Сладкая отрава

      Обвожу взглядом присутствующих, тяну время. Сноу выглядит довольным и даже не пытается это скрыть. Президент забавляется, играя со своими любимыми зверушками – мной и Китнисс.       Мастерс, напротив, кажется озабочен чем-то. Опять проблемы с мятежниками? Мне хочется спросить, но сейчас я вряд ли получу ответ.       Финник и Энни... Вернее, Финник и Кларисса. Теперь, когда я знаю про их странные отношения, я начал замечать загадочные взгляды, которыми эта парочка обменивается между собой. Впрочем, сейчас Одейр смотрит не на мою помощницу, а на наши с ней сцепленные руки. Оказывается, я все еще не выпустил из своей хватки теплую ладошку Клариссы. Разжимаю руки, прячу их в карманы.       Наконец мой взгляд добирается до Китнисс. Присмотревшись, я понимаю, что она не столько напугана, сколько… зла? Серые глаза смотрят прямо перед собой, подбородок чуть выпячен вперед, а все тело кажется напряженным. Если бы я хоть немного верил в чувства Сойки ко мне, то расценил бы подобное поведение как проявление ревности. Усмехаюсь, как бы не так.       Снова смотрю на Сноу. Мне нужны ответы, хотя бы один, но разумно объясняющий, отчего началась спешка со свадьбой. И я, и Сойка уже согласились, покорились судьбе. Так зачем отнимать у нас последние дни?       Растолковать ситуацию берется Мастерс.       – Есть все основания полагать, что мятежники, – он бросает быстрый взгляд на Китнисс, – могут совершить теракт во время церемонии. В последние дни повстанцы не раз заявили о себе и, вероятно, не упустят шанса сделать это снова…       – Если солдаты Койн решат, что смогут похитить Сойку-пересмешницу и тем самым сорвать свадьбу, – перебивает Главу миротворцев Сноу, – мы окажемся на шаг впереди. Мисс Эвердин уже обретет свое счастье с тобой, Пит, – Президент снова переходит на дружественное обращение.       «Не смешно», – думаю я, но все-таки заставляю себя кивнуть в знак того, что не спорю с планом.       Итак, Президент не шутит. Я должен жениться на Китнисс прямо сейчас…       Вздыхаю. Что ж, в принципе, это не сложно: взять бумагу, поставить на ней свою подпись, и дело с концом. Все – я женатый человек. Не о такой свадьбе я мечтал когда-то…       Моя невеста бледна, как стена, возле которой она сидит. Пытаюсь в очередной раз перебрать в голове чувства, которые испытываю к ней. Первое, что приходит на ум – мать моего ребенка. И только после этого появляются ассоциации с ненавистью, любовью, сомнениями и даже влечением к ней. На душе становится даже легко: я справлюсь со всем этим, ведь у меня есть то, ради чего стоит бороться – малыш, моя плоть и кровь.       – Ладно, давайте сделаем это, – произношу я.       Сноу довольно кивает, а вот что меня действительно удивляет, так это слова Клариссы, которые она шепчет мне на ухо:       – Думаю, вам стоит поговорить…       Я оборачиваюсь к ней, в моем взгляде вопрос.       – Пит, все-таки это ваши последние минуты до того как… – настаивает Кларисса. – Просто поверь мне, ладно?       – Я не хочу разговаривать! – выпаливает резко Китнисс, вероятно, все-таки услышав наш разговор.       Она встает и, подойдя к Мастерсу, выхватывает из его рук бумаги. Бросает их на стол и размашистым движением оставляет свою подпись на нашем брачном документе. Прищурив глаза, я всматриваюсь в Сойку, но не могу разгадать ее эмоций. Мне все еще кажется, что Китнисс рассержена.       Пожимаю плечами и двигаюсь к ней и к Главе миротворцев. Китнисс демонстративно отходит, лишь бы я случайно не коснулся ее. Злюсь: каждый раз, когда она отталкивает меня словом или делом, я прихожу в бешенство – это замкнутый круг. Резким движением беру ручку и расписываюсь.       Все. Мы женаты.       Никаких обещаний или признаний в любви.       – Поздравляю вас, мистер Мелларк, – говорит Мастерс. – Миссис Мелларк? – он переводит взгляд на Китнисс.       Сойка упорно хранит молчание.       – Не хотите поцеловать супругу? – спрашивает меня Сноу, и вот тут эмоции Сойки все-таки пробиваются наружу.       Страх. Китнисс боится меня! Это как мед на мои душевные раны. Делаю шаг в ее сторону и, схватив за запястье, притягиваю к себе. Девушка пытается взять себя в руки, делает пару глубоких вздохов, чтобы успокоиться, но когда она так близко, маскировка бессмысленна. Я слышу, как часто бьется ее сердце.       Смотрю на губы своей жены: плотно сжатая линия рта, которая должна сообщить мне, что Сойка не намерена целоваться. Улыбаюсь, чувствуя себя победителем: «Пора покориться, дорогая!».       Я настойчив: касаюсь пальцами подбородка Китнисс и заставляю ее посмотреть на меня. Сойка старательно отводит глаза, все еще надеясь избежать поцелуя.       – Жена... – выдыхаю я и наконец получаю взгляд серых глаз.       – Пит, я не хочу... – начинает она, но я не даю Китнисс закончить. Мне надоело слушать одно и то же: что она не хочет «так». Глупая. По-другому у нас не будет.       Закрываю ей рот властным поцелуем, в очередной раз подтверждая, что в наших отношениях ничего не изменится: я буду главным. Китнисс не отвечает, просто стоит и терпит. Ждет, пока я закончу.       Отрываюсь от Сойки и сразу же отворачиваюсь. Внутри неясная горечь: ощущение такое, будто какая-то часть меня соглашается с девушкой. Я тоже не хочу «так». Встряхиваю головой и широко улыбаюсь окружающим: собравшимся не обязательно знать, что я сомневаюсь в своих чувствах.       Финник и Кларисса поздравляют нас, и я даже верю, что они от души желают, чтобы мы с Китнисс обрели покой в душе. Мастерс сухо, но тоже искренне произносит ободряющие слова. А вот красивым и витиеватым речам Сноу я не верю. Президент рассказывает о благе, которое принесет стране наш брак, и желает здоровья малышу, но «не верю» настойчиво бьется в моей голове.       Энни Креста встает со своего места, прерывая речь Сноу. Наклонив голову на бок, она внимательно, насколько это возможно для сумасшедшей, рассматривает Китнисс. Они видятся впервые, в этом дело? Нет. Похоже, Энни интересует не сама Сойка, а ее округлившийся живот. Моргнув пару раз, Креста начинает истошно кричать. Я дергаюсь и машинально отступаю назад, заслоняя собой Китнисс. Финник реагирует почти мгновенно: он заключает Энни в объятия и, прижав к себе, гладит ее по волосам.       – Тсс... – шепчет он, пресекая попытки Кресты вырваться. – Успокойся, моя маленькая, все хорошо...       Проходит несколько долгих минут, пока девушка, наконец, затихает.       – Вот так, моя девочка, – продолжает Финник и целует Энни в лоб, – все хорошо, все хорошо...       Одейр смотрит на меня поверх головы Кресты, словно извиняясь за странное поведение девушки, но мои мысли заняты другим. Под громкую барабанную дробь в голове кружатся воспоминания – серые, неприметные, но пронизанные жарким эхом двух слов – «моя девочка».       Несмелые объятия, которые были у меня прежнего с Китнисс.       Робкие первые поцелуи.       Ночи, когда я лежал, любуясь сонным лицом той, которую так сильно любил...       Это десятки разных фрагментов, похоже на пазл – передо мной высыпали гору кусочков, а я не могу собрать их воедино.       «Моя девочка». Китнисс. Любимая. Единственная. Желанная.       От обрушившихся воспоминаний голова идет кругом, но я успеваю сообразить, что мои колени подкашиваются, и я вот-вот упаду. Внезапно кто-то обнимает меня со спины, поддерживая: Сойка заключает меня в кольцо своих рук, крепко прижимаясь сзади.       Шумно выдыхаю, обхватив голову руками. Боль острая, нестерпимая.       Происходит странное: какая-то часть меня – второе я – начинает разрывать цепь серых воспоминаний, вставляя между ними яркие, красочные картинки с Китнисс и охотником.       Их поцелуй: жаркий, страстный.       Их объятия: тесные, требовательные.       Движения, позы, сплетения тел...       Кто-то рядом со мной кричит: яростно, дико... Голова начинает болеть еще больше.       – Пит? – слабый женский голос, похожий на Китнисс.       – Пит! – возглас Клариссы, который пробирается в мое сознание.       – Мелларк! – мужской зов, на который я не откликаюсь.       – Мелларк, очнись! – настойчивый приказ, и следующий за ним удар по щекам, который приводит меня в чувство.       Часто моргаю, оглядываюсь вокруг. Я сижу на полу, вокруг столпились все, кто был в комнате, ближе всего Одейр.       – Очухался? – спрашивает он, и я неуверенно киваю.       Китнисс стоит дальше остальных, а вот Кларисса суетится рядом. Моя помощница явно обеспокоена: щупает мой лоб, заглядывает в глаза, проверяя зрачки. Я чуть отворачиваюсь, стараясь найти глазами Сойку. Она притаилась, заломив руки, и немного дрожит.       От разглядывания жены меня отвлекает Сноу, встающий со своего места. Президент делает несколько шагов в мою сторону, его пронзительный взгляд останавливается на мне.       – Стоит пригласить доктора Корпиуса? – интересуется Сноу.       Замечаю, как Сойка вздрагивает от звука ненавистного имени, да я и сам не горю желанием лишний раз встречаться с этим человеком.       – Уже все нормально, – отвечаю я, стараясь подняться.       Финник отступает, а Кларисса поддерживает меня за локоть, помогая встать на ноги. Ловлю на себе колючий взгляд Китнисс: девушка смотрит на меня и капитолийку, недовольно сузив глаза.       Я благодарю всех за помощь, стараясь сгладить момент с моим приступом, и окружающие тактично делают вид, что все в порядке. Кроме Сноу. Я кожей ощущаю заинтересованный взгляд Президента: подопытная мышь выказала новую реакцию в ходе эксперимента.       Беру Китнисс за руку и тащу прочь из кабинета: хочу уйти отсюда, скрыться от невольных свидетелей моей слабости. Кларисса упрямо семенит рядом. Втроем мы молча доходим до спальни: я посередине, девушки – по бокам.       Распахнув дверь, вталкиваю Сойку внутрь, а сам решаю, что делать с Клариссой. Еще середина дня – надо чем-то отвлечься, но ничего не приходит в голову.       – Ты хорошо себя чувствуешь? – озабоченно спрашивает моя помощница.       Она снова касается ладошкой моего лба, а я прикрываю глаза, принимая ее ласку.       – Уже прошло, – тихо отвечаю я.       Кларисса обнимает меня, обвив руками мою талию, и я делаю тоже самое с ней. Стоим, обнявшись, и мне спокойно. Я уверен, Кларисса найдет разумное объяснение тому, зачем она уже третий год покупает себе мужчину и сумеет объяснить те странные отношения, которые установились между ними. Сегодня я посмотрел на нее и Финника новыми глазами: даже когда они приводили меня в чувство, их движения были ровными, слаженными. Эта парочка общалась без слов, обмениваясь одними взглядами.       Я даже ревную: Кларисса мой лучший друг, так как у нее может быть еще кто-то помимо меня?       – Люблю тебя, – шепчу я, вкладывая в это всю нежность и тепло, которое есть в моей душе для нее.       Кларисса счастливо улыбается и, приподняв голову, целует меня в щеку.       – Я тебя тоже, – произносит девушка, заглядывая мне в глаза.       Мы одновременно отстраняемся, и Кларисса уходит прочь, задорно потряхивая привычными розовыми кудряшками.       Поворачиваюсь к двери и только сейчас понимаю, что все это время она была открыта. Судя по стеклянному выражению лица Китнисс, моя жена видела, как я обнимался с другой. Может, даже слышала, как я признался Клариссе в любви?       Порывисто вхожу внутрь и, захлопнув дверь, падаю на кровать, утопая в мягком одеяле. Разговаривать с Китнисс совершенно не хочется. Похоже, это взаимно: Сойка не делает попыток к общению. Я полностью игнорирую ее присутствие: просто лежу и смотрю в потолок. Постепенно приходит приятная дремота: мышцы расслабляются, морщина между бровей разглаживается. Я даже улыбаюсь в пустоту – мне мерещится, что я счастлив: никто не пытается убить меня, я сам не пылаю ненавистью и рядом те, кого я люблю – жена и сын...       Из забытья меня вырывает безжалостная реальность: моя жена, которую я не люблю, роняет на пол что-то твердое, упакованное в подарочную пленку. В руках у нее остается цветастый пакет. Громкий хлопок заставляет меня приподняться на локте и посмотреть на Китнисс.       – Что это еще такое? – раздраженно спрашиваю я, не понимая, откуда взялся этот пакет в нашей с ней спальне.       Сойка достает из пакета белую розу и смотрит на нее, пылая отвращением.       – Свадебный подарок? – предполагает она.       Встаю, подхожу к ней и, наклонившись, поднимаю с пола то, что Китнисс уронила минуту назад. Разрываю пленку и не верю своим глазам: у меня в руках видео-диск и открытка, на которой ровным аккуратным подчерком выведено «Игры бывают разные».       Нам не нужны слова. И я, и Китнисс знаем, что подарок от Сноу, а значит, что бы ни скрывалось за этим странным презентом, добра от него не жди.       – Не обращай внимания, – говорю я, забирая у Сойки пакет, розу, и вместе с видеокассетой откладываю их в сторону, на комод возле зеркала.       Снова ложусь, надеясь отвлечься, но мысли о злосчастном подарке не выходят у меня из головы.       – Что значит, игры бывают разные? – спрашивает Китнисс, вынуждая меня обратить на нее внимание. – Там записи Голодных игр?       Предположение Сойки наивно, но я не спорю. Пусть думает так: если ей это принесет успокоение, я не против.       Китнисс выглядит несчастной и очень одинокой, сидя в своем кресле и слегка поглаживая живот. Сажусь на кровати и, недолго думая, протягиваю руки навстречу Сойке.       – Иди сюда, – говорю я, желая просто-напросто ее утешить. Все-таки сегодня день нашей свадьбы, и нам обоим тоскливо из-за этого.       Китнисс отрицательно качает головой. Она вспоминает, как я гнался за ней утром? Боится, что я вновь не сдержусь? В голове возникает мысль, что причина может быть в той сцене с Клариссой, свидетельницей которой стала Сойка? Но тогда мне придется признать, что Китнисс способна ревновать, только вот тех, кого не любят – не ревнуют. Ведь так?       Я начинаю злиться, но стараюсь сдерживаться. Не хочу устраивать скандал. Глубоко вздыхаю и, выглянув в коридор, зову безгласую. Прошу принести обед для меня и Сойки.       Через полчаса в спальне появляется поднос, заставленный едой. Китнисс пребывает в особенно плохом настроении и молчит практически все время, пока мы едим. Только под конец она хоть немного расслабляется и предлагает посмотреть телевизор. Мое собственное настроение резко падает – теперь перспектива скандала меня не пугает.       – Ничего не выйдет, – говорю я сквозь зубы. – Твои друзья взорвали телецентр!       Сойка охает, прикрывая рот рукой. Ее изумление выглядит вполне искренним – она была здесь, во Дворце, и естественно могла не знать о готовящемся нападении, но это не помогает: я все равно злюсь. Никогда не найду оправдание войне.       Резким жестом ставлю на место стакан, из которого пил, и поднимаюсь на ноги.       – Я наелся. Пойду, пройдусь, – сообщаю я, намереваясь скрыться от Сойки до того, как она опять скажет что-нибудь невпопад, доведя меня до бешенства.       Китнисс тоже встает, но ничего не отвечает. Моя жена молча наблюдает, как я переодеваюсь в углу, возле шкафа. Не уверен, что ей многое видно – дверца достаточно широкая, чтобы почти полностью скрыть меня от глаз Китнисс, и все равно мне мерещится, будто я кожей чувствую ее взгляд.                    Уже на выходе из спальни, когда моя рука легла на ручку входной двери, Сойка задает единственный короткий вопрос, которого я совсем не ожидал.       – Ты к ней?       Мне слышится горечь в голосе Китнисс, и я останавливаюсь, не зная, что делать. Тут и уточнять ничего не нужно: «к ней» – это к Клариссе, и здесь другой причины, кроме ревности, не найдешь.       – Не твое дело, – бросаю я, распахивая двери.       Не успеваю выйти, как Сойка налетает на меня сзади, больно колошматя кулаками по спине.       – Ты не имеешь права так поступать! – кричит она. – Не смей!       Пытаюсь оттолкнуть Китнисс и хоть как-то укрыться от сыпящихся на меня ударов.       – С ума сошла? – ору в ответ, но девушка не приходит в чувства. Наоборот, ее атака становится яростнее, удары заметнее.       – Ты теперь женат! Смирись, что у тебя не будет других женщин! – не унимается Китнисс.       Мне все-таки удается изловчиться и отбросить Сойку в сторону. Охнув, она падает на кровать, но сразу же вскакивает и снова бросается на меня. Ярость вскипает во мне практически мгновенно, и теперь, когда я получаю очередной удар по лицу, уже не раздумывая, бью в ответ.       Девушка оказывается лежащей поперек постели, а ее платье на мгновение вздымается в воздух, приоткрыв тонкие ноги.       Я не даю Китнисс возможности встать – оказываюсь сверху нее, прижимая хрупкое тело к кровати. Сойка извивается, стараясь лягнуть меня, но она слабее – мы боремся какое-то время, и ее ноги наконец оказываются зажатыми между моими.       – У меня будет столько женщин, сколько я захочу, – злобно выговариваю я в лицо запыхавшейся девушки.       Меня потряхивает от злости, а перед глазами все плывет. Да какое право Сойка имеет указывать мне?! Она-то, которая легла под Хоторна, стоило мне исчезнуть из поля зрения!       Наклоняюсь к ней и грубо целую Китнисс, практически кусаю ее. Она сжала губы, категорически не желая принимать меня. Сойка брыкается, стараясь сбросить с себя мое тело, но ее попытки бесполезны. Не прерывая неуклюжего поцелуя, стараюсь перехватить руки жены, которые все это время царапают мое лицо, шею – любое место, куда ей удается дотянуться. Не с первой попытки, но запястья Китнисс все-таки оказываются прижатыми к кровати по обе стороны от ее головы.       В моей голове взрываются десятки картинок ее измены, вызывая болезненную рябь в глазах, а настойчивое нежелание Сойки ответить на поцелуй распаляет меня все больше. Желание, с которым я боролся последние дни, возвращается, накатывая в один момент и полностью подчиняя меня себе. Китнисс моя! Моя жена! Моя женщина! И я имею право владеть ее телом, когда мне этого хочется!       Вытягиваю руки Сойки над головой, и удерживаю их вместе, в то время как моя освободившаяся рука начинает по-хозяйски сжимать ее грудь. Девушка подо мной не прекращает борьбы и не признает моей власти. Кусаю ее по-настоящему, и Китнисс непроизвольно открывает рот. Пользуюсь моментом, вторгаясь языком в теплое пространство, но почти сразу чувствую резкую боль – Сойка мстит и, не жалея, кусает меня за нижнюю губу. Противный вкус крови заполняет рот, но если Китнисс надеялась, что это остановит меня, она ошиблась. Наоборот, животное во мне побеждает остатки разума, и я окончательно отдаюсь инстинктам обладания своей женщиной.       Кусаю, целую, шарю руками по тощему телу. Рву платье, нагло скрывающее от меня белоснежную кожу жены. Китнисс кричит, обзывается, плачет. Это распаляет меня до предела – кое-как одной рукой стаскиваю с себя штаны вместе с бельем и пристраиваюсь между раздвинутых ног Сойки.       – Нет! – орет Китнисс, не желая мириться с неизбежным. – Пусти!       – Моя! Только моя!.. – повторяю я, как заведенный, терзая губы жены.       Пытаться снять с нее белье бесполезно, так что я просто отодвигаю его в сторону, вторгаясь в желанное тело. Из горла Китнисс вырывается вопль протеста, она дергается вперед в последней надежде избавиться от меня, только выходит наоборот – я погружаюсь в нее до предела и начинаю стонать. Я хочу чувствовать ее в своих руках: выпускаю костлявые запястья и теперь уже двумя руками исследую тело Сойки. Обе ладони ложатся на грудь Китнисс, мнут, сжимают, ласкают.       – Нет… – слабо всхлипывает девушка охрипшим голосом, прикрывая зареванное лицо дрожащими ладошками.       Перемещаюсь ниже, сжимая ягодицы жены, и приподнимая их выше. Яростно толкаюсь, стремясь заполнить ее всю, до конца. Покрываю поцелуями грудь, прикусываю левый сосок. Китнисс глухо стонет. Мне ее не жаль. Раз за разом проникаю во влажное податливое тело, которое выгибается мне навстречу. Только сейчас до меня доходит, что Сойка не вырывается, не проклинает меня, а наоборот, двигается мне навстречу, принимая грубые ласки. Ее тело решило все за нее.       Тянусь к ее лицу, буквально отдирая плотно сжатые ладони девушки, и заглядываю в серые глаза. В них буря, ураган, смерч – все, что угодно, и эта лавина обрушивается на меня горячим, требовательным поцелуем. Мгновение, и я оказываюсь прижат к телу Сойки: ее руки плотно обвились вокруг моей шеи, не давая отстраниться.       Наши языки танцуют какой-то дикий, невообразимый танец страсти – никто не победит, но ни один и не отступит. Ее громкие стоны застревают между нами, а каждый мой толчок приветствуется встречным движением ее бедер.       Последняя мысль, которую я могу сформулировать: Сойка тоже хочет близости, ей не противно мое тело, она раскрывается, принимая меня. Мне кажется, мир взрывается, разлетается на куски и склеивается снова. Китнисс отталкивает меня, но лишь для того, чтобы убрать давление с округлого живота: ее пальцы вцепились в мои руки, не позволяя даже думать о том, чтобы покинуть ее тело. Мы оба безумны, мы оба пылаем в огне.       Череда стонов, когда я не знаю, где чей... Наши имена, сплетающиеся с криками... Удары обнаженных тел... Я задыхаюсь, толкаюсь, отстраняюсь и повторяю все вновь...       Весь мой мир сузился до хрупкого тела, которое извивается рядом: я не помню себя, мне неважно, что потом – только она, только Китнисс.       Глухо выдохнув, Сойка затихает, а ее тело становится больше похоже на камень, настолько оно напряженное, натянутое, как струна. На ее лице блуждает неосознанная полуулыбка, а взгляд, который я ловлю на себе, больше похож на взгляд сумасшедшей: в нем туман, густая пелена. Я успеваю сделать всего несколько глубоких толчков, когда мое собственное тело перестает подчиняться, достигая пика наслаждения, погружается в блаженство, разлетается на миллион кусков.       Откатываюсь в сторону, притягивая Китнисс бочком к себе и просовывая колено между ее ног. Влажно, жарко.       – Китнисс, я… – мне хочется сказать, что я люблю ее. Или ненавижу. Я сам не знаю, что именно чувствую к ней. Она – безумие. Она – отрава. Но я не откажусь от нее, даже если впереди летальный исход.       Слова так и не срываются с моих губ – я засыпаю быстрее, а мои руки продолжают крепко прижимать к себе тело жены. Только моя. Всегда.       Просыпаюсь от неясных звуков. Я должно быть сошел с ума, но отчетливо слышу звуки, характерные для занятия любовью. Мороз пробегает по коже, когда я различаю голос Китнисс. Кто второй?..       Поднимаю голову с подушки и сразу же нахожу Сойку: она сидит на полу перед ТВ-проектором и во все глаза, не мигая, смотрит на экран. Проекция не идеальна – со своего бокового положения я не могу различить картинку, но Китнисс, похоже, заворожена тем, что видит. Выбираюсь из кровати, попутно натягивая штаны, и подхожу к Сойке, не сводя с нее глаз.       Китнисс выглядит ужасно – растрепанные волосы, разорванное спереди платье. Но особенно меня пугает ее лицо: жгучая смесь боли, отчаянья и… жажды мести. С экрана раздается громкий мужской стон страсти, и я зажмуриваюсь, словно получаю удар поддых – мне не нужно смотреть, я и так узнал этот голос – Хоторн. И он занимается сексом с Китнисс.       Сойка переводит на меня взгляд пронзительных серых глаз и едва шевеля губами выдыхает:       – Теперь я знаю, как сильны твои чувства…       До меня не доходит смысл ее слов. Причем тут мои чувства? Какие вообще чувства? Я ненавижу ее! Что происходит? Откуда взялась эта трансляция – наглядное воплощение моих кошмаров?!       Позади раздается душераздирающий крик. Это уже не страсть.       Это пытки.       И кричу я сам.       Медленно, растягивая секунды в бесконечность, я оборачиваюсь и встречаюсь с безумным взглядом собственных глаз. Мое лицо в крови, губы разбиты. Я исступленно повторяю имя Китнисс, заливаясь слезами отчаянья и боли.       Ноги подкашиваются, я оседаю на пол. Вот он - подарок Президента: «Игры бывают разные», а игрушка всегда одна – я. Смотрю на экран, но не понимаю того, что вижу: я привязан, а вокруг множество мониторов с единственной записью – близость моей жены и охотника. Их поцелуи, их ласки, снова и снова…       Крик.       Мой.       Настоящий, а не с экрана.       Зажимаю уши руками, раскачиваюсь в стороны, не в силах понять, где границы реальности. Игры, игры, игры… Со мной все еще играют, а я так и не знаю правил…       – Пит! – голос совсем близко. Ненавистный, противный голос… Родной, знакомый голос…       – Пит! – Китнисс настойчиво зовет меня, вынуждая открыть глаза.       Я смотрю на полуголую истерзанную девушку, сидящую передо мной на коленях и сжимающую в своих тонких ладошках мои ладони. Смотрю и не понимаю… Она хмурится? Злится? Запоздало до меня доходит, что в серых омутах напротив плещется пугающее спокойствие и решимость.       – Я знаю, как сильно ты любил меня, Пит, – тихо, но удивительно ясно говорит Китнисс. – Сноу отнял у меня самое ценное – он лишил меня тебя. Я отомщу, будь уверен, – от холодной решимости в ее голосе мне становится не по себе. – Кровь Президента останется на моих руках. Я убью Сноу.

Большинство так хотело, чтобы Пит "взял свое"... Ну, он и взял... Оставляйте отзывы и жмите "нравится" - порадуйте автора :)