Честный лжец. (Ошибки природы, "часть" вторая, дополнительная)

— Извини. — Так и не скажешь, что будешь делать? — Мне ещё раз извиниться? — Ты же знаешь, что я не отстану, пока не услышу нормальный ответ! — Если бы не гулял, когда я к вам заходил, то мог бы мне так угрожать. Сейчас же я могу просто положить трубку. — Да что с тобой такое?! — А что со мной? — В последнее время ты стал слишком… замкнутым, что ли. Всё себе на уме! Да что у тебя стряслось?! — Ну, я Алевтину и остальных отдал… Ты об этом? — Олег! — Да, я. — Да что ты всё ехидничаешь?! — Я не ехидничаю. Вообще до конца не понимаю значение этого слова… Как это вообще связано с ехидной? Аркаша прорычал что-то нечленораздельное, скорее всего, ругательство. Олег вздохнул. — Может, мы прекратим эту грызню по телефону? Всё-таки последний день в году, нехорошо переносить обиды в будущее. — С тобой точно что-то случилось, — заключил Аркаша. — И учти, я ещё узнаю что. Но ладно, не сейчас… — Что? Я не слышу! — Прав ты, прав! — Вот и прекращаем тогда это безобразие. Всего тебе хорошего в эти последние часы уходящего года, а также всего прекрасного в наступающем году! Пусть новый год будет много лучше старого, и все горести обойдут тебя стороной. Аркаша прокашлялся, после чего пробубнил более скупое поздравление, так как был слишком поражён такой пышностью слов друга, и не смог подобрать что-то подобное. — И всё же я узнаю что ты скрываешь! — произнёс он, после чего попрощался. Олег, вздохнув, отключил телефон. Никиту он уже поздравил, выслушав целый список претензий и обид на тему «Мы почти не видимся». Да, этот мальчишка точно как малый ребёнок… Кажется, даже Тёма ведёт себя более серьёзно, чем он. Щёлкнул замок, железная дверь с небольшим усилием с другой стороны открылась. Тёма слабо улыбнулся, отпрыгивая назад. — Я думал, ты придёшь позже, — признался мальчик, стоя чуть в стороне от разувающегося Олега. Тот пожал плечами. — Я и сам так думал, предполагал, что меня многие задержат, но… В общем-то, тех, кто не отпустил бы меня так просто, просто не оказалось дома. — Вот как… А я покормил Мишу и Настю. И, кажется, Нюша кого-то родила. — Ну, я так и предполагал, — вздохнул Олег, проходя к клетке с хомяками. — И куда мне их потом девать? — Ты говорил, что сдал других в зоомагазин. — Разве что это… Ладно, разберёмся. Так, опять один дохлый! — нахмурился рыжий. — Да? А почему? — Она ужасно невнимательная мать. Надо бы его оттуда забрать… Поставь пока чайник. Всё же на улице ветерок был. — Только вымой потом руки! — Конечно, — улыбнулся Олег. Всё же Аркаша был прав. Олег и сам заметил, что в последнее время слишком много улыбается и слишком мало времени уделяет грызунам. Чума, кажется, загрустил даже… Нужно бы почистить его клетку, — решил Олег. Да и эта работа… Эти последние дни были совершенно непривычны Олегу. Он понимал, что ничего не делает, совершенно ничего. Подготовка к экзаменам, до которых всё же ещё было время, почти не продвигалась. Работа, которую Олег взял на дом, так как не мог просто так уйти на продолжительные выходные, оставалась нетронутой. И, тем не менее, он не считал эти дни прожитыми зря. Он улыбался и был почти счастлив. — Чайник вскипел! — крикнул Тёма, что Олег почти не расслышал. Он выглянул из ванной и виновато улыбнулся. — Подожди чуть-чуть, я клетку домою. — Чумы? — Да. — Хорошо. Я пока бутерброды доделаю. — Бутерброды? — Да… со шпротами… — Оу… Делай-делай, это очень даже хорошо. Кажется, мальчишка улыбнулся. Олег этого не видел, но очень хотел в это верить. Клетка была домыта, вытерта насухо и поставлена на место. Чума, наклонив голову, что-то прокричал, возможно, благодарность, но в это мало верилось. Миша что-то шумно грыз, Настя лазала по трубам, Нюша в своей клетке лежала в окружении новорожденных хомячат, а в соседней клетке попискивал её супруг. Самые обычные и, как оказалось, любимые Олегом звуки заставили его снова улыбнуться. Да, в последние дни он явно стал мягче… — Ну, ты всё? — крикнул Тёма, но Олег ему не отозвался, хотя прекрасно его слышал. Просто не мог, так как, переодеваясь, держал в зубах рубашку, что был намерен надеть. Всё-таки тридцать первое - особенная ночь, и рубашка эта тоже особенная, почти новая, приятного серого цвета, надевал он её лишь на свой выпускной…Странно, что она всё ещё ему не мала. — Олег? — мальчик заглянул в зал, но ему, конечно же, снова никто не ответил. Тогда он толкнул дверь спальни, безошибочно решив, что парень там. — А, переодеваешься… Я там… Но он не договорил, и вовсе не из-за смешка. Его совершенно не волновал нелепый вид парня, стоящего в одних трусах и с рубашкой в зубах и пытающегося распутать ремень брюк, висящих перед ним на дверце шкафа. Даже казалось, что он не заметил глупости этой картины. — Иввини, не мов отетить. Сейфаф, пят минуф! Тёма моргнул и сделал шаг вперёд. Казалось, он не расслышал этих невнятных слов. — Что это? — дрогнувшим голосом спросил он. Сердце Олега сжалось, стоило ему понять, что мальчик вот-вот заплачет. — Ты чего? — спросил он, выплюнув рубашку. Тёма же указал на него и шмыгнул носом. — Что у тебя со спиной? — Ничего такого, — ответил Олег, поспешно одеваясь. — Просто старый ожог. — Такой страшный… — Да, и это одна из причин, почему я хожу бледным даже летом. — Откуда? — Старая история… — Но… — Это не важно. — Это было больно? — Конечно. Но не так уж и опасно. Просто больно. — Очень больно? — Не стоит об этом говорить… И всё же Тёма заплакал, смотря на Олега. А тот не знал, как стоит на это реагировать. Ведь, по сути, он являлся причиной этих слёз. — Тём, успокойся… — Но… Это же больно! Откуда это? Откуда? — Уже не больно, так что… Тёма кинулся к Олегу, обнял его своими худыми ручками и заплакал в голос, повторяя что-то, что Олег так и не смог понять. — Успокойся… Уже всё хорошо. Это произошло много лет назад, так что ничего страшного уже нет. Успокойся… Он поднял мальчика на руки и прижал к себе, всё так же прося успокоиться. Но Тёма не унимался, потому Олег всё больше и больше беспокоился. Он совершенно не знал, что делать. Казалось, что если ребёнок не успокоится в следующие несколько минут, может случиться припадок и у самого парня. — Успокойся, прошу… — Скажи, откуда они, — всхлипнул Тёма, посмотрев на Олега. Сердце того защемило, когда он понял, что не в состоянии отказать. — Много лет назад мать пыталась обварить Чуму кипятком. Налила из чайника в кружку, а тут он на кухню вошёл, кошка-то на балконе была… Она тут же плеснула из кружки… — А ты его защитил, да? — Как видишь. Быстрее, чем успел подумать. Она потом долго кричала и плакала, обвиняя меня во всём, особенно в том, что она решила убить моего попугая. Я тогда закрыл Чуму в клетке, также закрыл свою комнату — установил замок, чтобы Чуму обезопасить, — и добрался до соседей, они меня и увезли в больницу. В общем-то, нужно было вызвать на дом, но… Как-то так. Чума остался жив, а с матерью я ещё больше рассорился. Это было за полтора года до её смерти. — Как она могла так сделать? — вновь заревел Тёма, хотя казалось, что он уже успокоился. — Чума же хороший! Да и ты! Как?! — Да ничего, всё в прошлом же… — А на шее? — А? — Олег непроизвольно поёжился, пытаясь втянуть шею в плечи. — Когда мать умерла, я позвонил отцу, он велел снимать деньги со счёта и заказывать гроб и прочее. Ну, в общем, я был невнимателен, поэтому парни, что шли за мной от банка, напали на меня, когда я решил срезать путь через один двор. Загнали в угол, угрожали… Я был очень зол тогда, поэтому не поддался им и начал с ними драться. Один из них достал нож и схватил меня, приставил его к горлу, а я пытался вырваться, не сразу всё поняв… В итоге меня всё-таки ограбили, но не полностью, к примеру, подвеску-амулет золотую да кольцо не сняли, так как побоялись, что вообще убили, потому и сбежали. А на самом деле лишь кожу порезали, хотя и сильно... Чуть сильнее да в сторону — и я был бы действительно мёртв. Тёма снова заплакал, прижимаясь к Олегу ещё сильнее. Своими маленькими пальчиками он провёл по шраму на шее, после чего уткнулся в него лицом. Он говорил что-то, словно пытался успокоить самого Олега, хотя сам долгое время не мог успокоиться. Когда же он всё-таки умолк, и лишь плечи его вздрагивали, Олег отнёс его в ванную и умыл холодной водой. Снова поставил греться остывший чайник. — Я сейчас быстро переоденусь, и мы попьём чай, хорошо? Ты пока последи за ним, чтобы не слишком нагрелся, он же уже кипячёный… хорошо? — Угу, — кивнул Тёма, шмыгнув носом. Олег, не удержавшись, потрепал его волосы и ушёл в спальню. Такого он не ожидал. Он даже не мог предположить, что старые шрамы, которые все считали такими уродливыми, помогут ему сблизиться с Тёмой. И что вызовут такую реакцию… Значит, они итак уже достаточно сблизились. Значит, мальчик уже привык к нему, даже привязался… Олег улыбался. Он не ожидал, что это произойдёт за какие-то пять дней. Наверное, он о таком даже не мечтал. Впрочем, он вовсе не мечтал. Лишь предполагал. Чай перерос в ужин, во время которого Тёма, с всё ещё красными глазами, уплетал за обе щёки всё, что Олег готовил ещё со вчерашнего вечера. Пожалуй, для двоих тут было слишком много, но это всё объяснялось простыми пробами готовки различных блюд. Всё же Олег, хотя и умел готовить, был слишком неискусен в этом виде творчества. Наевшись, Тёма улыбнулся и попросил Олега сыграть что-нибудь. И почти час, до самых курантов, рыжий напевал под гитару, уже более уверенно проводя пальцами по струнам. И кое-чему, особенно новогодним песенкам, Тёма подпевал, улыбаясь. Олег тоже улыбался. С двенадцатым ударом часов наступил первый день нового года. И Тёма неуверенно приблизился к маленькой ёлочке, под которой находилась перевязанная коробка. Очень долго с нею провозившись, он всё же распечатал свой подарок. И удивлённо посмотрел на Олега. — Чего ты? Я видел, как ты на них смотрел. Поэтому… Сам я, правда, ни разу не надевал подобное, но тебя как-нибудь да научу. Или я ошибся? — Нет… Просто… я не думал… Спасибо! — воскликнул мальчик, повиснув на шее парня. — Я… Я и не думал, что когда-нибудь… такое… Ты такой добрый! Да, подкупить ребёнка подарками — дело нехитрое, но Олег всё равно был счастлив. Действительно счастлив, в чём он ни капли не сомневался и чему не удивлялся. Так всё и должно быть, всё правильно. Ведь они — братья... — Коньки! — воскликнул Тёма. — Теперь у меня есть коньки! И брат, очень добрый брат! Спасибо! — Да ладно тебе, — улыбнулся Олег. — Но… мой подарок, он… — Ничего и не надо, правда. Главное, что я не один. Мальчик смущённо улыбнулся и протянул Олегу листок. Неровный детский стих-благодарность и рисунок, хотя и чуть кривоватый, но действительно красивый. И Олег, сам того не желая, вспомнил Никиту. Если Тёма будет дальше рисовать, то, быть может, он когда-нибудь их познакомит. — Спасибо, — улыбнулся Олег. — Ты красиво рисуешь. Тёма засмущался ещё сильнее, после чего принялся разглядывать свой подарок, иногда поглядывая на небольшой телевизор. Это была необыкновенная новогодняя ночь. Олегу казалось, что он никогда ещё не был так счастлив, что за девятнадцать лет жизни он впервые встречает Новый год с тем, кто ему дорог лишь из-за своего существования. Со своей настоящей семьёю. Тёма уснул, устроившись в уголке дивана. Был второй час ночи. Олег, выключив телевизор и прибрав на столе, дабы Чума не стащил что-нибудь, перенёс его в спальню. Но мальчик слишком крепко сжал его руку, не позволив потом уйти. Да парню этого и не хотелось. Потому он прилёг рядом, поправил светло-рыжие, почти блондинистые волосы своего младшего брата и, впервые прикоснувшись губами к его лбу, аккуратно обнял его. И закрыл глаза. Да, это оно и есть — счастье.