Честный лжец. (Ошибки природы, "часть" вторая, дополнительная)

Аркаша очнулся. Эта новость заставила Олега встать на костыли, и он, несмотря на возражения медсестры и неодобрительные вздохи дежурного врача, направился в его палату. Правда он понятия не имел, куда идти, но Владимир Иванович, его лечащий врач (он же и дежурный), посчитал должным проводить и заодно описать состояние парня. Евгения Григорьевна сидела возле кровати, низко наклонив голову; она дремала. Но, видимо, почувствовав постороннее присутствие, вздрогнула и проснулась. — Олег? — удивилась она. — Да, я. Сбежал вот, так сказать, — слабо улыбнулся рыжий, подкатывая коляску как можно ближе к постели. — Одолжил вот у одного из соседей по палате, пока никто не видел, — он попытался пошутить. Вздохнул. — Как он? — Недавно уснул, ему что-то ввели… Он в шоке. — Понимает произошедшее? — Я не знаю, — вздохнула женщина. — Вроде бы да, но одновременно с этим… У него такой взгляд, что сердце сжимается. — Простите, — прошептал Олег после короткого молчания. — Это всё из-за меня. Остальные ведь просыпаться остались, а мы… — Да, это верно, не нужно было вам ехать. Но, с другой стороны, не ты сидел за рулём. — Но машина была моей… Я пустил Славу за руль. Тогда это казалось не таким ужасным… — Ты не знал, так что прекрати об этом. Уже ничего не вернуть… Как твоя нога? — Гипс снимут нескоро, но вполне возможно, что через месяца пол отправят домой, держать тут резона нет. Теперь, так сказать, весь набор будет: рыжий, косоглазый и хромой. Скорей всего, ноющие боли будут весьма часты. — Вот как. Они молчали; примерно через полтора часа Евгения Григорьевна снова задремала, а Олег всё смотрел на медленно поднимающуюся и опускающуюся грудь Аркаши. И он ненавидел себя до такой степени, что желал поменяться с ним местами; самому лишиться ног, думал он, намного легче, чем осознавать, что из-за него их лишился дорогой сердцу человек. Посреди ночи Аркаша проснулся и долго и бессмысленно смотрел в потолок; Олег не сразу заметил это. — Привет, — произнёс парень, повернув голову на бок. — С пробуждением, — улыбнулся Олег, наклоняясь вперёд. — Видок у тебя ужасный. — Знаю. — Не мешало бы побриться и умыться как следует. Аркаша сосредоточил взгляд на Олеге и усмехнулся. — Тебе тоже. — Это мой естественный вид. — Ты прав. Что с тобой? — Ничего серьёзного, нога в гипсе да рука в швах. — Понятно. — Тебе досталось сильнее всех. Как ты себя чувствуешь? — Не знаю. Кажется, что я разбит на части, и многих не хватает. Олег закусил губу и отвернулся. Евгения Григорьевна, заметившая это, покачала головой; она требовала, казалось ему, чтобы он говорил с её сыном. Но это было слишком тяжело, словно один из осколков не смогли удалить, и он попал в кровеносное русло, постепенно разрушая его. «Пожалуй, загнул я со сравнениями, — заметил Олег, стараясь отвлечься и собраться с мыслями. — Если бы подобное как-либо произошло, было бы намного хуже». — Я не хочу жить, — прошептал Аркаша. — Почему я очнулся? Разве люди в коме не умирают? — Не говори так, — Олег, наклонившись ещё ближе, положил руку на плечо друга. — Знаешь ли, ты многим дорог. Или хочешь довести мать до сердечного приступа? — А зачем я ей такой теперь нужен? — Аркаша рвано рассмеялся. — Урод… — Ну да, мечта каждого ребёнка — расти без отца, — фыркнул рыжий; голос его дрожал. — И не смей говорить, что Лизе не нужен отец-инвалид. Ещё как нужен, просто ты этого не понимаешь. Миллионы детей мечтают хотя бы о каком-нибудь отце, а ты хотел бы оставить её почти сиротой. — Им легче будет без меня. Одной ребёнка растить намного легче, когда нет мужа-инвалида, не считаешь? — А обо мне ты подумал? — вмешалась Евгения Григорьевна. — Ты мой сын! Единственный! И я буду о тебе заботиться! — Такие слова ранят материнское сердце, — произнёс Олег. — Прости, мама, — прошептал Аркаша. — Но я правда не хочу жить… — Ты просто не отошёл от шока. Тёть Жень, позовите врача. — Сейчас. Женщина поднялась и вышла; Олег поднялся и, морщась от боли, опустился на край постели Аркаши, наклонившись над ним. — Не смей говорить такие слова, — произнёс он, заглядывая в его глаза. — Лучше вини меня. Если бы я не собрался ехать, когда мы все были перебравшие, этого ничего бы не случилось. — Ты прав, — отозвался Аркаша. — Ты в этом виноват. Из-за этого я лишился ног. Из-за этого я хочу умереть. И ты ничего не исправишь. — Да, не исправлю, — грустно улыбнулся Олег. — Но я… Как только подумаю, что мог бы потерять тебя… Ты ведь знаешь, как дорог мне. Поэтому не говори такие вещи. Всё будет хорошо, обещаю. Я всё сделаю для тебя, только, прошу, живи. Олег провёл рукой по лицу Аркаши, и тот, закрыв глаза, выдохнул: — Всё равно было бы лучше, если бы я умер. На месте. Олег ничего не ответил: он слышал шаги в коридоре и поэтому пытался совладать с проявлением своих эмоций. Его психологическое состояние лишь казалось стабильным, и он всячески скрывал, что его нервы расшатаны до такой степени. Ни к чему об этом знать даже докторам, ведь со временем всё обязательно уладится. Пришедший врач осмотрел Аркашу, сделал несколько замечаний и ввёл что-то в капельницу. Олег, наблюдая за этим, хмурился. — Думаете, чем дольше он будет в отключке, тем легче перенесёт ампутацию? — Олег! — возмутилась Евгения Григорьевна; Аркаша слабо улыбнулся: — Это даже хорошо… Не хочу понимать происходящее. — Это не поможет. — Не тебе решать… Вскоре Аркаша уснул; до самого утра Олег просидел возле его постели, пока Алевтина Викторовна, медсестра из его отделения, не сообщила, что пришёл Илья Сергеевич. — К тому же пора принимать лекарства, а про необходимость сна и говорить нечего. — Я понял. До скорой встречи, тёть Жень. Вы бы пошли домой и отдохнули немножко. — А если он проснётся? — женщина покачала головой. — Тогда давайте так: я через несколько часов вернусь и подменю вас, а вы съездите домой. С врачами уж я договорюсь. — Если только тебе не в тягость… Но лучше бы на твоём месте была Марина… — Думаю, ей не до того, всё-таки маленький ребёнок. — Не до такой уж степени Лиза и маленькая уже, — Евгения Григорьевна усмехнулась. Возвращаясь в палату, Олег думал о том, как можно будет проучить столь бессердечную особу, как жена его любимого друга. — Знаешь, у нас в классе есть одна девочка, Саша… Она в пятом классе перевелась. Она очень веселая и активная, настоящая душа класса. На той неделе предлагала всем вместе погулять. А сегодня я слышал, как она Маше говорила, что я странный и скрытный, постоянно чем-то занят и ничего о переезде не рассказываю. Глупые они. — Но ведь они говорят правду, ведь так? — Олег остановился передохнуть и внимательно посмотрел на Тёму. Мальчишка кивнул и потупил взгляд: — Я не хочу о таком рассказывать, это ведь… словно я жаловаться буду. Или сплетничать. — Но почему не пошёл с ними гулять? Я-то со скуки не помру, сам видишь, сколько времени с Аркахой провожу. Ты ведь даже с Димой не виделся ещё, я прав? — Ну да, некогда было. Но мы созваниваемся, и я обо всём ему рассказываю. — Это хорошо… Завтра можешь не приходить. Или на выходных. Или несколько дней подряд. Погуляйте. — Но я не хочу! — упёрся Тёма, хотя взгляд его говорил совершенно о другом. — Я, как твой старший брат, заявляю, что это необходимо. — Ну хорошо, — «сдался» мальчишка. — Но тогда я буду тебе звонить. Или с утра на минут десять забегу. Олег коротко рассмеялся, стараясь не смотреть на проходящую мимо Марину. Раз уж она делала вид, что его не существует… — А вот и я, — наигранно весёлым голосом произнёс Олег, открывая дверь палаты. Тёма вкатил коляску и оставил её возле постели Аркаши, с любопытством смотря на парня. Рыжий нахмурился и покачал головой, на что ему ответили виноватой улыбкой. — Видел Марину, кажется, сегодня она была меньше обычного. Эй, ты что, уснул? — Олег, опираясь на костыли, внимательно посмотрел на Аркашу. Нахмурился и потряс его за плечо. — Я вижу, что ты живой, так что не строй из себя труп… Так, что она сказала?! — он заставил Аркашу повернуться к себе и охнул. — Что ты тут нюни распустил, как маленький?! Что случилось-то? — Ничего, — сдавленным шёпотом ответил парень, здоровой рукой отводя руку Олега от своего лица. — Всё нормально. — Я вижу, как нормально. Рассказывай давай, а то хуже будет. — Что, снова будешь угрожать поцелуями? — хрипло рассмеялся парень. — Да всё равно мне. — Она что, запретила Лизе навещать тебя? — Сказала, что не хочет травмировать её, но это ерунда. — Только не говори мне, что… Аркаша кивнул; по щеке его текли слезы, было весьма и весьма заметно, что он сдерживает рыдания. — Она не имеет права! Инвалидность — не причина отнимать ребёнка! — Её хахаль, который в суде работает, думает иначе. Олег глубоко вздохнул, сдерживая ругань. Руки его сжались в кулаки, а лицо от злобы и презрения исказилось так, что Тёма невольно попятился. — Я, наверное, пойду… — сказал он, открывая дверь. — Скажи медсестре, что она может понадобиться. — Хорошо. Когда дверь закрылась, Олег тяжело вздохнул и опустился в кресло. — Извини, таких серьёзных связей не имею. — Ты в этом точно уж не виноват. А она… она не сказала, как долго это продолжается, но… — Не злись, — Олег пересел на постель Аркаши, — но мне кажется, что тебе нужно прореветься и прокричаться, — и он наклонился как можно ниже, позволяя дрожащей руке обнять себя за плечи и уткнуться в плечо. Аркаша плакал и ругался сквозь слёзы и крики; иногда ему не хватало воздуха, и тогда Олег обмахивал принесённой с собой газетой. Лицо парня раскраснелось и немного заплыло, потеряло свои настоящие очертания, и Олег вытирал его своим носовым платком, потому что Аркашин был уже непригоден. — Кому я такой нужен, — севшим голосом говорил Аркаша, судорожно хватая воздух. — Урод, инвалид, истеричка… — Мне нужен, — без тени лжи отвечал рыжий, с болью смотря на него. — И тёте Жене нужен. Знаю, сейчас жизнь — дерьмо, но всё наладится, я обещаю. — Вот только я так не думаю. — Всё будет хорошо, — как заклинание, повторял Олег, слабо улыбаясь. — Ты всегда будешь нужен мне, и я обещаю, что всё сделаю для тебя, только живи. Всё будет хорошо. И он прижался своими губами ко лбу Аркаши, вдыхая такой родной сердцу запах любимого тела. — Обещаю. — Что, Цербер, стережёшь? — тихим голосом спросил Никита, заходя в палату. Олег улыбнулся ему и кивнул: — Пожалуй, поговорить лучше в коридоре. — Подожди, я помогу, — блондин открыл дверь, пропуская Олега в коляске, но он, остановившись, усмехнулся и покачал головой: — Смысла уже, пожалуй, нет... Так и знал, что тебя Тёма привёл. — А? Подожди, как нет? — Да так. Вы и мёртвого разбудите, — отозвался Аркаша. — Давно не виделись. — Так ты проснулся! — Никита поспешил к постели друга, а Олег быстро переговорил с Тёмой, которому разрешил ночевать у Димы, и закрыл дверь, еле развернув коляску в нужную сторону. — А ты чего разъезжаешь? Вроде бы ведь ничего серьёзного. — Это Герман подсобил, отобрал у кого-то, мол, с моим гипсом лучше будет на ней. С одной стороны, конечно, верно — сидеть удобнее, чем на табурете, но я уже всё что можно отсидел. Подашь костыли и поможешь подняться? — Конечно, — Никита подскочил к рыжему, и тот, опёршись на его плечо, улыбнулся и потрепал по волосам: — А ты, однако, подрос. Но всё равно коротышка. — Ну, с этим я ничего поделать не могу. Не каблуки же носить, — усмехнулся блондин. — Повзрослел ты, — вздохнул Олег. — Остановился у своих? — Отец всё ещё не хочет пускать на порог, но я это предвидел, так что обнаглел вкрай и напросился в квартиранты к тёть Жене. Ты же не против? — Нет, — Аркаша покачал головой. — Это даже хорошо, что с ней кто-то дома будет. — Но я ненадолго, на недельку всего… А потом в Красноярск придётся ехать, будто мне это больше всех надо… Работа-работа! — Кстати, говорят, что ты выбился в верха. Поздравляю. — Ох, Аркаш, какие верха-то! Так, всего лишь не самые нижние ступени. Но это уже кое-что, причём очень даже хорошее. Но проблема в том, что у меня дерьмовое предчувствие — словно скоро кризис начнётся… Так что надеюсь, что вы сможете снова вдохнуть в меня жизнь и не умереть с голода. — Да кто бы в нас жизнь вдохнул, — усмехнулся Олег. — Мы из больницы носа не кажем, скоро уже плесенью покроемся, а ты нам на предстоящий кризис жалуешься? — Тут ты прав, конечно, но я не жалуюсь. Но если хочешь, специально для тебя могу начать. — Уволь. — Ну, а как ваши дела выздоровленческие? — Помаленьку, через недельку-полторы обещают выгнать меня домой, и это я ещё всё своё обаяние проявил, чтобы на максимальный срок оставили… У Аркахи с руки скоро гипс снимут. Кстати, если желаешь, могу похвастаться новыми шрамами, только для этого тебе самому придётся поднимать мой рукав. — Да? А ну-ка! — На другой руке. — Ох ты ж! Ну теперь уж точно можешь считаться красавцем, — хмыкнул блондин, «любуясь» следами от стёкол и швов на руке Олега. — Тебе бы тоже пару шрамов не помешало, коротышка. — Шрамы украшают только тех мужчин, которым ничего другое не помогает! — пафосно воскликнул блондин и рассмеялся. Аркаша улыбнулся, впервые за долгое время почувствовав подъем настроения. Никита, как яркий праздничный вихрь, ворвался в его невыносимо однообразную жизнь и закружил-завертел вместе с собой, принося лишь множественные улыбки и смешки. Улыбался и Олег, отчасти из-за неугомонного блондин, отчасти потому, что был рад изменению состояния Аркаши. «Как бы ни сложилась жизнь, мы трое всегда будем лучшими друзьями», — думал рыжий, улыбаясь очередной глуповатой фразочке Никиты. — Кстати, — спросил однажды Аркаша, смотря на закрывающуюся дверь палаты, — а кто этот мальчишка? Тёма, кажется? — А, так это же… — Никита вдруг запнулся и бросил взгляд на Олега. Тот даже виду не подал, что запаниковал от подобного вопроса. — Внук Ильи Сергеевича, — ответил рыжий, переворачивая страницу газеты. «Прости, Тёма, прости, — вздохнул он мысленно, — сейчас я не могу признаться. Сейчас, когда эта стерва лишила его прав на ребёнка и даже не позволяет ему видеться, когда у него никого, кроме нас и матери, нет… Я не могу сказать ему, что у меня есть ты. Это будет слишком подло…». — Он тебя почти каждый день навещает. Должно быть, вы как братья, разница в возрасте ведь не такая и большая, да? — Да, лет десять. — Хорошо тебе, — вздохнул парень, — вон сколько всяческих неродных… — Ой, брось ты, — фыркнул Олег. — Ты Киру-то помнишь? Можно подумать, мы с ней так уж близки. — Она, как ты говоришь, повзрослела и похорошела? — Ага. — Вот и слава богу, что вы не близки, а то я тебя, развратник, знаю! — А он прав, — вставил своё слово Никита, — ты ведь у нас приличностью никогда не отличался. — Кстати, ты ведь завтра уже сматываться собрался, — начал Олег, — но всё ещё не похвастался своими интимными победами. Давай, рассказывай, какие красотки достаются художникам! — Ой, иди ты, — отмахнулся Никита, смутившись. Рыжий лишь осклабился: — Так, а ну-ка, а ну-ка! Давай-давай, а то я сейчас встану и накинусь на тебя с костылями. — Да, Никит, так нечестно… Конечно, про Олега в этом плане мы мало что знаем, но зато там всё понятно, а вот ты скрытен чересчур. Выкладывай давай! — Ну, я как-то в кафе с девушкой познакомился… Ничего серьёзного так и не вышло, переспали пару раз и всё. — И всё? — нахмурился Олег. Блондин, уши которого пылали, кивнул: — И всё. Рассказывать больше нечего. Вообще нечего. Только давайте без издевательств, мне их и там хватает. — Да я и не думал… Вернее, думал, но раз ты так говоришь, то не буду, — заверил его рыжий. — Но беру свои слова назад — ни черта ты не повзрослел! — Да кто бы говорил! Как был рыжим гадом — так и остался! Аркаша рассмеялся в голос: — Ох, как кошка с собакой! Ну и друзья вы! — Что значит «вы»? — игриво возмутился Олег. — Мы же все тут друзья! — Вот именно! — поддакнул Никита. Аркаша улыбнулся и кивнул: — Вы правы.