Где ты был, когда мы растили его с Верноном? — Когда ты растила его, — отозвался Сириус. — И не спорь, ладно? Просто подумай над этим. Я сидел в Азкабане всё это время, и теперь больше всего на свете хочу исправиться. Поэтому я и здесь. И мне кажется, что не только Гарри в большой беде. Ты тоже, — он как-то по-детски шмыгнул носом, наконец поворачиваясь к ней. — Я не хотел начинать этот разговор, просто сегодня утром… Нюхалз — это я. Петунья закрыла лицо руками и глупо хихикнула. — Только не подумай ничего плохого, это ерунда. — Хмуро отозвался Сириус, пряча руки в карманы. — И не говори Дадли. Мы с ним договорились бегать в парке через день, нам обоим это только на пользу пойдёт. Просто… Я не дам в обиду сестру Лили Эванс. Так что, если что-то нужно, пока я здесь, только скажи, хорошо? Она кивнула, глядя, как стальным блеском сверкнули глаза Сириуса в темноте. Он приветливо махнул ей рукой, прощаясь. — Уже поздно, миссис Дурсль. Мне пора. Завтра вернусь. Входная дверь тихо закрылась, на улице взревел мотоцикл, а Петунья ещё долго сидела в одиночестве в гостиной, хмурясь и вздыхая, и так и не дочитала свой журнал.