Горький шоколад.

POV Лиза

Облака сгущались над Москвой. Я вышла из здания Краснопресненского суда с гнусными мыслями. Внезапно в кармане моей сумки я услышала вибрацию своего мобильного. Подняв трубку, я услышала знакомый женский голос, это была Рагда. Она начала трепетать мне быстро, но разборчиво: - Лиза, ты где? Как суд? Все хорошо? Давит на больное. До сих пор не могу поверить, что все это заседание правда, а не мой страшный сон. - Рагда, все хуже, чем ты можешь себе представить. Голос в трубке сразу начал дрожать и нервно произнес: - Что? Лиза? Что с приговором? Мне было тяжко говорить об этом, но ответить Ханиевой надо: - Рагд, двадцать лет.. Полуминутная гробовая тишина. Рагда удивлено, не хотя верить в это, спросила: - Двадцать лет? Ты серьезно? Лиз, ты где? Давай встретимся? Подумав о дальнейших планах на сегодня, я решила все же встретится с Рагдой, я могу точно доверится ей и открыть душу. - Рагда, я сейчас около Краснопресненского суда. Куда мне подойти? Рагда впопыхах ответила: - Я тут рядом, у твоего дома. Давай я подойду? - Хорошо, жду. Я положила трубку, присев на небольшую скамью у входа в здание суда. Внезапный телефонный звонок, на дисплее было высвечено "Ивайло". Я не очень хотела брать трубку, потому что мы не разговаривали с ним и не виделись с той ссоры в больнице. Я все же подняла трубку, как бы первый шаг к примирению. Ивайло сразу спросил у меня: - Ты где? Я решила, что не нужно сразу подстраиваться под него, поэтому возмущенно ответила: - Для начала Здравствуй, Филиппов. Ивайло невозмутимо спрашивал: - Здравствуй, Лиза. Я слышал о приговоре Костова. Лиза, давай встретимся? Мне нужно поговорить с тобой! Я скривилась от слов Ивы. Я не хотела видеться с ним, по крайней мере сейчас, ну уж точно сегодня. Ответив ему грубо, я пригляделась вдаль и увидела идущую Ханиеву: - Слушай, Филиппов, мне пора. Я положила трубку, и ко мне уже подошла Рагда. Глаза ее были полны удивления, а сама она нервно била пальцем по клатчу в руке. Первой разговор начала я, сказав Рагде, еле сдерживая слезы на глазах: - Рагд, все плохо. Рагда приобняла меня за плечи и сказала с заботой: - Сейчас пройдем в ближайшую кофейню и поговорим. Я кивнула в знак согласия, и мы нашли совсем не большую, однако уютную кофейню в ста метрах от суда. В кофейне я и Рагда выбрали для размещения маленький столик с мягкими креслами у окна. К нам сразу подоспел официант, который любезно спросил: - Сделаете заказ сразу или подать вам меню? - Сразу. - произнесла Рагда, как отрезала. Ханиева лишь посмотрела на небольшой стенд с разновидностями кофе и сказала: - Мне чашку Американо. Тебе, Лиз, кофе не предлагаю, вредно для беременных. Тебе сок какой? Я спокойно произнесла официанту: - Мне бокал белого полусладкого вина. Рагда сразу разула свои карие глаза, как бусины, и сказала мне, а точнее официанту: - Не слушайте ее, ей стакан яблочного сока. Официант кивнул и ушел к барной стойке. Рагда сразу начала косится на меня и строго сказала: - Какое вино? Спиридонова, ты дура? Ты теперь заключение под стражу Костова будешь запивать? Не забывай, дорогая моя, что ты ждешь ребенка от Костова же! Я сразу опустила глаза от стыда, понимая, что Рагда права. Я совсем сошла с ума, раз решила запивать, так называемое горе. Из глаз покатались слезы, а Рагда, взяв меня за руку, начала говорить: - Лиз, все хорошо будет! Приговор можно обжаловать! Вот, черт. Она то и не знает про мой разговор с Джоном, придется рассказать. - Рагда, дело в том, что я не могу обжаловать приговор! Рагда была слегка удивлена от услышанного и спросила: - Что? Ты что-то путаешь. - К сожалению нет, Рагда. Джон Леннон, знаешь такого? Рагда чуток подумала и ответила: - Да, это же продюсер Кристиана и его лучший друг. Я не очень позитивно произнесла: - Бывший.. Он упек его в тюрьму, за что, я не знаю. Я знаю лишь, то что если я обжалую приговор, он убьет меня. Рагда аж поперхнулась от слов моих, она повысила тон своего голоса и начала почти орать: - Что? Ты вот это серьезно? И ты спокойно сидишь, зная это? Напиши заявление в полицию! - Рагда, нет. Я уверена, что если я это сделаю, он припишет Кристиану еще один срок. Пусть все будет, так как есть. Пусть моя дочь вырастет без отца, я скажу ей, что он был героем. В ответ Ханиева отрицательно покачала головой раза три, сказав: - Лиза, не нужно сдаваться! Я внимательно посмотрела в карие, как каштан, глаза Рагды и произнесла: - Послушай, сейчас мне нужна поддержка. Я приняла такое решение. Я люблю Кристиана, не хочу, чтобы этот урод Джон запек его на всю жизнь. Рагда немного подумала и ответила мне, а точнее спросила; - А как же твоя дочь? Что ты ответишь ей на вопрос, где ее папа? Почему она должна расти без отца? Тяжело вздохнув, я ответила Ханиевой: - Рагда, я не могу сейчас ничего тебе сказать точно! Сложно! Рагда задумалась, и нахмурив брови, предложила: - А Ивайло? Лиз, понимаю, что сердце твое принадлежит Костову и только, но Ива неплохой. Я согласилась с Рагдой, утаив, что он звонил мне сегодня. Тут Рагду осенило, и она снова спросила: - А дочка? Чью фамилию и чье отчество ты дашь ей? Я невозмутимо сказала: - Как чье? Она будет Костовой, это безоговорочно! Рагда пожала плечами и произнесла: - Думаю, что Ивайло смог бы сделать, что дочь счастливой. - Рагда, даже если я буду с Ивайло, дочь моя будет носит фамилию Кристиана! Фамилию своего биологического отца, понятно? Рагда, ничего не ответив, встала со своего места, присев рядом со мной. Она приобняла меня за плечи со словами: - Я всегда с тобой, Лиза. Чтобы ты не решила. POV Кристиан

- Костов! - произнес грубый мужской голос. Я поднял голову на призыв, и конвой сказал мне: - На выход, пора тебе в постоянную камеру! Я вышел за конвоем, который держал мои руки в наручниках. Запястье болело от железа. Но я заслуживал это. Наверное только вот в эту секунду и минуту я понимал каких дров наломал в свои девятнадцать. Что я сделал с Лизой, мне просто страшно представить. Я чудовище. Я сломал судьбу и жизнь уже второй девушке, про Чеботину уж то вспоминать. Больно, что я не смогу взять на руки своего ребенка и почувствовать его сердцебиение. Голос конвоя будто переполошил меня: - Проходи, Костов! Располагайся на ближайшие двадцать лет! Он провел меня в темную, сырую камеру. Вокруг меня уже собрались уголовники. В основном это уже зрелые мужчины, у которых тело полностью покрыто тату. Они прожирали меня взглядом, пока главный, как бы из их банды, подошел ко мне ближе и спросил: - Совсем еще молоденький, молоко еще на губах не обсохло! Сколько тебе и за какие это ты заслуги здесь? Я спокойно ответил: - Сто тридцать первая статья. Мужики вокруг засмеялись, а их главарь произнес, плюнув мне под ноги: - Веселья хотелось, сынок? Срок какой у тебя? Снова я невозмутимо ответил: - Двадцать лет. Главарь опять сплюнул под ноги и сказал: - Насильник со стажем тут у нас! Добро пожаловать! Тебе вот с Саней по пути, он тоже по сто тридцать первой! Тебе то как звать? Один из заключенных узнал меня, сказав старшему: - Так он этот певец! Кристиан Костов! Баба, которую я ограбил слушала этого! Главарь переспросил меня, чтобы убедиться: - Ты? Костов? Мне надоедали эти зековские разговоры, поэтому я ответил: - Да, это я. Но мне ваше общество не очень приятно, извините. Не успел я это сказать, как вокруг меня собралась толпа, они в один голос начали говорить грубо: - У нас тут дерзких не принимают! Правда? Особенно маменькиных сынков! Старший подошел ко мне, влепив смачную пощечину, разбив насквозь губу. Аккуратно убрав свежую алую кровь с нижней губы, я дал отпор, врезав этому главарю по его надменной роже. Его вырубило. Я не понял, что сделал, только слышал, как эти зеки начали громко кричать: - Начальник! Тут разбой со стороны новенького! Костов или как его там? Похоже я получу еще один срок за избиение. Уже все равно, все равно сгнить за четырьмя стенами.