Это был ничем не примечательный городок на самом берегу великого океана, что разделил Старый свет да Новый. Порядка пятисот домов, захудалый порт, весьма далекий от основных путей следования кораблей и оттого не пользующийся особым спросом, лес под боком с недружелюбными индейцами, совершающими набеги что на сам Салем, что на соседний городок Йорк.
Ничего необычного. Ежегодный сбор урожая, выпас скота, вялотекущая война с чернокожими с незначительными потерями с обеих сторон.
Все меняется!
21 сентября 1685…
Рано стемнело в тот день. А может… Может, дня и вовсе не было. Солнце едва успело показаться на глаза добропорядочным жителям Салема и вновь укрылось за тучами. Вероятно, небесное светило, как и Джордж Сибли – жирный ублюдок и глава городского совета до кучи, хотело наказать сластолюбцев, ввергнуть грешников в пучину страданий. Будто бы каленого железа, вечного символа порока на лбу Айзека, было мало!
А может… Мэри до крови прикусила губу. Может, солнце, как и она, ненавидело эту лицемерную тварь с масляными глазами, которая с каждым годом все чаще провожала ее глазами, заглядывая в ворот корсажа и причмокивая. Будто она девка из борделя. Вроде этой Глорианны – дочери кровельщика, уже не первый год трудившейся на местную «мамку» Меб.
Справедливости ради стоит отметить, что Мэри действительно походила на Глорианну. Прежде всего, девушек роднила молодость: первой едва исполнилось шестнадцать, второй было на год меньше, то и дело вспыхивающие искорки в глазах, так и манившие к ним мужчин, длинные чуть вьющиеся волосы, рост немного выше среднего да ладная фигура со всеми нужными выпуклостями.
Впрочем, на этом схожесть заканчивалась. Глорианна обладала зелеными глазами да рыжеволосой шевелюрой, из-за которой жены, щеголяющие ветвистыми рогами, ее частенько кликали ведьмой. Мэри же была кареглазой брюнеткой с белой кожей без малейшего признака загара.
Да и к чужим мужьям, ровно как к борделям, Мэри не имела отношений. Разумеется, жирный боров Сибли знал об этом, ведь сам частенько наведывался в храм сладострастия. Под покровом ночи, как же иначе. Но с непокрытой головой. Ему-то, местному верховоде, считавшему себя божеством и вставлявшему свой длинный нос во все, самые незначительные, дела в Салеме, некого бояться.
Мерзкая жирная жаба!
- Я, Айзек Волтон, смотрел на наготу Эбигейль Кук, целовал ее и совершил грех рукоблудия.
- Десять ударов… Ты проведешь… Проведешь ночь в колодках, - старик Сибли захлебывался от ненависти и брызгал слюной в стоящих рядом. - А еще, парень, еще тебе до конца жизни придется носить клеймо твоих грехов!
- А-а…
Мэри вскрикнула, когда кто-то схватил ее за талию и оттащил в сторону. Сибли достал и ее…
- Здравствуй.
«Джон!» - с облегчением поняла девушка мгновением позже. Это был он. Родное лицо. Непоколебимое, какая бы чертовщина не творилась вокруг. Он не боялся ни Джорджа Сибли, ни магистра Хэйла, ни диких индейцев.
Порой казалось, сам Дьявол Олдену нипочем!
- Сегодняшнее тебя ничему не научило?
- Да, да, если мне еще хоть один день придется ходить по одной земле с Джорджем Сибли, я зарежу его как свинью. Впрочем, он свинья и есть.
Все тот же Джон Олден, рубящий правду с плеча.
Как же она его любила…
- За эти речи тебя загонят в колодки, - Мэри не могла не улыбнуться, удивляясь, как ему удалось успокоить ее одним своим видом.
- Не сегодня. Я лучше умру, сражаясь с французами и индейцами, чем стану терпеть унижения добрых господ Салема, - убежденно произнес Джон, стараясь переманить Мэри на свою сторону.
Но девушка услышала совсем иное.
- Так ты и вправду уходишь?
На глаза будто упала пелена. Луна, до того освещавшая его лицо, померкла. В спину Мэри ударил холодный ветер, пронизывая ее до костей. Откуда-то из глубин сознания всплыли слова:
- В этот славный день наши парни вот-вот встретятся лицом к лицу с силами Дьявола…
- Дьявола, дьявола, - эти речи словно обезумевшее эхо отражались в закоулках памяти, мешая сосредоточиться, попытаться остановить, да хотя бы понять смысл слов Олдена.
- Верь мне… Вернусь за тобой, - Джон все продолжал говорить. Спокойно, будто бы рассудительно. До Мэри долетали лишь обрывки его речей. Но она никак не могла уразуметь их смысл. – Клянусь… Все, что есть… Могила…
Могила… Могила… В спину вновь ударил холодный ветер, но Мэри почудилось, что ее коснулась рука мертвеца. Истлевшая под гнетом времени кожа, копошащиеся во плоти черви… Девушка подалась вперед и сжала ладони в кулаки, от ужаса не чувствуя, как разделенный на двое амулет царапает кожу. Ничего не чувствуя.
А затем жаркое дыхание. Его губы на ее губах. Шершавые от постоянной работы пальцы, ласкающие кожу, изгоняющие мертвецов прочь.
Она жива…
К Дьяволу все запреты, ненавистную пуританскую мораль!..
Есть только он…
И она…
Джон легко скинул плащ Мэри, а его ладонь проникла в корсаж ее платья, лаская грудь. Еще один удар сердца, и шнуровка поддалась, оголяя тело. Соски мгновенно затвердели, и Олден, оторвавшись от ее губ, проложил к ним дорожку поцелуев. Нежно провел языком, а затем легко прикусил сосок, отчего у Мэри из горла вырвался стон.
- Да, я уверен, что это здесь, - совсем рядом, за поворотом, раздались голоса.
Мэри попятилась, но Джон не выпустил ее из объятий, вместе с ней вжавшись в стену.
Тишина. Лишь ветер шелестит листья, взбивает облака пыли с изголодавшейся по дождю земли, да обжигающе-горячая тьма, словно на дворе не осенняя ночь, а жаркий летний полдень. По вискам Мэри капля за каплей стекал пот, но едва ли она чувствовала это, чувствовала хоть что-то. Сердце девушки замерло. То ли от страха, то ли оттого, что его губы были так близко. Еще немного и они…
- И чего этому Сибли не спится?! – раздался второй голос за миг до того, как Джон с Мэри успокоились, понадеявшись, что предыдущий басок им почудился.
Дыхание девушки перехватило, и по ее телу прошла судорога.
- Все хорошо, мы им ни к чему, - еле слышно прошептал Олден Мэри на ухо.
- А если…
- Шш, - он успокаивающе коснулся губами ее виска.
Забота, нежность, тепло…
Как вода, вышедшая из берегов, сносит плотину, так и страсть в один миг стерла все остальные чувства. Тело вспыхнуло как сосновая ветвь. Мэри впилась в губы Джона, забывая о возможных свидетелях.
- Пойдем! - выдохнула девушка, оторвавшись от Олдена лишь тогда, когда начала задыхаться.
Прохожие исчезли, а быть может, Мэри с Джоном их просто не замечали. Неподалеку был сеновал. Не лучшее место. А впрочем…
К Дьяволу!
Лучшее!
Мэри не помнила, как добралась туда, и не подумав заново затянуть шнуровку на платье или укрыться плащом. Кто его знает, бушевал ли ветер, и что вообще творилось вокруг. Ничто не имело значения. Только его руки на ее теле, язык, покрывающий податливую плоть лишь ему ведомой росписью, жар, рожденный внизу живота, объявший сплетенные тела, и непроглядная тьма…
***
Солома колола исцарапанную с ночи спину, нагие лодыжки, до которых не доставал короткий плащ, заледенели, а в глаза бил солнечный зайчик. Мэри перекатилась на бок и попыталась поглубже закутаться в одеяло, поначалу не осознав, где находится.
- Доброе утро, - раздалось рядом с ухом, и Мэри в испуге открыла глаза.
- Джон?!
Ночь закончилась, унося с собой страхи и желания, будоражившие кровь и посылающие к Дьяволу все запреты и разумные мысли. Утренний воздух приводил в чувство, помогал понять, где правда, где ложь.
- Мэри, - Джон обхватил подбородок девушки большими пальцами и повернул ее голову к себе, отчетливо выговаривая каждое слово. – Война не продлится и года. Я вернусь за тобой. Ты и соскучиться не успеешь. Я вернусь за тобой!..
***
Четыре месяца спустя…
Тело ломило от боли, а зубы, то ли от страха, то ли от гнева, отбивали канонаду. Тяжело дыша, Мэри скрючилась на полу в позе кокона, сдавливая низ живота. Ее рвало уже третьи сутки кряду. Дьявол расплатился за все. За его руки на ее теле, мягкие губы, шепчущие ее имя, как заклинание, твердую плоть, заполнившую ее до краев. За миг безмерного удовольствия… За это дурацкое обещание: «война не продлится и года»…
Расплатился сполна. Будьте все прокляты!
В ее чреве зарождалась новая жизнь.
