The Hyperborean One

Климов не дрался никогда в жизни. Он не смог бы отбить удар или отразить его, не смог бы проследить за движениями руки - тем более, руки Пьетро. Единственное, что Климов успел понять - скорее, даже почувствовать - это то, что сейчас его будут бить. Пьетро не остался невозмутимым перед ударом: на долю секунды он замешкался, чуть сощурился, еле заметно дёрнул губой. Кулак сына Магнето просвистел в нескольких сантиметрах от головы Димы. Пьетро, уже ускорившийся, сообразил, что не попал, попытался остановиться - и Сургутский школьник, повинуясь каким-то инстинктам, вложенным в него виденным в коридорах и за гаражами, в подворотнях и в фильмах с Джеки Чаном, неуклюже выставил вперёд колено. Пьетро издал хриплый вскрик и повалил их обоих на землю, судорожно хватая ртом воздух и держась за солнечное сплетение. Дима оттолкнул его, оттолкнулся от него, и увидел приближающиеся металлические листы. Увидел, только краем глаза, - он даже не был уверен, увидел ли на самом деле или ему только привиделось - хмурое, недовольное, даже разочарованное лицо Магнето. И разозлился. Листы металла опали на землю, вспахивая её, выдирая траву, уничтожая бережно высаживаемую каждый год, поливаемую и подстригаемую парковую лужайку. Они продолжали движение по инерции, но остановились в нескольких метрах от Димы. Климов поднялся на ноги и с неудовольствием осознал, что они подгибаются. От комнат, с бетонными корнями выдернутых из зданиям, отделились новые куски металла - и все они устремились к нему. Климов понял, что инстинктивно выставляет перед собой руки - и увидел, что эти новые листы падают так же, как и предыдущие; он почти услышал скрежет зубов Магнето; он стоял, широко расставив руки, и озирался по сторонам, ожидая, что в любую секунду любой из остановленных кусков, способных по воле Магнето превратиться в кровожадного монстра, может снова наброситься на него. Один из кусков неторопливо оплёл Пьетро, и тот стал третьим спутником вокруг планеты-мутанта. - Так вот, значит, что ты можешь, - задумчиво произнёс седовласый. - Кто бы мог подумать. Ты сам-то от себя такое ожидал? Климов не ответил: он так же судорожно озирался по сторонам. На самом деле он почти не слышал Магнето: единственным, что он мог отчётливо слышать, был его собственный пульс. Террорист-безумец на своём стальном диске маячил где-то впереди и сверху, а рядом с ним - его чудовищные сателлиты-коконы, но Дима не мог смотреть на него: его взгляд гипнотизировали другие, более близкие монстры. Искореженные листы металла, почти окружавшие его, медленно, скрежеща, шевелились, извивались, деформировались, словно жуткие экзотические насекомые, сколопендры из Карбонового периода, как насекомые из “Звёздного Десанта”, как ларва из “СтарКрафта”, которая в любой момент может обратиться зерглингом и порвать тебя на куски. Было жутко, безумно страшно. Ноги Димы подкосились, и он упал на колени. И почувствовал, что Ванда смотрит на него. Он поднял взгляд и увидел её спокойные, почти невозмутимые красивые глаза. От металлического плена была свободна только её голова, и при взгляде на неё Климову в голову - так же болезненно, как и всё остальное в этот день - ударила мысль о том, что даже в таком состоянии Ванда сильнее. Решительнее. Даже свободнее. Усталость смешивалась с болью мышц, по которым начинали пробегать искры судорог; Климов осознал, что держит руки разведёнными в стороны, словно отталкивая что-то; он понял, что больше не слышит даже скрежета металла, что все его чувства притупились, и даже дикий страх - не здесь, прямо в душе, а где-то вокруг, как облако пара или газа, который входит внутрь с каждым вдохом и как будто бы покидает тело с выдохом, но на самом деле остаётся глубже, чем мог бы быть, набросившись по старинке. Усталость смешивалась с болью мышц и болью оттого, что он не знал, что делать; Ванда пристально смотрела на него, и он не мог выдерживать этот взгляд - потому что в этом взгляде не было укора, жалости, злости или даже разочарования. Он понял, что Магнето что-то говорит, и попытался прислушаться. - … что ты пытаешься сделать и зачем, Дима. Я не знаю, что ты о себе возомнил или чего хочешь. Но ты ведь не можешь не знать, что проиграешь. Я не хочу давить тебя и уничтожать. Я не хочу убивать тебя. Или унижать тебя. Каждый мутант имеет право жить свободно. Просто некоторые из нас сильнее. Я - сильнее. Сдайся. Климов не ответил. В следующее мгновение тело скрутило болью, и он увидел, как листы металла собираются в один, а из-за парка сюда летят фонарные столбы, и стойки баскетбольных колец, детали автомобилей и сейфовые двери; увидел, как с другой стороны летят огромные куски ограды, спаянной из толстых прутьев, и целые автомобили. И всё это, набирая скорость, вытягиваясь в исполинские стальные стрелы, приобретая идеальные очертания игл, - и всё это летело в него. Он не мог вздохнуть. Он зажмурился. Он превратился в точку. Обратился в ничто. Металл вскрывал землю и потрошил деревья, сталкивался с другим металлом - и гремел, гремел, гремел, гремел, гремел. Скрежетал снова и снова. Водил металлическими когтями по металлической коже, издавая звук, полный боли: боли ничей, абстрактной боли - и потому боли особенно страшной. Дима открыл глаза. Из его глаз лились слёзы, а руки свело так, что он не мог делать ничего - только чувствовать боль свою собственную. Всё пространство вокруг - его уже нельзя было назвать парком - было завалено металлическими обломками. Стальные иглы торчали из земли, словно причудливые блестящие сталагмиты или шипы, какими мог ощетиниться дикобраз или смешной, никому не нужный покемон Сэндслэш; это была свалка и кладбище, это была безжизненная стальная пустошь, в центре которой были только Дима и Магнето. Мужчина тяжело дышал и уже не парил, а стоял на земле, а коконы левитировали совсем невысоко, поднимаясь и опускаясь в такт с его дыханием. Диме показалось, что он увидел, как Ванда улыбается. И он точно увидел, как из-за парка летят новые и новые автомобили, телефонные будки, холодильники, фонарные столбы, канализационные люки, пожарные гидранты, двери, перила и поручни, снова автомобили, автобус, трансформаторный щит… Роуг тоже смотрела на него, и он, чёрт подери, не понимал, что значат их взгляды - ни её, ни Ванды. Руки снова стали слушаться, и Дима - мгновенно, раньше, чем успел задуматься о том, что делать - обхватил себя за плечи. Ушла отстранённая апатия, не было животного страха, не было злости. Не было вообще ничего. И было холодно. И было больно. Эта боль не происходила из сведённых судорогами рук и ног. Эта боль не происходила от незнания того, что происходит и зачем он здесь. Это была боль бессилия. И Магнето рассмеялся. - А зачем я, в сущности, всё ещё здесь? У меня мои дети и Роуг. Металлические предметы водили ужасающий хоровод в небесах на границе поляны, всё ускоряясь и сливаясь в один поток. Иглы, автомобили и листы металла - всё, что Магнето обрушил на Диму в первый раз, - вырываясь из земли, устремлялись ввысь и присоединялись к этому жуткому танцу. - А ты не сможешь ничего мне сделать. Потому что невозможно победить, не атакуя. Поляна полностью очистилась от металла. Климов понял, что ему становится легче. Он горько, болезненно прокашлялся и медленно поднялся на ноги.