Книжный вор: жизнь после войны

      После завтрака, который прошёл, к слову, весьма спокойно, каждый занялся своими делами. Альфред Герман сразу же покинул дом, ведь его ждала его любимая и незаменимая работа. Добирался он до места своей бурной деятельности на собственной машине. Однако этого ему было недостаточно: уже полгода бургомистр твердил о том, что заслуживает личного водителя. Сейчас, пока страна переживает кризис и восстанавливается после войны, этот вопрос остаётся без внимания, но Альфред прилагает все усилия, чтобы вновь открыть эту тему. Он человек эгоистичный, имеет большое самомнение, но, как ни странно, мужчина искренне заботится о своей жене. Он стал более чёрствым, когда их с Ильзой сын погиб. До этого происшествия бургомистр был любящим отцом и заботливым мужем, а вот после известия о смерти сына мужчина потерял то бесценное чувство, которое опьяняло его – чувство любви. Теперь его с успехом заменяло чувство долга, прежде всего, оно проявлялось в работе.       Ильза, конечно, тоже немало страдала после гибели сына, но осталась такой же добродушной, любящей, искренней, пусть и немного молчаливой. Она сохранила главное – веру и любовь. Теперь, когда в её жизни появилась Лизель Мемингер, женщина ожила. Она больше не пропадает в библиотеке, перечитывая свои книги или сидя у открытого окна со стопкой старых журналов. Сейчас ей есть с кем общаться, есть кого любить и о ком заботиться, но она с ужасом ждёт того момента, когда эта дикая птичка, с именем Лизель, улетит от неё, и Ильза снова останется одна в этом большом, но пустом доме…       После отъезда мужа, Ильза всё ещё суетилась на кухне: прибирала посуду, собиралась готовить суп на обед. Лизел и Макс же тем временем скрылись в саду, который распологался в задней части дома. Это было небольшое укромное место, где росли каштаны, жимолость, подсолнечники и густые кусты роз. Увлечением Ильзы были именно розы. Она подолгу могла высаживать их, протирать влажной тряпочкой листочки, удобрять почву и, когда необходимо, устанавливать теплицу. Сейчас же возле этих кустиков роз сидела Лизель. Она присела прямо на землю, несмотря на то, что между двумя могучими каштанами стояла небольшая деревянная скамейка. Лизель понравились эти яркие пятнышки, они привлекли её сразу, как только она переступила порог сада. Теперь Лизель неустанно следила за ними, как будто разросшиеся розы могли сбежать в любой момент. Особенно ей нравились кусты с белыми цветами. Они были символом чистоты, невинности и мира. Девушке бы так хотелось, чтобы хоть один цветок стоял у неё в комнате, но она не могла даже представить, что отрежет хотя бы стебелёк от этого прекрасного, завораживающего создания.       Макс тем временем молча стоял рядом с Лизель, наблюдая за её бегающим, непоседливым взглядом и, между тем, осматривая окружающую красоту. Оба не хотели нарушать тишину, ведь она казалась не отягащающей, а, наоборот, очень нужной в данный момент. Хотелось лишь наслаждаться компаниемй друг друга, этими великолпеными растениями и атмосферой добра и понимания. Но по прошествию получаса Макс всё же осмелился заговорить:       – Тебе не кажется, что это похоже на сон? – осведомился молодой человек, заглядывая в лицо Лизель.       – Знаешь, я только что думала об этом! – игриво ответила собеседница, переводя взгляд от роз к Максу. – Удивительно, что мы даже думаем об одном и том же…       – А я считаю, что это в порядке вещей. Мы же с тобой как настоящие брат с сестрой, мы как будто связаны невидимой нитью, которая порвётся, если нас снова оторвут друг от друга. Так было со мной в концлагере.       – Со мной было также! – опустив взгляд, ответила Лизель и снова заговорила: - Макс, а сколько тебе лет?       – Зимой исполнится 29! – Молодой человек посмотрел на маленькую хрупкую девушку, сидящую радом с ним и глубоко вздохнул: - Тебе только 16, но ты понимаешь гораздо больше, чем взрослые образованные люди. Как это тебе удаётся.. не понимаю. Ты и год назад была такой же смышлёной девчушкой, а сейчас уж и совсем взрослой стала. Пусть и не по годам, зато по мышлению! Мудрости тебе не занимать.       Лизель заметно смутилась, ведь ей не часто говорили такие добрые слова. Лишь приёмный отец, Ганс, мог порадовать девочку ласковым словом и нежным взглядом. Роза не проявляла таких чувств, она скрывала их глубоко в себе. А внимания и доброго слово от приёмной матери иногда хотелось услышать даже больше, чем от отца. Хотя, надо всё-таки признать, что именно Ганс был самым лучшим и верным другом, а самое главное – настоящим человеком, который действительно проживал свою жизнь и не зависел от мнения окружающих. Воспоминания о Гансе заставляли девушку содрогаться от слёз, а за ними следовала икота. И, чтобы предотвратить этот неожиданный порыв, Лизель вновь заговорила:       - Ты говоришь такие приятные слова, а мне почему-то хочется плакать. Такое чувство, как будто ты говоришь это в последний раз. Никак не могу избавиться от мысли, что тебя снова увезут. Я потеряла всех. И, пусть это будет эгоистично с моей стороны, я хочу, чтобы ты пообещал, что будешь со мной так долго, как сможешь!       - Эх, ты, свинуха! – усмехнувшись, сказал Макс и крепко прижал её светлую головку к груди. Этот жест был куда красноречивей красивых речей и обещаний, ведь в этом объятии демонстрировалась вся любовь и привязанность Макса. – Лучше расскажи мне о своей жизни в этом районе. Здесь за тобой случайно не ухлёстывают парни из обеспеченных семей? А то знаю я этих зазнаек, они такую красоту не упустят!       - Эй, ну прекрати! Какие парни… сейчас я думаю о них в последнюю очередь. А они и вовсе обо мне не думают! – засмеявшись, прервалась Лизель, но, немного подождав, снова продолжила: - Да и никто и близко ко мне не приблизится, пока не получит одобрения от тебя. И имей ввиду, что на тебе больша-а-я ответственность за мою судьбу.       - Это я и сам знаю. Обещаю держать уши востро! Оба громко засмеялись и, казалось, что, когда они переглядываются, их смех звучит ещё звонче и усиливается с каждой секундой, но стоит увести взгляд в сторону, как этот порыв утихает.