Ошейник для Лисицы

— Слушай, может, не стоит? Я всё никак не могу понять, зачем его надо избивать. — Нет, ну ты пойми — он ходит к нам в казну как к себе домой и забирает наши деньги! А мы не можем его поймать! Поэтому мне хочется его хорошенько отмутузить. Ну так, просто для профилактики. — Ты что, идиот? Нельзя же просто так избивать лиса до полусмерти. — Ох, да ладно тебе! У тебя дудка есть, вылечишь его по-быстрому, и убирайтесь. Ты одно запомни: задерживай его, пока мы всех не закопаем. Не отходи ни на шаг. Тормози его всеми силами и средствами. Если что — найди голубей и передай мне записку, а там уж я решу, что с ним делать. Возможно, твоя работа закончится даже раньше, чем ты думаешь… — Да, это было бы неплохо… но ведь Ренар — лис. А лиса так просто не проведёшь. — Это ты по себе говоришь? — Да. — Зато я не сомневаюсь в твоих актёрских способностях! — Подлец ты, Изенгрин. Самый большой подлец, которого я когда-нибудь видел… — Этим и горжусь! Так что? Согласен? — Согласен… — Тогда пошли. И не пытайся мне помешать, понял? Иначе сильно пожалеешь об этом… *** Я никак не мог забыть об увиденном в подземелье. Я шёл по улице, механически передвигая ноги, придерживал сумку ладонью и думал обо всём этом… Кто мог это совершить? Зачем? Почему им не дают умереть?! Тысячи вопросов крутились в моей голове, но я не мог найти на них никакого логического ответа. Я даже не понимал, куда я иду и зачем. Мне надо было идти, надо было выплеснуть всю энергию, которая бурлила во мне, не позволяя стоять на месте. Теперь я знал такое, чего мне знать совершенно не полагалось. Никогда не думал, что страсть к воровству и наживе приведёт меня к такому… Я в четвёртый раз прошёл мимо одного и того же ларька, когда продавец не выдержал и окрикнул меня. Что-то в его голосе заставило меня подойти. — Ты чего, лис? С тобой всё в порядке? — лось глядел на меня с нескрываемым любопытством. Я молчал. Держался за сумку и молчал, не в состоянии что-либо ответить… — Понятно, приятель… на, выпей! — продавец протянул мне стакан с мутной жидкостью, и я, не глядя, выпил его залпом. Я сразу же почувствовал, как напиток тёплой мышкой бежит по пищеводу и, достигая желудка, взрывается там тысячами маленьких свечей, которые греют тело и будоражат мысли. Это было потрясающее ощущение. Полёт. Будто тело не весило больше ничего. И зачем мне нужно было это тело? Я отбросил его и понёсся ввысь, не шевеля ни лапами, ни ногами… Зачем нужно это тело, которое можно было покалечить, причинить боль, унизить? Но моё свободное сознание помнило обрывки страшных картин… и я вспомнил их всех, и снова мне показалось, что я слышу их мольбы о быстрой смерти. И я упал… Я моргнул глазами, осмысливая происходящее. Я не стоял. Каким-то образом я забрался на прилавок ларька лося и улёгся там. Пожилой продавец смотрел на меня с сочувствием. Странно… а мне только что казалось, что я веду какую-то оживлённую беседу… или это мне только почудилось? — Да, эта штука конкретно крышу срывает… давай-ка, приятель, убирайся с прилавка, я тут не мехом торгую! Я медленно слез с прилавка и встал на ноги. Как ни странно — удачно. Посмотрел мутным взором на продавца и попытался что-то спросить, но вместо слов из пасти вырвались стоны, и я снова рухнул мордой вниз. — Ну и ну, мужик! Какой-то ты неопытный. Кто же с такой скоростью напивается? — Бфббрф?.. — попытался я спросить у него. — Это? Ну, это мой фирменный коктейль. Отличная штука! Все тяжести и невзгоды снимает на раз. С тебя серебряник. Я потянулся к сумке и незаметно вытянул из неё золотой. Стукнул им о прилавок и попытался держать голову прямо: — Ззачи нь адо. — О, щедрый клиент! Заходи ещё, лис. Я помню о своих долгах, — лось попробовал золотой на зуб. — Я не пю… — от этой дряни язык у меня заплетался просто ужасно. — Как же, не пьёт он! Ты выдул целую бутылку за полчаса! — Я? Скольо? Кода? Лось лукаво улыбнулся, развернул меня и пинком отправил меня в путь. Я снова двинулся вперёд, на этот раз вспомнив, что мне надо идти домой. Эмерлина убьёт меня, если приду домой пьяным, но точно пожалеет, когда увидит, сколько денег я принёс… По дороге я ещё раз зашёл на то место, где спал прошлой ночью. Ополоснулся в речке. Некоторое время стоял, опёршись об опору моста, и ждал, когда с меня хоть немного сойдёт этот хмель, чтобы было можно различить, куда я иду. Простояв минут пятнадцать, я выставил перед собой два пальца и насчитал четыре. Тест показался мне необъективным, и я принялся считать опоры моста. Ровно восемь, по четыре с каждой стороны. Сойдёт. Уже более твёрдой походкой я двинулся в путь. Главное было — не споткнуться, чтобы не рассыпать под ноги прохожих содержимое моей сумки; и мне это очень успешно удавалось. Странно… Я никогда не пил, но, похоже, теперь начал. Жена всегда этого боялась и не хотела, чтобы я начинал. Сейчас придётся собрать всю свою силу воли, чтобы не продолжать пить всякую дрянь. Не то чтобы мне это очень нравилось, просто дрянь начисто избавляла меня от ненужных мыслей в голове. Так было гораздо лучше, но те ужасные существа, казалось, всё ещё бежали за мной вдогонку и молили меня о смерти… Надо будет в этом всём разобраться. Кто, зачем, когда, почему? На все эти вопросы нужно было получить ответы. Но не сейчас. Сейчас надо было порадовать жену и детей богатой добычей! Про наш лисий род говорят в основном не очень положительно. В основном лисы занимаются разбоем, грабежом и мошенничеством. Почему это происходит, никто не знает. Все лисы от природы наделены хитростью, подлостью, способностью умело врать и отличать враньё от правды. Вот и сторонятся нас честные люди, опасаясь за целостность своего кошелька. Ну что ж, моя слава великого вора шагала далеко впереди меня, но даже я иногда бываю честным. Я всегда честен со своей женой — Эмерлиной. А она всегда честна со всеми. Её прошлое — это море. Она была пираткой, смелой и отважной, беспощадной и холодной, как море. Только не знала она тогда, что оказавшийся у них в трюме пленник, которого она собиралась продать в рабство в другом королевстве, может так полюбить её. Меня захватили пираты, когда я плыл на торговом корабле домой. Повязали и держали в цепях. Долгое время я сидел в трюме, ожидая своей участи. Но с каждым днём ко мне всё чаще и чаще заходила юная лисица по имени Эмерлина. Она сидела перед моей клеткой, уплетая еду, а я, под аккомпанемент моего желудка, рассказывал ей, кто я такой, чем я занимаюсь и чем живу. Она просто сидела на полу передо мной и слушала. Она могла слушать очень долго — главное, чтобы я не останавливался. Я рассказывал ей байки из своей жизни, читал ей коротенькие стишки, которые придумывал, сидя в клетке. Она сидела и слушала. И когда мы причалили в порту нашего королевства, то она, ничего не говоря, бросила мне сквозь решётку свою заколку, которую я храню уже шесть лет. Она всегда со мной, это мой маленький талисман. Она сказала только, что найдёт меня, и я смог убежать из плена. Целых два года я жил надеждой, что снова увижу её, — и ровно через семьсот двадцать дней у меня на пороге появилась грязная, оборванная, мокрая лисица. Она уже была ужасно истощена, но я сумел выходить её, и с тех пор мы вместе. Как только она окрепла, мы обвенчались, и в положенные сроки у нас появились дети. Девочка и мальчик — Карл и Лима. Своих детей я любил безумно, но в основном за ними присматривала жена. Позже, после моих многочисленных походов в казну Изенгрина, я смог подарить жене яхту. Большая парусная яхта носила гордое имя «Непобедимость» и в основном гнила у пристани, нежели была реально полезна. Но Эмерлине такой подарок очень понравился — она регулярно ухаживала за судном и даже поставила на неё какой-то хитрый и сложный двигатель. Она часто катала на яхте наших детей, бывшая пиратка не забыла своего умения управлять судном. Иногда, спихнув детей няньке, мы с ней уплывали куда глаза глядят. Только я и она. На маленьком судёнышке в бескрайних просторах моря… Эти дни были самыми счастливыми днями в моей жизни! Я понял, что Эмерлина моя единственная, что она создана для меня, а я был создан для неё. Я никогда ничего не скрывал от неё. Я знал все её вкусы, все любимые запахи, цвета, узоры… Я знал о ней всё! Кроме размера её платья… Продавщица, когда я сказал, что мне нужно платье для жены, но я не знаю размера, рассмеялась. Но мне так хотелось купить ей какое-нибудь платье пооткровеннее, что сил моих не было удержаться. И принялся показывать продавщице на пальцах. — Талия? Я сложил лапами кольцо. Уж это-то я знал! — Бёдра? — издевательски и с откровенным сарказмом потребовала продавщица. Я обвёл лапами линию её бёдер несколько раз. Продавщица засмеялась и посмотрела мне в глаза. — Грудь? Ну, тут я ни на секунду не задумался и показал лапами. Веселью продавщицы не было предела, но благодаря своему опыту она определила размер и повела меня сквозь ряды полок, заваленных всевозможным тряпьём. Продавщица была толстой пожилой женщиной-человеком. От её голой розовой кожи мне становилось противно. Хотелось поскорее убраться от неё подальше… — Чего желаете? Фасон, цвет, форма? — Фасон желательно пооткровеннее, — я откровенно не понимал, что такое фасон. — Цвет лучше нежный, розово-белый, а форму уж моя жена определит. Женщина нырнула куда-то между стеллажами и вскоре появилась с тремя вечерними нарядами. От такого шика у меня перевело дух, и я сразу попытался представить свою жену в этих нарядах. Но воображение моё переклинило, очевидно из-за напитка, и во всех нарядах моя жена была одинаково хороша, хотя если честно, то для меня она хороша даже в поношенной заштопанной рубашке и мятых серых штанах… Пришлось спрашивать у продавщицы: — А как вы считаете, что лучше пойдёт лисице? — Ну, я ведь даже не видела её, но скажу, что вот это, — она показала на правое, самое шикарное, — будет прелестно смотреться в сочетании с рыжей шерстью. А эти два — для человеческих девушек. — Тогда беру. Запакуйте, но так, чтобы не было видно, что это. — Вечно вы, лисы, какие-то заговоры строите… Со свёртком подмышкой и с основательно полегчавшей, но всё ещё полной сумкой, я вышел из магазинчика и двинулся к дому, на этот раз твёрдо решив никуда не сворачивать… Дом — это так он только называется. На самом деле, это огромный замок со множеством потайных ходов и комнат. Замок этот был очень давно вырублен в стволе гигантского умершего дерева. Достался он мне по наследству. Каким образом он достался моему отцу, я не знаю. Возможно, он был казначеем. А может быть, это фамильное. Чёрт его знает. Вся округа и ещё очень много земли принадлежит тут мне. Я бесспорный хозяин этих земель. У меня по периметру даже таблички стоят. Я иногда их подновляю. Идти до этого замка с границы моей территории минут пятнадцать. Земля у меня красивая, и я знаю множество потрясающих и романтичных мест. По ней текут две речки, и по одной можно выйти в море. Замок стоит на её берегу, поэтому яхта всегда рядом. И эти пятнадцать минут, пока идёшь от города к замку, никогда никого не увидишь и не услышишь. Никто не решается вторгнуться в лисьи владения… Небольшой мостик из корня того же дерева, в котором находится мой дом. Подъёмные ворота, как всегда, опущены. Механизм давно не работал, да и не надо это. Мягкая грунтовая тропинка к двери моего дома и… волчьи следы на земле. Я присел и принюхался. Потянулся носом к земле, ловя тонкие запахи, которые исходили от неё. Много. Здесь было много волков. Запахи путались, смешивались, сливались в один. Вот эти следы ведут в замок… а вот эти из замка. Похоже, они что-то искали… Потом я различил несколько немного более глубоких следов, ведших из замка. Они несли что-то тяжёлое. Несли… а вот здесь кто-то чиркнул когтем по земле. Я ещё раз приблизил свой нос к следу когтя и попытался разнюхать его… Эмерлина! Это был запах моей жены! Я со всей мочи рванул к замку. Распахнул ногой дверь и узрел внутри полнейший погром. Только камин по-прежнему уютно потрескивал, а в кресле перед ним, закинув ногу на ногу, сидел волк. От него несло так, что моё обоняние сразу распознало его. Изенгрин… Такое курить мог только он. Он и сейчас дымил толстой вонючей сигарой, от едкого дыма которой у меня заслезились глаза. Никто в городе не знал, где он берёт такой гадкий табак. Его он смолил практически непрерывно, и за волком всюду тянулся шлейф едкого дыма… Я тихонечко положил свёрток с сумкой на стоящий у двери стул. Изенгрин мог прийти ко мне только в двух случаях: или он нашёл чем меня прижать, или пришёл мириться. Мириться он явно не собирался, — значит, ему-то от меня нужно. Держать меня в тюрьме было бесполезно, и он это знал. Слишком часто я оттуда убегал, несмотря на всё, что он только не придумывал, чтобы меня там запереть. Даже замуровать хотел. Но не судьба. И я, кажется, уже догадался, чем он меня прижмёт. Этот подлец… — С твоей семьёй ничего не случится. Он услышал меня, а значит, шансов на внезапную атаку не было. Я перестал подкрадываться к нему и встал за креслом, борясь с желанием положить лапы ему на шею и задушить… — Ты узнал то, чего тебе знать не положено… — Об этом никто не узнает. — Я в этом не сомневаюсь. Теперь подумай вот о чём: твоя жена сейчас сидит в той же клетке, где были те четверо лисят, помнишь? Мы даже не стали смывать кровь с пола, — кровь, которую пролил ты… — он затянулся сигарой и выпустил в воздух облако серого дыма. — Я пришёл предложить тебе работу… — Мне не предлагают. — Точно. И поэтому я ЗАСТАВЛЮ тебя сделать её, хочешь ты того или нет. Но я тебя уверяю: твоя жена и дети очень бы хотели, чтобы ты выслушал меня и сделал всё, что я у тебя попрошу. — С чего ты решил, что я соглашусь? — Ты не сможешь не согласиться. Я вскипел. Мне безумно захотелось убить его, пойти в замок, перебить там всю охрану и вытащить оттуда свою семью… — Мерзавец! Я не утерпел и принялся душить его. Волк схватился за горло и начал было задыхаться, но его сигара обожгла мне запястье, и я отдёрнул лапы. Изенгрин вскочил с кресла и встал в боевую стойку. — Драка? Она тебе не поможет! — похоже, он тоже давно ждал подходящего случая затеять мордобой и отвести душу… Я бросился на него с диким рыком, на ходу обнажая зубы. С дикой яростью я принялся избивать волка как грушу, как манекен для тренировок. Ошеломлённый моим натиском Изенгрин поначалу пропускал удары, но потом начал или блокировать их, или ловко уходить от них. Я насторожился. Мне казалось, что он уже должен был свалиться на землю от такого количества ударов, но волк всё ещё стоял и даже огрызался, угрожая мне. Я припомнил ещё несколько приёмов, которым меня когда-то научил один лис, и нанёс ему ещё несколько чувствительных и очень болезненных ударов. Но волк устоял. Более того, он перешёл в атаку. Теперь уже мне приходилось отбиваться, но силы были на исходе. Тяжёлым ударом Изенгрин свалил меня на пол, но я смог подняться и, вытерев лапой кровь, которая текла из пасти, сплюнул в сторону… Волку тоже досталось. Правый глаз налился кровью и почти закрылся. На левой лапе у него красовались глубокие кровоточащие царапины. Я отдышался и снова бросился в бой, рассчитывая на успех. Но волк просто отпрыгнул в сторону, выставив обе лапы, сложенные в кулак. Не успев увернуться, я налетел мордой на этот блок и даже не успел упасть на пол, как Изенгрин нанёс мне сильнейший удар в живот. Из меня разом вылетел весь воздух, и я начал задыхаться. Я упал на пол и на этот раз уже не смог подняться. Изенгрин подло и очень больно добил меня несколькими пинками по почкам. Потом ещё раз врезал мне по морде, и перед моими глазами поплыла красная пелена… Он выиграл эту драку, но битва ещё не окончена… — Ну вот и размялись… — он кинул перед моей мордой какую-то серо-зелёную сумку. — А теперь слушай. Ты пойдёшь в тайный город и наберёшь воды из центрального фонтана. Склянка в сумке. Там же я оставил тебе карту, чтобы ты не заблудился по дороге. Город давно уже не тайный, но многие так и не смогли до него добраться. На всё про всё у тебя два месяца. Выбора у тебя нет. До свидания, Ренар… — и с этими словами волк вышел из комнаты. Дверь осталась открытой, и в неё залетал свежий прохладный воздух. Я же судорожно пытался сделать хоть один маленький вдох. Казалось бы — нет ничего проще, но воздух почему-то не шёл в лёгкие. Я лежал на спине и просто задыхался, сам не зная от чего. В драке я не чувствовал боли, но сейчас она давала о себе знать. Болело всё тело, и я никак не мог понять почему. Я попытался перевернуться, и, как только я коснулся боком пола, из моей пасти хлынула кровь, а всё тело пронзила боль, как от удара хлыстом. Я понял, что у меня сломано ребро, и попытался перевернуться на другой бок. С большим трудом, всё ещё задыхаясь, я опёрся на лапу и смог наклонить своё тело. И вновь из пасти и носа хлынула кровь, и, только когда её поток прекратился, я смог отдышаться. В пасти стоял вкус крови, и к горлу подступил ком. Я попытался откашляться, но вместо этого меня стошнило на пол гостиной. Но, когда я снова попытался вдохнуть, мне это не удалось. Сломанное ребро давило на лёгкие, и это вызывало страшную боль. Мне казалось, что сейчас моё тело переломится напополам… Сделав ещё одно усилие, я смог перевернуться на живот. Меня снова вырвало, и кровь из носа закапала интенсивнее. Я медленно пополз к кухне, где можно было найти что-нибудь лечебное или обезболивающее, но быстро понял, что просто не успею. Даже если доползу до кухни живым, я не смогу встать на ноги, чтобы достать до верхних ящиков, где Эмерлина обычно хранила лекарственные настои и травы. Я попытался закричать, позвать на помощь, но вместо звуков из моей пасти вырывалось какое-то бульканье. Да и если бы я смог кричать, то это было бы бесполезно: вокруг замка не было ни души… Я дополз до лестницы и положил голову на ступеньку, пытаясь хоть как-то остановить кровь. Лисье тело удивительно живучее, у меня должно было хватить сил выжить, если… Кто-то мягко подошёл ко мне сзади. Так мягко, что я сразу понял, что это был лис. Не оборачиваясь и не принюхиваясь. По звуку шагов. Тело на это отреагировало сразу — я попытался перевернуться, встать и, если придётся, дать бой. Но я не смог. Изенгрин был слишком силён… Незваный гость присвистнул. Я не пытался ему ответить: все оставшиеся у меня силы уходили на то, чтобы не закрывать глаза… Потом этот лис взял меня за ноги и поволок куда-то; но я не сопротивлялся. Я волочился как тряпка, вытирая собой пол… Незнакомец дотащил меня до другой лестницы, ведущей в нашу с Эмерлиной спальню. Он ловко подбросил меня и подхватил на лапы. Сквозь мутную пелену, которая сгущалась перед моими глазами, я смог различить очертания лисьей морды, густую белую шевелюру и чёлку, доходившую до глаз. На шее у него болтался плащ, какой — я не видел. Лис печально посмотрел на меня и покачал головой. Мне почему-то вдруг стало необычайно хорошо и легко: тело снова будто перестало существовать, голова стала пустой, как дуршлаг, а в желудке воцарилась пустота… Я почему-то подумал, что ему можно доверять, а потом закрыл глаза и потерял сознание… *** «Ну и смрад!» — подумала я, проходя мимо какого-то дома. Эти чёртовы падальщики не обращают внимания на подобные запахи, но мой лисий нос морщился и отказывался дышать. Казалось, что вся их территория пропахла смертью и гниением. Надо было уже убираться с враждебной земли, благо жемчужина уже была надёжно спрятана во внутреннем кармане левого сапога. То, что в сапогах есть пара потайных карманов, я сама обнаружила совершенно случайно, но они оказались весьма полезны. Никто не додумается обыскивать сапоги, а значит, есть шанс сохранить самое ценное, например красную жемчужину. На это я сейчас и надеялась, прижимаясь к холодной и сырой стене дома Тардифа, откуда только что увела сию драгоценность. Но у меня здесь ещё оставались некоторые дела. — Эй! Это что ещё за… Эй! Ребята! Тут какая-то лисица! Меня заметили! Я остановилась и перестала прижиматься к стене. Ко мне приближался отряд из десятка гиен. Все держали оружие наготове и внимательно всматривались в меня. Я знала, что они подумают. Один из них, очевидно самый зоркий, вдруг опустил оружие: — Не какая-то! Эта же та самая шлюха, которую мы поймали год назад! Видите ошейник? Моё сознание затопила дикая ярость. Лапы напряглись, сердце начало биться медленнее и сильнее… — Эй, ты! Давай, ползи сюда, будешь моей подставкой для ног! — Давай, давай! Это же такая честь для тебя! Мерзавцы. Что они знают о чести?! — Небось соскучилась по острым ощущениям, ещё хочет! Ползи сюда, сучка, я покажу тебе, на что мы способны! — Давай, шлюха! Тебе же это нравится! — Бросай оружие и поклонись своим господам! Это было последней каплей… Арбалеты выскочили почти сами собой. — Эй, убери оружие! Я не разрешал тебе его иметь! Гиены рассмеялись. — Зато я разрешаю тебе побыть моей сучкой! — НИКОГДА!!! Три секунды. Девять выстрелов. Пять с левой лапы и четыре с правой. Девять трупов со стрелами в головах. И только тот, самый наглый, стоит передо мной и дрожит от страха. Теперь его очередь бояться. Так пусть ему будет страшно… — Эй, что ты делаешь?! — он потянулся за кинжалом, но стрела тут же пробила ему лапу. — Чёрт! — он попытался убежать, но я прострелила ему ноги. Он упал на живот и попытался ползти. Я подошла к нему и пинком перевернула его на спину. Поставила ему сапог на грудь и вдавила каблук в его тело. Гиен закричал. — Помнишь меня, ублюдок? — Помню… — Помучить бы тебя два месяца, так же как и вы меня. Но я просто лишу тебя всего. Убивать тебя было бы слишком большой милостью с моей стороны. — Иди ты… Я направила арбалет ему на целую лапу и несколько раз выстрелила. Конечность стала похожа на помесь змеи с ежом. Потом вторую лапу и обе ноги. С такого расстояния стрелы пробивали его плоть насквозь и застревали в земле. Гиен лежал, приколоченный к земле тонкими стрелами. Левая лапа была практически разорвана, виднелась кость. Кровь из израненных конечностей текла бурым неравномерным потоком, пульсировавшим в такт ударов сердца. Я стояла и смотрела на него. Свысока, как когда-то это делал он. Смотрела на живое существо, которое корчилось от дикой боли. У которого больше не будет ни ног, ни лап. Но он это заслужил… Он закричал. Ему было больно, невыносимо больно. Я знала это. Я хотела сделать ему больно, хотела, чтобы он умолял меня о пощаде, о смерти. Хотела, чтобы он стал никем, всего лишь телом, у которого нет ни мыслей, ни чувств — только заполненный болью разум… Последней стрелой в левом арбалете я отстрелила похотливому уроду яйца. Теперь это станет ему настоящим наказанием. Неподалёку уже слышался топот охраны и звон оружия. Я ещё раз напоследок пнула полумёртвое тело и одним движением заправила в оружие ещё по двадцать стрел. Одному я уже отомстила. Оставалось всего-навсего примерно шестьдесят девять таких же подонков. Я ждала этого больше года, и я не отступлю. Я или убью, или искалечу их всех… Я бросилась в лес, стремясь уйти от погони. Второго раза не будет, пусть даже не мечтают. Моё тело теперь принадлежит только мне!