***
Утро началось не с кофе и не с чая, не с горячего душа и не с приятных потягиваний, а с громкого стука в окно. Звон стекол был таким нервировавшим, что первым моим желанием было швырнуть в возмутителя субботнего спокойствия подушкой. Разве законно будить человека в заслуженный выходной, да ещё и таким беспардонным образом? Однако, проворчав про себя несколько ласковых, я поднялась с кровати и, накинув плед, открыла окно. Внутрь комнаты влетела сова с лимонной лентой на лапке — верный признак того, что письмо прибыло из больницы св. Мунго. Пошарив по тумбочкам на кухне, я угостила птицу печеньем и отпустила с миром. Опустившись на кровать, я принялась распечатывать конверт. Прочитав лишь первые две строчки, я попрощалась со своими планами на этот день. Мистер Брайнсон просил выйти на работу, поскольку отделение зашивалось от наплывов раненых, рук не хватало, а работы было очень много. Я не могла сказать, что ненавидела свою работу, но также не могла причислить себя к той категории работников, кто денно и нощно исполнял свой профессиональный долг. Хотелось бы отдохнуть от бесконечных запахов зелий и видов нарывов, от потока людей и информации, но судьба решила, что я могу обойтись и без выходного. Утешала лишь мысль, что на передовой войны было бы ещё хуже. Собираясь на работу, я почему-то вспомнила о Поттере. Это недоразумение испортило мне вчерашнее свидание и, возможно, всю дальнейшую судьбу. Я бы жалела его, если бы не глубочайшее неприятное чувство к его несносному характеру. Мы были рождены, чтобы не переваривать друг друга, я была в этом уверена. Он не знал слов «такт», «порядочность», «терпение» и тому подобных. В отличие от Ричарда, с которым, как мне показалось, мы неплохо проводили время. Оказалось, он любил Элвиса Пресли, знал кое-что из кинематографа, поскольку был полукровкой. На фоне Ричарда Поттер казался пещерным увальнем. Меня потрясло до глубины души, как он посмел испортить моё первое в жизни свидание. Нормальному человеку сроду бы не пришло в голову так поступить! Но Поттер никогда и не был нормальным, он умел лишь разжигать конфликты, причинять боль и неудобства, а также хамить и посылать всех, кто ему не нравился. Мерлин, ну зачем он вообще пристал ко мне с этими расспросами? Как будто мне было дело до его проблем… Очевидно, он считал иначе, потому и прошёлся по моей личной жизни с вилами и мотыгой в руках. Спасибо, Поттер! Тысяча благодарностей. И всё же что-то из сказанного им запало мне в душу и никак не шло из головы. Например, то, что он сражался с Волдемортом. Насколько это было правдой, я не могла проверить, но обычно такими словами не бросаются. Тем более в такое сложное время. Да и то, как он сцепился с Ричардом… Я была на стороне последнего, но что-то мне подсказывало, что Гейт растерял ко мне прежний интерес. Ещё раз спасибо Поттеру! Как будто без его помощи я бы не справилась с тем, чтобы остаться одинокой. Ограничившись тушью и румянами, натянув джинсы и джемпер, я накинула мантию и направилась в Мунго. В ординаторской стоял непривычный гвалт. Целители сновали туда-сюда, даже не замечая меня. Удивившись такой запарке, я принялась искать заведующего отделением, чтобы запросить карты и план работы. Он был рад меня увидеть, охотно всучил шесть карт и отправил работать. Что ж, поняв, что застряла здесь до самой ночи, я пошла на обход пациентов. Первый был самым лёгким, поскольку ни на что не жаловался и только просил скорее выписать из этого, как он изволил выразиться, бедлама. В глубине души прекрасно его понимая, я выдала ему рецепт зелий, назначила дату заключительного осмотра и отправила восвояси. Вторым в очереди был Ричард. Признаюсь честно, мне было не по себе от мысли, что помимо работы нам придётся обсуждать вчерашний вечер, но, кое-как собравшись с духом, я вошла в его палату. Он сидел на койке, одетый в пижаму, и рассматривал некогда сломанную руку. Услышав шаги, он устремил свой задумчивый взгляд на меня и скромно улыбнулся. — Привет, Лили. А чего ещё мне было ожидать? «О, Лили, я люблю тебя! Выходи за меня замуж»? Нет, конечно. То, что он со мной поздоровался без рвотных позывов, уже было величайшим достижением. — Привет. Пытаясь скрыть вспыхнувший от воспоминаний о вчерашнем конфузе румянец, я опустила голову и принялась за работу. Пока я тщательно изучала его показатели и историю болезни, я очень остро ощущала себя виноватой. Хотя, казалось бы, в чём? Это не я заявилась на чужое свидание, не я его испортила! Хотя, возможно, была часть моей вины в том, что позволила Поттеру утащить меня из паба. Но разве этому здоровяку можно как-то противостоять? Мало того, что он был спортсменом, так ещё на голову выше и шире меня в плечах! Так что как бы я ни старалась — а я всё же предпринимала тщетные попытки, — ничего не вышло. Не знаю, о чём думал в тот момент Ричард, но мне бы хотелось, чтобы весь осмотр мы провели молча. — Как себя чувствуешь? — спросил он тоном, которым обычно вежливо интересуются здоровьем на работе после больничного. Обыкновенная воспитанность, не более. Немного удивившись, я ответила: «Хорошо». Но так ли было хорошо? Я испытывала непонятное смущение в обществе Ричарда, мне было неловко. Мог ли он догадываться об этом? Нервно затеребив край лимонного халата, я, устремив свой взгляд в пол, ощутила острое желание расставить все точки над i. — Послушай, Ричард… — голос предательски дрогнул, и я приложила немалые усилия, чтобы продолжить выдавливать из себя слова. — То, что вчера случилось… Я не знала, что… Честно говоря, мне до безумия хотелось, чтобы он вклинился в мою, с позволения сказать, речь, но Гейт не произнёс ни слова, тем самым заставляя договорить до конца. — В общем, спасибо, что рассказал о квиддиче, пригласил провести вечер… — Мне тоже было приятно, — как-то сухо добавил он. — Всё было хорошо. До поры до времени. Да, точно. До того момента, как заявился Поттер. Я очень надеюсь, что он икает как не в себя. — Но, может, как-нибудь повторим? — с некоторой надеждой в голосе спросил Ричард, и я, подняв в глаза, увидела, как его губы растянулись в робкой улыбке. — Только в другом месте. Сказать, что я была удивлена, означало бы не сказать ничего. Мне вдруг стало так лестно, что, несмотря ни на что, Ричард по-прежнему хотел со мной общаться, а с другой стороны… Было какое-то странное чувство, призывавшее тотчас сбежать из палаты и скрыться в неизвестном направлении. Кое-как я смущённо согласилась с Ричардом, отчего он заметно оживился. — Ричард, я думаю, тебя можно будет выписать сегодня вечером. — Это отличная новость! — с жаром поддержал ловец. — Я смогу тренироваться, наконец. Действительно, у меня не было ни единой причины держать его здесь. Отчасти мне даже стало грустно, что я буду редко его видеть. — Конечно, — натянув дежурную улыбку согласилась я. — Но тренировки посещать можно будет не раньше понедельника. Скривив свои чуть полноватые губы, Ричард выдохнул и кивнул. Попрощавшись с ним до вечера, я направилась по душу других своих подопечных. Мистеру Лоуренсу, например, какой-то Пожиратель распорол живот, и теперь, оказав ему всяческую помощь и поддержку, я поила его зельями и увещевательным тоном объясняла, что всё будет в порядке. Миссис Диксон страдала болезнью, аналогичной магловскому артриту, запустила себя до такого состояния, что внук, обнаруживший её скрючившейся на полу дома, немедленно передал волшебницу в руки колдомедиков. На вид добродушная пожилая женщина во время осмотра и процедур рассказывала уморительные истории из своей долгой жизни, как будто мы были лучшими подругами. Закончив с обходом, я направилась обедать в ординаторскую, после — за новыми поручениями к мистеру Брайнсону. Застав его на привычном рабочем месте, устало потиравшего переносицу, я получила от него ещё трёх пациентов, один из которых был в более тяжёлом состоянии, судя по коду диагноза, нацарапанному жирными буквами поверх папки. Что ж, работа есть работа, её нужно выполнять. Первые два пациента отняли у меня заметно больше времени, чем шесть предыдущих. Дело было в том, что ими до меня никто не занимался. Мне пришлось самостоятельно осматривать несчастных, подбирать план лечения. Кому-то вправляла ключицу и нос после неудачного падения, другому зашивала ногу — судя по его рассказу, мужчина был фермером, и один из его зубастых питомцев укусил за ногу во время кормления. Я всегда боялась живых существ, потому что никогда за ними не ухаживала и не знала, чего от них можно было ожидать. Ближе к четырём часам я направилась к последнему пациенту из списка, надеясь, что случай будет стандартным. Но как только я открыла дверь и вошла внутрь, то поняла, что о моих дерзких мечтаниях можно попросту забыть. На больничной кушетке спал не кто иной, как Джеймс Поттер. Глядя на его физиономию, видевшую десятый сон, я испытала смесь возмущения и интереса. Раздражение вызывал тот факт, что мне придется возиться с человеком, который был мне неприятен. Но меня интриговала причина, по которой этот зарвавшийся бабуин лежал в Мунго и нуждался в квалифицированной помощи, хотя я в глубине души думала, что это заслуженная кара за все его пакости. Порассуждав немного о силе справедливости и о моих эмоциях, вызванных видом Поттера, я открыла его папку и принялась с жадностью читать его личный бланк. И почему мне вдруг стало интересно читать о бывшем однокурснике? Мы никогда не общались, тем более по душам. Только устраивали перебранки, либо же Поттер просто издевался надо мной. Тем заманчивее было узнать о нём какие-то секреты, чтобы при случае иметь козырь в рукаве. Так. Значит, день рождения у него двадцать седьмого марта. Хм, овен. В принципе, я смутно припоминала, что где-то в конце марта и начале апреля гриффиндорская башня гудела, как разворошённый улей, видимо, отмечая очередной день появления на свет этого взбалмошного индюка. Что касалось знака зодиака, то тут он предстал во всей красе: упёртый, прямолинейный. Одним словом — танк. И почему Мародёры называли его Сохатым, если можно просто было окликать его Бараном, заранее предупреждая о том, кем он являлся. К своему удивлению, в графе «родственники» стоял прочерк. Поттер производил впечатление человека, живущего в зажиточной и крепкой семье. Тогда почему его родителей не было в бланке? Может, не успели внести, или он не смог вспомнить? Дальнейшие размышления были прерваны ёрзанием Поттера, который, очевидно, проснулся. Его заспанный и потерянный вид меня несколько позабавил, но недолго, поскольку он пришёл в себя и, сощурив глаза, заговорил сиплым голосом: — Эванс, ты, что ли? Мне жутко хотелось ему съязвить, в чём я не смогла себе отказать: — Нет, мантикора, Поттер. Я принялась-таки читать амбулаторную карту, чтобы разобраться в причине недуга, да и в том, почему вообще эта звезда квиддича тут блаженно возлежала, вместо того, чтобы тренироваться, ну или дать возможность мне уйти на заслуженный выходной. Тем временем Поттер, чертыхаясь и шёпотом матерясь как заправский сапожник, кое-как сел в изголовье кровати, подперев спину подушкой, и уставился на меня. Его взгляд меня смущал и не давал возможности сосредоточиться. Я то и дело украдкой поглядывала на него, ощущая, как щёки наливаются румянцем, а шея начинает гореть. От его бешеной энергетики я терялась, хотя и понимала, что в данный момент его жизнь зависела от того, что скажу или сделаю с ним я. — Судя по тому, что здесь написано, тебя доставили с тренировки, — заключила я, закрыв папку и положив её на прикроватную тумбочку. — Ты будешь меня лечить? — с некоторой настороженностью спросил Поттер и, не моргая, ожидал ответа. — Да, Поттер, — раздражённо буркнула я. — Тебе придётся с этим смириться. — Похоже, что у меня нет выбора, — ехидно улыбаясь, констатировал он. — Надеюсь, что ты учишься здесь так же хорошо, как и в Хогварсте, иначе мир потеряет одного замечательного человека. — Это ты про себя, что ли? — я не удержалась и фыркнула. Этот кретин был о себе чрезвычайно высокого мнения, чем походил на индюка. — Ты видишь здесь другого пациента? — выгнув бровь, ответил Поттер. — Давай лучше заниматься лечением, потому что я не имею ни капли желания валяться в этой конуре. Видимо, к эпитетам, которыми можно было бы описать характер Поттера, добавился ещё один: притязательный. Складывалось впечатление, что он жил во дворце, если неплохо отштукатуренная и выкрашенная палата не удовлетворяла его претензий. Приложив множество усилий, чтобы совладать с собой, я максимально спокойно принялась опрашивать Поттера, будто он был обычным пациентом, а не бесившим меня однокурсником. Он, к моему большому удивлению, не язвил, не хохмил, а чётко отвечал на заданные вопросы. С такими пациентами, каким сейчас был он, работать было очень легко. Я даже на какое-то время забылась, что говорю с Поттером и позволила себе посочувствовать ему. — Данные симптомы возникали прежде? — я задала очередной вопрос, вырисовывая в голове окончательный диагноз. — Нет. Только во время тренировки. — Что ж, — взволнованно заговорила я, стараясь не смотреть Поттеру в глаза, поскольку мои выводы ему бы точно не пришлись по вкусу. — Я заключаю, что тебя прокляли, как и Ричарда. Но тебе досталось сильнее. — Зашибись. До сих пор спокойное лицо Поттера исказила ярость, он вспыхнул, как фейерверк. Мне было очень его жаль. Посудите сами: вы только что начали приносить пользу своей команде, как вдруг вас настигает такое несчастье. Проклятие — не простуда, если это было сделано намеренно и со всей искусностью, то парень мог пролежать в Мунго не одну неделю. Я видела, как он убивался, и моё сердце сжималось от сожаления. Но то, что я испытывала к Ричарду, не могло сравниться с тем, что переживала в данный момент. Казалось, Поттер сейчас заплачет или закричит, но он всего лишь гневно сопел и бегал глазами по потолку, словно размышляя о чём-то нехорошем. Наверное, он бы дал волю эмоциям, если бы рядом не было меня. Почувствовав себя лишней в этой ситуации, я постаралась утешить Поттера и поскорее начать лечение. — Поттер… — я осеклась, встретившись с ним взглядом. В нём было отчаяние, возмущение и призыв. Мне стало сложно говорить, поэтому, помолчав какое-то время и отведя глаза, я надтреснутым голосом произнесла: — Случай не тяжёлый, ты полежишь пару дней, если не будешь пренебрегать лечением. — Это всё потрясающе, но кто во вторник будет играть? — вскипел Поттер. — Ричарда отпустят сегодня вечером, — едва слышно констатировала я. Мне казалось, что он сейчас подскочит и придушит меня прямо голыми руками. Выражение его лица было настолько пугающим, что я схватила в руки папку с картой, наверное, в надежде, что, если он кинется, я смогу ею защититься.***
Чёрт. Чёрт. Чёрт! Что вообще происходит в моей жизни? Почему сейчас? За что?! Я пребывал в состоянии аффекта и был близок к тому, чтобы кого-нибудь придушить. Эванс была как раз кстати. Создавалось впечатление, что она была посланником ада, пришедшим меня добить. Когда я очнулся, то сразу понял, что случилась беда. Я никогда, даже будучи пьяным в дрова, не падал с метлы. А тут свалился, как мешок с гвоздями. Позор! Эванс сказала, что меня прокляли. Нет, это что, первоапрельская шутка? Какого фестрала?! У меня складывалось впечатление, что я просто сошёл с ума. Не могло такого случиться. Только не со мной. Однако чуть позже, после того, как я влил в себя шесть склянок зелий, а Эванс, перемотав меня бинтами и велев отдыхать до вечернего обхода, наконец скрылась с глаз моих долой, до меня начали доходить кое-какие догадки и предположения, любезно сгенерированные воспалённым мозгом. Очень кстати появился Бродяга и плюхнулся на мою койку, возмущённо осматривая меня с ног до головы, заявив, что пробрался ко мне исключительно благодаря ловкости и обаянию его романтической персоны. — Сохатый, ты как? Похож на мумию. Впервые за целый день я улыбнулся. Сириус понимал меня как нельзя лучше, особенно то, что сейчас я остро нуждался в его поддержке. Я с большой благодарностью сжал руку другу и сделал глубокий вдох. Мне становилось легче. — Решил сменить амплуа, — сказал я, — чуточку отдохнуть после победы. Бродяга хитро сощурил свои синие глазищи и фыркнул. Мы стали обсуждать случившееся и пришли к неутешительному выводу. — Если предположить, что Гейта прокляли не из личных мотивов, а исходя только из того факта, что он ловец, а потом, по той же причине, прокляли и тебя, то назревает несколько заключений. Первое, — Сириус принялся загибать пальцы, — кто-то вносит смуту в команду. Поскольку сначала все ополчились на тебя, а потом и вовсе лишились ловца во время кубка. — Не совсем, — возразил я, скинув одеяло и придвинувшись ближе к другу. — Гейт выйдет сегодня на свободу. — До вторника у тебя есть шанс выкарабкаться, Сохатый, — заявил Сириус. — А там уж как-нибудь разберёшься с этим недоумком. Я кивнул. — Второе, — Блэк загнул указательный палец, — кто-то пытается снять вас с участия в Кубке. Поскольку пока и ты, и Гейт загораете здесь, команда остается с огромным шансом вылететь из соревнования. — Значит, нужно искать того, кому выгодно навредить не только мне, но и всей команде в частности. — Правильно, Сохатый. Я бы советовал тебе присмотреться к тихим личностям. Как известно, в тихом омуте черти водятся. Оставив эту тему, мы принялись за другие. Обсуждали дела Ордена, которые шли совсем плачевно. Людей не хватало, а в сегодняшней стычке пострадало несколько волшебников. Я ненавидел моменты, в которых ничего не мог сделать, а только смотрел на всё со стороны, прямо как сейчас. Неожиданно разговор перетёк в более приятное русло, я выслушал тираду Сириуса о том, что я мог бы познакомиться с кем-нибудь из симпатичных целительниц, на что я только скривился. — Бродяга, ты не представляешь, но здесь не клуб знакомств. Куча взрослых тёток, бабушек и Эванс. Никого достойного моего внимания. С минуту Сириус что-то обдумывал, да с таким скрипом, что мне хотелось стукнуть ему подзатыльник, чтобы его «процессор» заработал быстрее. — Это та Эванс, о которой я подумал? — его наконец осенило. — Она самая, дружище. Такая же занудная и правильная. Бродяга усмехнулся и в шутку ткнул меня в бок. — Ну, она хотя бы не старая, да и с ней можно поговорить. — О чём? — я посмотрел на Блэка как на идиота. Тот лишь отмахнулся. — Ну тогда позови на свидание кого-нибудь, с кем ты не спал. Надо уже двигать дело с мёртвой точки, а то я помру быстрее, чем найду тебе кого-нибудь, кто будет «достоин» нашего величества. Его шуточки и подколы нисколько меня не задевали, наоборот, заставляли хоть немного задуматься над тем, что он говорил. Я страдальчески прикрыл лоб перебинтованной ладонью, игнорируя боль в плече, и голосом приговорённого ответил: — Ты прекрасно знаешь, что я не сторонник этой фигни. — А кому сейчас легко! — скрестив руки на груди, протестовал Сириус. — Пригласи хоть кого-нибудь. Начни с малого. — Я умею только портить свидания, а не организовывать их, — фыркнул я. — И чьё рандеву ты запорол, позволь узнать? — друг уставился на меня в ожидании истории, и я поведал ему вчерашний вечер, когда я пытался поговорить с Эванс, а придурок Гейт мне мешал. Выслушав меня, друг рассмеялся так, что из его глаз полились слёзы. Его смех был таким заразительным, что вскоре я смеялся вместе с ним, не совсем понимая причину его истерики. Когда он успокоился и вытер раскрасневшееся лицо манжетой рубашки, то сказал: — Ну ты и дубина, Сохатый. — Это почему? Действительно! А ну-ка объясните, мистер Блэк! — Ты завалился на чужой романти́к, хотя мог бы просто подождать, когда они закончат. — Да это недоразумение с самого начала было обречено на провал, — возразил я, искренне не соглашаясь с другом. — Я лишь прекратил этот фарс. Эванс могла бы просто отойти и поговорить, но встала в позу, а Гейт вообразил себя чёртовым Ромео. Сами виноваты. Цокая языком и мотая головой, Бродяга встал с койки. — На твоём месте я бы извинился перед Эванс. Иначе она тебе подсунет слабительное вместо какого-нибудь лекарства. А сидя на белом друге, ты попомнишь мои слова! Сириус ушел, а я сидел и думал над его словами. Какого докси я должен перед ней извиняться? За что? За то, что выбрала себе какого-то соплежуя, или за то, что строила из себя Афину, всю такую гордую и принципиальную? Но с другой стороны, Сириус мог быть прав. Столько лет недружелюбного общения могли сделать из Эванс злопамятного человека. А я не намеревался лежать здесь до второго пришествия. Кое-как утихомирив свою гордость, я поднялся с кровати, втиснул ноги в тапки и вышел из палаты. В коридоре было очень мало людей. Часы показывали без десяти минут восемь. Я решил побродить по коридорам в поисках рыжей бестии, заодно размять уставшую лежать пятую точку. Справедливости ради нужно сказать, что после зелий я чувствовал себя вполне сносно. Лишь лёгкая головная боль, тяжесть в ногах и редкие прострелы в рёбра и плечо напоминали о том, что я был проклят. Удивительно, но лицо было целым, все зубы остались на месте. Я уже засобирался обратно в палату, как услышал знакомые голоса, доносившиеся из-за угла. Из любопытства я заглянул за него и увидел сидевшего у меня в печёнках Гейта и смущённую Эванс. Он держал её за руку, что вызывало во мне дикое желание заржать, как конь, но я успешно сохранял конспирацию. Что касается Эванс, то её чуть ли не колбасило, то ли от радости, то ли от волнения. Впрочем, этому я ничуть не удивлялся. — Спасибо тебе за всё, — лепетал недоделанный Ромео, — я надеюсь, тебе тоже было хорошо. Фу! Меня сейчас стошнит. Это так отвратительно выглядело, что я уже посматривал на горшок с пальмой на перспективу и усердно боролся с рвотным рефлексом. Эванс что-то мямлила и сминала руками свой несчастный халат. И тут внезапно Гейт наклонился и поцеловал Эванс. Меня разбирало от возмущения и негодования, тошнота так и подкатывала к горлу, и я спешно зашагал в сторону уборной. Облегчив свои страдания и умывшись, я направился в свою палату. Увиденное никак не желало отпустить меня. Почему-то мне нестерпимо сильно захотелось пойти и вдарить Гейту в его отвратительную физиономию, а на Эванс — наорать. Я не знал, что со мной происходило, но меня жутко лихорадило от мысли, что после того слюнообмена мог произойти и другой. Такое было жуткое и чуждое ощущение, что меня это беспокоит по какой-то неизвестной причине, что я не заметил, как побежал по этажу, наплевав на боль в теле, и то, что мне категорически нельзя было этого делать. Я бежал по безлюдным коридорам, затем побежал по лестнице в самый низ, а после на шестой этаж и уселся прямо на ступеньки перед входом в буфет, пытаясь унять дрожь и отдышаться. Какого лешего со мной происходит? Всё, стоп. Нужно привести дыхание в норму и спуститься на свой этаж. Однако я сидел, сомкнув ладони, и не прекращал думать об Эванс и Гейте, бесстыдно сосавшихся прямо посреди коридора. Да что они себе позволяют? Я пытался контролировать свои эмоции и внушить себе, что меня это не касалось. В конце концов, это их личное дело. Даже у такого, как Гейт, могла быть девушка. Но отчего-то эта мысль не только не успокоила меня, а ещё сильнее разозлила. Я будто проигрывал ему в квиддич, только там я почему-то мог с собой совладать, а здесь — нет. И всё же я поплёлся в свою палату, лёг в койку и попытался заснуть. В палату вошла Эванс.