Слишком поздно, слишком поздно жить по-другому, Когда все, что я могу предложить, — это свою компанию. Я знаю, я знаю: я не против быть сама по себе. Если я не свободна, то что же от меня осталось? Lena Fayre — «This world»
~*~
Новый день не принес с собой облегчения или простого решения проблем. Я по-прежнему отказывалась покидать палату, благо, сегодня место ведьмы Тессы заняла Дона, которая, узнав каким-то невероятным образом о моей беременности, лишь молча смотрела на меня взглядом, полным сочувствия. Я знала, что она искренне переживает за меня — у Доны поистине золотое сердце. Она не доставала меня расспросами, за что я была благодарна, хотя ей, наверняка, было до смерти любопытно, кто же отец ребенка. Понимая, в каком я состоянии, Дона буквально на цыпочках приносила мне в палату еду, один вид и запах которой вызывал у меня приступ тошноты, но другой захудалая кухня Лост Хилла попросту не могла предложить. Затем старшая медсестра тихо удалялась, не забывая напоследок ласковым голосом напомнить о приеме лекарств и оставляя меня наедине с мыслями, что давили на мою изувеченную душу все сильнее с каждой минутой одиночества. В мою палату никого не пускали — Дона и об этом позаботилась, каждый раз закрывая дверь на ключ. Я нуждалась в поддержке и компании, но в то же время прекрасно понимала, что мне нужно остаться наедине с самой собой: с Сехуном разговаривать у меня просто не хватит душевных сил, ведь он не совсем тактичен и деликатен, а посему станет спрашивать обо всем напрямую, а Лухан... Его наивная радость вызывала у меня жгучий стыд, с которым я не могла бороться. Поэтому затворничество стало моим временным спасением, подарившим мне хрупкое, словно хрусталь, но такое необходимое спокойствие. Но проблема была в том, что Лухан не мог обходиться без меня... Я часто слышала, как он звал меня через закрытую дверь, умолял впустить, затем, отчаявшись, начинал плакать и скрести ногтями по дряхлому дереву, что разделяло нас. В эти моменты я давилась горькими слезами: мне хотелось крепко обнять его и успокоить, показывая этим, что я вовсе не бросила его одного и не нарушила свое обещание. Но пока что я не готова встретиться с ним, не испытывая при этом испепеляющего все внутри меня стыда и отвращения к самой себе. Нам обоим придется потерпеть... Сидя в четырех стенах, я окончательно потеряла счет времени. Оно тянулось очень медленно, словно мёд, неторопливо стекающий с ложки. Все мое тело отчаянно ныло от постоянного сидения на полу в одной и той же позе. В какой-то момент я перестала понимать, что происходит вокруг меня, и не могла запомнить, о чем думала буквально мгновение назад. Будто все это происходило не со мной, а с кем-то другим, и я лишь наблюдала со стороны... Неожиданностью для меня стало появление Сехуна в моей палате. Он прошел внутрь и аккуратно закрыл за собой дверь. На ключ... На мой вопросительный взгляд блондин ответил лишь: «Стащил его с поста, так что времени у нас мало». Он стремительно приблизился и сел на пол рядом со мной, а спустя секунду порывисто обнял. — Ты уже неделю сидишь безвылазно в палате, — начал Сехун, пристально разглядывая меня. — Скажи, что произошло? — Все нормально, — выдавила я осипшим от долгого молчания голосом. — Лори, ради бога, не ври мне сейчас, — он крепко схватил меня за руку. — Я же все вижу. Лухан сильно обижен на тебя и тоже в палате сидит последние два дня. Что между вами стряслось? Он не способен причинить кому-либо вред, так в чем же причина вашей ссоры? — его тон не допускал никаких возражений, а уверенный, твердый взгляд темно-карих глаз заставил меня смириться с тем, что придется рассказать другу всю правду. Вот и настал тот самый момент откровения, которого я так усиленно избегала и боялась. — Ах, да... Я не уйду, пока ты все не выложишь. Я жду, — строго добавил Се. Тяжело вздохнув, я взглянула на Сехуна и, убедившись, что он не шутит и не намерен уходить без ответов, начала свой рассказ, очень надеясь на понимание друга.~*~
— Твою мать... — только и вымолвил Се, изумленно разинув рот после того, как я выдала ему все, не утаивая мелочей: о взаимной любви с Луханом, о насилии со стороны Чонина, о своей беременности... На несколько минут в палате повисла гнетущая тишина, тяжесть которой я буквально могла осязать каждой клеточкой тела. Сехун сидел неподвижно, пытаясь осознать ту информацию, что я скопом вывалила на него. Должно быть, сейчас все его представления обо мне летели к чертям из-за того, что оказались ложными. Это невероятно тяжело — узнать о человеке ужасающую правду, и я вполне понимаю смятение Се и чувствую свою вину перед ним. Но через пять мучительных минут парня прорвало... — Я убью его, клянусь! — выпалил Сехун, резко подрываясь с места. Не знаю как, но я успела схватить его за низ футболки и тут же потянула парня назад. — Сехун, не смей! Слышишь?! Я не позволю тебе марать руки о такое ничтожество! — с отчаянием затараторила я, пытаясь удержать Се на месте. Я впервые видела друга таким... Его обычное непоколебимое спокойствие исчезло без следа, уступив место пугающему гневу. Да, Сехун был зол... Чертовски зол... И я боялась, что в таком состоянии он может действительно пойти и свернуть Чонину шею. Все бы ничего, но тогда моего друга будет ждать подвал... или еще что похуже. Кое-как мне удалось усадить Се обратно, слезно умоляя его успокоиться. — Почему раньше не рассказала? — сердитый взгляд Сехуна буквально испепелял меня. — Ты совсем глупая? Я бы помог тебе, и подобного не случилось бы! — Прости... — виновато вымолвила я, смотря в пол. — Конечно, что еще ты теперь можешь сказать... Дело-то сделано, — обреченно констатировал факт Сехун. — Боже, какая же у меня глупая подруга! Лори, ты просто сказочно глупая! — причитал он. — Ты серьезно думала, что я стану осуждать тебя за то, что не можешь сопротивляться насилию этого кретина?! Ты в своем уме была вообще? А Лухан... Не вижу ничего постыдного в вашей любви. Услышав такую прямую и безжалостную оценку своих действий от Сехуна, я разрыдалась еще сильнее, уткнувшись лицом в ладони, но причиной моих слез была вовсе не обида на резкость друга... Просто он был прав. На все сто процентов прав. Я действительно поступала как самая последняя идиотка... Моя жизнь пришла к краху из-за моей же собственной нерешительности и трусости. — Ну не плачь... — Сехун, тяжело вздохнув, обнял меня за плечи. — Кашу ты, конечно, заварила дай боже, но мы что-нибудь придумаем, я обещаю, — решительно добавил он. — Ты не должен... Не обязан помогать такой идиотке, как я, — всхлипывая, прошептала я. — Да... Ты — идиотка, тут не поспоришь. Но ты еще и мой друг, к сожалению... Угораздило же меня с тобой подружиться! Так и знал, что это хреново кончится, — нервно хохотнув, выдал Се и, заметив накатывающую на меня новую волну рыданий, быстро добавил: — Да шучу я! Мы с тобой друзья, а значит, помогать тебе или нет — вопрос, который не подлежит обсуждению. — Спасибо тебе, — тихо ответила я.~*~
Сехун сказал, что найдет решение, и я целиком и полностью верила ему. Но все же он попросил меня и дальше сидеть в палате. Я не была против, но все-таки кое-что меня беспокоило, точнее, кое-кто — Лухан. Мое сердце сжималось от одной мысли о том, что Лу сильно обиделся на меня. Сколько раз я клялась самой себе, что никогда не допущу и тени грусти на милом лице оленёнка, но все же обстоятельства раз за разом вынуждают меня нарушить обещание. Это коробило, угнетало, но сейчас я должна была разобраться с первоочередной проблемой — своей беременностью и ее виновником. Чонина я не видела вот уже две недели, он словно исчез, и в душе я надеялась, что навсегда. Тайком навещавший меня Сехун сказал, что доктор У зачем-то отправил это чудовище в город, и мне вовсе не хотелось знать, зачем именно. Дни в Лост Хилле слились для меня в одну серую массу, как это бывало и раньше, но теперь я совершенно не могла отличить день от ночи, словно проживала одни и те же нескончаемые сутки. А еще... Я не сразу обратила на это внимание, но за последний месяц я не увидела ни одного призрака. Ни одного... Лост Хилл переполнен душами умерших, но по какой-то причине я больше не могла их видеть. Быть может, беременность изменила меня сильнее, чем я думала, а может, я просто утратила эту способность или... действительно была сумасшедшей со звучащим, словно приговор, диагнозом «шизофрения». Я никогда не могла привыкнуть ко встречам с призраками, но теперь, когда они вдруг исчезли, душевный дискомфорт овладел мною, как будто я потеряла важную часть себя, ту часть, что делала меня не такой, как все.~*~
Несколько лет назад, когда я еще жила дома с мамой, мне очень нравилось выходить вечером на крыльцо и, сидя на ступеньках, наблюдать за заходом солнца, за тем, как небо постепенно меняет свои краски. В Лост Хилле я была лишена этого. Моя палата находилась в восточном крыле, и всю красоту закатного неба закрывало южное крыло здания. Тем не менее, я каждый вечер стояла у окна в надежде каким-то волшебным образом увидеть розовые и сиреневые облака с золотистой каемкой, но каждый раз видела лишь темно-синие тучи, угрожающе нависавшие над больницей, либо небо, затянутое грязно-серым полотном, и старую стену из красного кирпича с бесконечным рядом зарешеченных окон. Вот и сегодня был жуткий, пасмурный день. Не знаю почему, но мне вдруг захотелось написать письмо маме и рассказать в нем обо всем, что случилось со мной за годы нахождения в больнице. Я знала, что никогда не решусь его отправить, но выразить свои мысли и переживания на бумаге мне было необходимо. Пусть это письмо никогда не попадет к адресату, пусть мама не узнает, в каком аду она меня оставила, но я чувствовала, что так мне станет немного, но легче. Сехун раздобыл для меня несколько листков и ручку. Как оказалось, за два с лишним года я не разучилась писать, и это, несомненно, радовало. В конечном итоге, за пару часов я исписала все листы, не оставив ни одного свободного клочка бумаги. Перечитав письмо и посмотрев таким образом на свою жизнь со стороны, я, не сдерживаясь, проливала горькие слезы, потому что она была ужасна, и даже сильная любовь к Лухану не могла затмить того кошмара, что я пережила. Не знаю, почему я не услышала, как в мою палату зашли. Наверное, потому, что не было противного скрипа. Я содрогнулась, когда на мои плечи легли чьи-то ладони и знакомый до боли и ужаса голос раздался прямо у меня над ухом: — Почему ты плачешь, Лори? — спрашивал он. Я резко подорвалась с кровати и в мгновение ока оказалась в противоположном углу палаты. Сев на пол и обняв колени руками, я дрожащим голосом прошептала: — Не приближайся ко мне, чудовище...