1
17 мая 2014 г. в 21:35
Она очнулась под обломками своего бывшего дома. Девушка слышала приглушённые голоса людей, которые громко что-то кричали, будто ругаясь друг с другом. Вскоре звук стал более четким, и она услышала: «Здесь девочка. Она двигается. Девочка жива!». Лизель видела размытые лица спасателей и врачей, которые приводили её в чувства, и не решалась даже шелохнуться. Но, когда её взгляд упал на мёртвые тела приёмных родителей, она взметнулась, словно ошпаренная кипятком, и побежала к своим родным. Однако на дороге прямо перед ней из ниоткуда появился младший брат. Он светился так, будто стоял против солнца. А справа от него появилась железная дорога, на рельсах которой сидела родная мать Лизель. Лицо её опухло от слёз. Но она больше не плакала. Можно было расслышать лишь всхлипы, режущие уши. Мальчик же всё так же, как и прежде, продолжал стоять на месте, загораживая дорогу, и тянул к ней свои маленькие ручонки, хотел обнять её, а 15-летняя девушка лишь смотрела на брата глазами, полными слёз и разочарования.
Лизель судорожно вскочила с кровати. Этот сон снился ей уже не в первый раз. Кошмар пугал её настолько, что она не могла спать потом всю оставшуюся ночь. Вместо этого девушка лишь сидела на кровати, глядя на дверь. И так до тех пор, пока не наступал рассвет. Тогда Лизель брела в ванную комнату и умывалась, долго глядя на себя в зеркало. В отражении она видела мелкие морщинки, появившиеся на её молоденьком личике. Эти нечёткие линии напоминали о пережитом ужасе. Лизель потеряла родную мать, когда ей было 9 лет, ведь из-за недостатка денег и в целях безопасности она отдала девочку в приёмную семью. Потом она потеряла маленького брата, который теперь приходил к ней лишь во снах, оставаясь 6-летним, в то время, как его сестра стала девушкой, взрослой и самостоятельной. Умер её лучший друг Руди, которого она полюбила, но не успела даже понять этого и вовремя признаться ему. Её первая любовь ушла в тот же момент, когда она её осознала. А когда девушка встретила Ганса и Розу Хуберман, которые стали для неё самыми дорогими людьми, и искренне привязалась к ним, то и приёмные родители покинули её – погибли при бомбёжке их улицы Химель-Штрассе.
Лизель не могла простить себя за то, что выжила. Это было несправедливо. Потерять всё сразу было слишком большим ударом даже для стойкой книжной воришки. Ильза Герман, жена бургомистра, не старалась заменить ей мать, а лишь продолжала быть настоящим другом, женщиной, которая раньше дарила ей книги, которая когда-то приводила её в свою библиотеку. Она осталась всё той же. Только теперь они виделись гораздо чаще, проводили вместе ещё больше времени и, конечно, стали ближе. Лизель была благодарна этой доброй женщине за то, что она взяла её жить к себе, когда девочка-подросток осталась не только без семьи, но и без жилья. После бомбёжки вся Химель-Штрассе превратилась в груду пепла, осколков, не имеющих ничего общего с жилым кварталом. Тогда даже было сложно понять, где ты находишься. Всё заполонили пустота и запах гари, перемешанный с запахом смерти.
В 8 утра Лизель Мемингер вышла к завтраку. Кухня была большой и просторной. В центре комнаты стоял круглый стол, за которым уже сидела Ильза Герман. Женщина листала книгу и пила чай, но, как только в комнату вошла белокурая девушка, Ильза отложила книгу в сторону и устремила взгляд на Лизель.
Обе раскованно говорили друг с другом, не спеша завтракали, а затем Лизель отправлялась на работу в ателье, к отцу своего погибшего друга Руди – Алексу Штайнеру. Сначала Ильза Герман пробовала отговорить Лизель от устройства на работу, но не потому, что была против её независимости или общения с Алексом Штайнером, а лишь потому, что боялась, что девушке будет очень сложно смотреть на отца своего лучшего друга, ведь подобные черты лица, одинаковые привычки будут напоминать о Руди. Однако Лизель успокоила Ильзу и твёрдо решила работать у старшего Штайнера. В конце концов ей надо было завести хотя бы ещё одного друга. После смерти всех жителей Химель-Штрассе, Лизель переехала на более богатую улицу к Ильзе, а люди там были даже если и знакомыми, то абсолютно чужими.
Сегодня она пришла в ателье в полдевятого. Алекс уже был там: одевал на манекен костюм. При виде Лизель он слегка улыбнулся и махнул ей рукой. На что девушка ответила кивком и фразой: «И тебе доброе утро». Это было ежедневным обрядом – их неизменным приветствием. Они не любили обниматься или радостно кружить около друг друга. После всего произошедшего это была слишком большая роскошь, по крайней мере, сейчас. Алекс до сих пор переживал потерю всей своей семьи. Он был в армии и, когда вернулся и увидел на месте дома груду пепла, а вместо жилой улицы лишь обломки, чуть не лишился ума. Но, когда мужчина узнал, что Лизель выжила, он поспешил с ней встретиться, ведь для него это было самым лучшим утешением на тот момент.
Заняв место около широкой деревянной доски, на которой Лизель гладила вещи, девушка принялась за свою работу. Время летит быстро, когда занимаешься делом. Так было и в ателье. При каждом ударе часов, извещавших об ещё одном прошедшем часе, оба работника удивлялись такому быстрому течению времени. И, когда стрелки указали на пол третьего, Алекс Штайнер предложил прерваться на обед. Он включил маленький телевизор, на котором умещалась миниатюрная антенка, и достал из сумки тарелку, завёрнутую газетой. Там лежали два бутерброда с маслом и один с колбасой. Еда поистине холостяцкая, но мужчину всё устраивало. И даже когда Лизель предлагала ему попробовать что-нибудь из своего обеда, Алекс с улыбкой отказывался.
В передней комнате, где, собственно, располагалось само ателье, и куда люди приходили за своими заказами или за интересными костюмами, хлопнула главная дверь. Алекс поспешил к пришедшему гостю, оставив свой обед на небольшом деревянном столике, который был немного выше диванчика и на котором сейчас сидела Лизель. Спустя минуту Алекс вернулся и очень взволнованно начал говорить: «Лизель, к тебе пришли».
Ильза никогда не приходила на работу к девушке, а больше было некому. Поэтому Лизель почувствовала, как у неё закрутило живот от волнения. Ей было интересно, кто бы мог о ней спрашивать, но в то же время беспокойство туманило ей разум. Она лишь встала с диванчика и открыла дверь маленькой комнатки, ещё один шаг вперёд - и перед ней предстал человек, которого она уже и не думала увидеть, человек, который стал ей не просто другом, а родственной душой. Щёки Лизель порозовели, глаза заискрились яркими вспышками, а губы расплылись в широкой улыбке. Такого приёма мало кто удостаивался, но он был одним из этих немногих. И на лице парня с болотными глазами и волосами-перьями, как Лизель когда-то их назвала, была такая же глупая улыбка.