Наследник Преисподней

Пятничный вечер семейства Дурслей вряд ли можно было назвать необычным. Глава семьи — Вернон Дурсль — как обычно вернулся с работы в компании по продаже дрелей в девять часов вечера. Поднимаясь по лестнице на второй этаж и слушая писклявые вопли младенца, он, несмотря на стереотипы по поводу его умственной деятельности, довольно быстро догадался, что сейчас его жена укладывает ребенка и, следовательно, пока лучше не мешать. Поэтому, миновав детскую, грозящую повреждением его барабанных перепонок, Вернон направился в их с Петуньей спальню, дабы переодеться и не выслушивать лекции о чистоте в доме от жены. Спустившись вниз и включив телевизор, Дурсль наконец смог расслабиться, хотя его желудок, в отличии от хозяина, хотел работать, извещая его об этом самыми не ласкающими слух звуками. Спустя некоторое время, со второго этажа, практически не касаясь ногами пола, чтобы ни в коем случае не разбудить еле заснувшее сокровище, к мужу спустилась Петунья. Чмокнув развалившегося на диване мужа, она спросила: — Дорогой, ты, наверное, устал, пойдем я тебя покормлю? Мы с Дадликом съели сегодня за ужином такое нежное рагу из овощей… Ммм… До сих пор вспоминаю его вкус. Совершенно натуральный продукт. Тебе тоже очень понравится. — Дорогая, а есть что-нибудь мясное? Я уже не могу есть эту вашу траву, — пробасил Вернон. — Как ты можешь так говорить? — возмутилась Петунья, — ведь это самая правильная и пока единственно полезная еда для нашего Дадлика. Ты же не хочешь, чтобы наш малыш с детства приучался есть всякую гадость? Мясо мы будем давать ему только тогда, когда ему исполнится годик, а до тех пор только свежие и натуральные овощи и фрукты. Попробуй, тебе понравится! — утвердительно заявила женщина, ставя перед носом Вернона тарелку, с огромной дымящейся порцией рагу. — Спасибо, милая, — вымученно улыбнулся жене Вернон, начав ковыряться вилкой в тарелке. — Вот и замечательно! Ты пока ешь, а я пойду поглажу вещи, чтобы завтра больше времени провести с вами. На вид рагу выглядело отвратительно, таким же оно оказалось и на вкус. Но после долгого рабочего дня Вернону было уже все равно, лишь бы заполнить эту сосущую пустоту в желудке. Поэтому, недовольно морщась, он все-таки доел рагу и, поставив тарелку в раковину, опять сел за просмотр телевизора. Из бесконечного количества каналов он наконец выбрал новостной. Посмотрев новости и переключив телевизор на какой-то фильм, Вернон, медленно, но верно начал засыпать. Вдруг, сквозь сон ему почудился стук в дверь. Он открыл глаза и прислушался, но кроме монотонно говорящего телевизора и пыхтящего наверху утюга ничего слышно не было. Дурсль опять погрузился в полудрему. Внезапно, вырвав его из сладостных грез, в которых он с успехом продавал дрели всем и каждому, стук повторился, в этот раз более отчетливо. Недовольно ворча, Вернон встал и направился к двери, желая проверить себя на наличие слуховых галлюцинаций. Открыв дверь и вдохнув чистый и свежий воздух, мужчина сперва никого не заметил, но, опустив взгляд на порог дома, он просто обомлел, и не без повода, надо сказать. На пороге в маленькой аккуратной переносной корзинке синего цвета лежал завернутый в теплое пуховое одеяло малыш, и он смотрел на застывшего мужчину ясным взглядом огромных зеленых глаз. Наконец, слегка отойдя от первого шока, Вернон вернул свое внимание ровно настолько, чтобы увидеть желтый конверт, лежащий рядом. Посмотрев на имя адресата, он чрезвычайно удивился, увидев имя жены. Чтобы разобраться во всем этом беспределе, творящемся прямо перед его носом, он быстро зашел в дом и громогласным шепотом позвал Петунью. — Вернон, что ты так кричишь? Ты же мог разбудить Дадлика, а ему в этом возрасте нужен здоровый сон, — завела шарманку Петунья. — Дорогая, там у нас на пороге дома лежит чей-то младенец, и у меня есть письмо, адресованное тебе. Скажи, что все это значит? — поинтересовался Дурсль, протягивая письмо жене. Быстро пробежав глазами по строчкам, Петунья вдруг резко побледнела, хотя с ее бледным цветом кожи это было физиологически невозможно. Однако, она побелела еще на несколько тонов и, посмотрев на взволнованного мужа, на грани слышимости произнесла: — Вернон, мы должны усыновить этого малыша. — Но дорогая, почему? — Хватит с меня сегодня вопросов, — отрезала Петунья. — Отнеси его корзинку в детскую Дадли, завтра достанем старую кроватку нашего малыша. — Хорошо, — вздохнул ошарашенный новостью Вернон. Он отнес переноску в детскую, аккуратно закрыл за собой дверь и спустился в гостиную ждать подробностей от жены. Все-таки не каждый день внепланово усыновляешь ребенка, да еще и без каких-либо объяснений. — Вернон, прошу тебя, никаких вопросов по поводу этого мальчика. Я скажу тебе только, что это сын моей сестры Лили и ее мужа Джеймса, и меня попросил усыновить его один очень важный человек. Со всем остальным разберемся завтра. Я спать, — известила мужа Петунья. — Ах да, мальчика зовут Гарри. Гарри Поттер. На следующее утро весь дом проснулся от душераздирающих воплей, доносившихся из детской. Невыспавшийся и разъяренный Вернон завопил: — Если это наш подкидыш орет, то клянусь, я выброшу его обратно на улицу!!! Вылетев из спальни и громко хлопнув дверью, Вернон пронесся по коридору и чуть не вышиб дверь детской своими могучими плечами. Вопреки его убеждению орал вовсе не Гарри. Это Дадли, уронив игрушку из кроватки, начал тренировать свои голосовые связки, чтобы в будущем иметь возможность стать великим оперным певцом. — Дадли, милый, перестань так кричать, — попытался утихомирить разбушевавшегося малыша отец, подавая ему упавшую игрушку. Справилась с малышом подошедшая Петунья. Взяв его на руки и велев мужу взять Гарри, она повела свою маленькую армию на кухню с целью накормить этих голодных существ исключительно правильными и полезными для здоровья продуктами. Так проходили дни, недели, месяцы. Ничто не нарушало мирного существования семейства Дурслей и Гарри. Одно только омрачало детство малыша с зелеными глазами: Дурсли так и не приняли его как родного сына. И хотя он вел себя лучше, чем Дадли, больше любили все равно не его. Дадли доставались лучшие игрушки, лучшие вещи. А все, чем мог довольствоваться Гарри, заключалось в ненужных игрушках и поношенной одежде. И хотя Гарри еще не мог всего этого понять в силу возраста, сердцем он чувствовал: ему здесь не рады. Так прошло два с половиной года. В третий свой день рождения Гарри, в отличие от Дадли, уже мог свободно разговаривать. Этот день был для него очень важен, ведь закончился тот период жизни, когда он не мог ничего толком ни сказать, ни запомнить. Теперь же начиналась вполне сознательная жизнь, полная эмоций и воспоминаний. Сегодня был его, Гарри, день рождения. И мальчик надеялся, что он запомнится ему сильными эмоциями. Так и получилось. Впрочем, все получилось не совсем так, как ожидал Гарри. Вернее, совсем не так. И началось все с того, что он услышал разговор приемных родителей на кухне. — Вернон, сегодня его день рождения. Может быть, подарим ему что-нибудь? — Петунья, дорогая, ты забыла, что он нам не родной? Мы и так много делаем для него. Благодаря нам у него есть крыша над головой, одежда, пусть слегка поношенная, но все же, и даже игрушки. Многие дети об этом только и мечтают! Так что пусть будет благодарен нам за это, а большего и не ждет. — Возможно, ты прав, Вернон, — тяжело вздохнула Петунья, — он никогда не станет нам родным. Эти слова прозвучали для Гарри, как приговор. Значит, ему нельзя надеяться на нормальную любящую семью? Значит, он будет один? Внезапно его отнюдь не веселые мысли прервало осознание того, что он не слышит разговоров на кухне и шума, издаваемого Дадли. Время как будто остановилось. А через пару секунд Гарри начал проваливаться в какую-то воронку. Закрыв на всякий случай глаза, он открыл их лишь когда понял, что стоит на ровной поверхности и никуда не проваливается. Осторожно открыв глаза, Гарри начал осматривать место, в которое попал. Вокруг него была огромная темная зала, которая как-то не навевала мыслей о чем-то хорошем, добром и вечном. Хотя, по поводу вечного… Создавалось такое впечатление, что эта зала стоит здесь веками, и ни погода, ни время не смеют потревожить ее. Высокие узкие окна под потолком, выполненные в готическом стиле, навязывали мысли о древнем замке. И хотя в зале не было темно, так как к стенам были прикреплены тяжелые золотые канделябры, со вставленными в них свечками, проливающими матовый свет на окружающую темноту, массивный трон у стены Гарри заметил не сразу. И только когда незнакомый мужчина поднялся с него и подошел к застывшему мальчику, Гарри отвлекся от разглядывания интерьера и обратил на него внимание. После нескольких минут молчания Гарри наконец спросил: — Как вас зовут? — Меня зовут Кроули, — приятным низким баритоном ответил он, — я — Король Ада.