«Возвращается господин в свою старую квартиру, Где обшарпанные стены говорят, что он красивый».
Ограниченность
25 мая 2018 г. в 22:22
Выхожу на улицу — все от меня шарахаются. И так тяжко и скованно на душе становится, ну, просто отвратительно!
Говорю им: «Вы не глазейте! А то вдруг я Медуза Горгона? Раз, и в камень превращу!» А они хлоп-хлоп на меня своими глазищами и всё никак их в сторону не отведут, будто я инопланетное существо какое-то или котик.
Выхожу на улицу — никто со мной говорить не хочет, даже солнце обиделось и скрылось за тучами, а тучи — те ещё хабалки! Косо поглядывают, чуть отвернусь, сразу шушукаются, а поздороваться не хотят.
Иду мимо троллейбуса, а он идёт мимо меня и даже фарами не подмигнёт, даже усиками не подвигает, трус!
Здороваюсь со светофором, вежливо приподнимаю шляпу, а он переключается на красный, кашляет и отвечает важно:
— Простите, я занят.
Прохожие меня за сто метров обходят да шепчутся: «Помните, был такой?..», и я вместе с ними вынужден притворятся, что не слышу их слов. Скажите на милость, почему же «был»?
Выхожу на улицу и со скоростью ветра возвращаюсь обратно. Даже деревья смотрят на меня с презрением и с отвращением сплёвывают в сторону обуглившиеся листья. Даже тротуар уворачивается от моих ступней, и ступеньки верещат от ужаса, когда я по ним поднимаюсь.
— Уберите это! Уберите!
Скамейка у подъезда пытается казаться незаметной, а то вдруг я вздумаю на неё сесть! Сливается со стенкой здания и прячет свои замаранные рекламой рукава.
Оглядываюсь и вздыхаю. Нигде нет мне места. Посмотришь в одну сторону — на тебя таращатся, в другую — тебя в глаза видеть не хотят, и даже посаженный Аркадьей Паловной гибискус обязательно взъерошится и покажет, что знать тебя не знает и не хочет знать.
Ругаюсь матом, по-ангельски, и хватаюсь за ручку двери в подъезд. Она как завопит, как запыжится:
— Фу! Отпустите! Сексуальное домогательство!
А я уже внутри.
Залезаю в лифт — он сопротивляется — запихиваю ему в рот сначала ноги, потом и весь прыгаю внутрь и нажимаю на кнопку. Он ехать не хочет, цедит сквозь зубы, как ему всё надоело, и только потом начинает подниматься, будто для работы ему нужно быть недовольным.
Наконец выхожу на свой этаж. Цифра восемь на всю стену притворяется спящей. Я с ней даже не здороваюсь, мы давно друг друга ненавидим, поэтому делаем вид, что не знакомы. Прохожу мимо, а соседская дверь многозначительно присвистывает и шушукается с другими соседскими дверями.
Только и успеваю услышать, как они презрительно смеются. Быстро захожу внутрь и тут же обо всех этих глупых созданиях забываю. Как же хорошо снова быть дома!