Нелепости летнего Уотердипа.

Ах, дружба. На какие нелепые геройства она способна толкнуть людей! Должен сказать вам, что одной из самых прекрасных и одновременно удивительных вещей, которые не поддаются пониманию женщин (о чем я говорю скорее с глубоким уважением к разумности прекрасных дам, но никак не наоборот) является феномен долгой мужской дружбы, порой способной оказаться еще крепче супружеских отношений. Святыня глупости! Сокровищница историй: постыдных, смешных и невероятных спустя годы! Опережая язвительные заметки Лейрел, я обязан сказать, что дамы в своих привязанностях и порывах порой бывают куда более обдуманными, нежели мужчины. Во всяком случае, я еще не встречал ни одной пары подруг, которые сочли бы безопасной прогулку в Андердарк для участия в эротических ритуалах дроу. Также мне не доводилось видеть ни одной воинственной леди, решившей изобразить турнирный шлем из аквариума, после чего молить о помощи. *абзац выше жирно выделен сбоку волнистыми линиями и отмечен тремя фиолетовыми восклицательными знаками, красноречивыми без комментариев* И, поверьте мне, нет на свете человека более несчастного, чем верный на протяжении тридцати лет холостой друг, вынужденный быть свидетелем на свадьбе. Этот друг по неведомой закономерности знаком любому мужчине. Он являет собой совершеннейший пример холостяка не вынужденного, но глубоко убежденного: хитреца, гедониста и любимца дам. Это единственный, кто после столь знаменательного и радостного события, как свадьба, способен погрузиться в чернейшую печаль, обуреваемый грустью и сомнениями, что вверяет самого дорогого человека в руки женщины, которая совершенно не знает, как обращаться с соратником, беды и глупости которого он делил практически всю свою жизнь. *приписка совершенно незнакомым, старательным до пьяного, почерком: «С восьми лет!»* Кроме того, не желая преуменьшать значимость романтических отношений, я все равно вынужден сказать, что порой ни одна дама не в состоянии выдержать весь хаос мыслей, клубящийся в голове ее супруга или возлюбленного. И наиболее глубоко ошибаются те леди, что представляют себе мужчин как созданий, неспособных на глупость и ребячество. К примеру, с возлюбленной в большинстве случаев никак невозможно обсуждение важнейших вопросов бытия, звучащих следующим образом: «Почему не падает чайка с батоном хлеба в клюве?»; «Опьянеет ли морской эльф, дышащий жабрами, от растворенного в море абсента?»; а также: «Как ведут себя пикси, если разжечь рядом с ними костер, в котором находится иссушенная Cánnabis satíva?». Также к самым важным вопросам относятся следующие: «Являются ли рубашки красных и розовых оттенков достоянием мужеложников?»; «Почему нельзя сбривать бороду, и почему мне все равно придется это сделать?»; а кроме этого: «Почему я одет в тон сумки моей женщины?» Думаю, исходя из этого краткого перечня, вы можете составить себе примерное содержание глубокомысленных дискуссий, которые подчас ведут джентльмены. Кроме этого, существует огромное количество не несущих смысла развлечений, наподобие поиска печенья у товарища, угадывания цвета нижнего белья у дам (что допустимо только для холостых во избежание конфузных ситуаций), или же спора по поводу наиболее меткого и унизительного прозвища. Также мне доводилось знать товарищей, собиравшихся на секретные совещания, посвященные постройке инженерных сооружений, невероятно сложных и масштабных. Основным недоразумением является лишь то, что большинство сооружений не превышают собой фут в высоту и держатся в строжайшей тайне от жены и детей. Последние же считаются достаточно взрослыми, лишь когда способны оценить красоту данного искусства, никак ему не повредив чрезмерным любопытством и юной страстью экспериментировать. Полагаю, я мог бы продолжать сей обширный список до бесконечности, но, увы, обязан продолжать историю. После случайной встречи с Аланной и ее исчезновения, Фила поглотила дьявольская черная тоска. Несмотря на похмелье, разрывавшее его несчастную голову на части, он все же счел, что Аланна ему не привиделась. И то, что она телепортировалась неизвестно куда – тоже. Ни разрушительная вечеринка, ни визит в Уотердип его тоску не развеяли. Напротив, только усилили. Он чувствовал ее ровно с того дня, как Касавир женился, а также после случая, когда тот не пошел с ним в бар выпить всего-то по пинте эля. Фила никак не могло покинуть чувство обиды и черного предательства, и он много раз обдумывал, что же скажет Касавиру, когда тот наконец-то вернется из своего медового месяца (разумеется, Фил прекрасно знал, что второго шанса не будет – он либо выскажет все, о чем думал, либо ему придется унизительно сознаться, что скучал). Тем не менее, мысль, что теперь он сможет слегка оживить отдых этого зануды, ему очень нравилась, и, бредя по затененной и тихой улице Уотердипа, он подумал, что оказался в городе именно ради этого. Но тишина, уединение, страшное похмелье, а также милые домики, увитые плющом, только усиливали его головную боль и почему-то способствовали вовсе не планам мести и воссоединения, а все еще тоскливым мыслям, что теперь его дружба с Касавиром никогда не будет такой же, как прежде. Домики с колышущимся на веревках бельем и геранью в окнах, означали семьи, а зрелище чьей-нибудь счастливой семьи каждый раз нагоняло на Фила уныние. А когда дело касалось Касавира, он был и вовсе убежден, что навряд ли хоть один брак зануды продлится столько же, сколько их дружба, а именно: тридцать два года, черт возьми! Он подумал, что все еще не готов осуществить свой план. Хотя бы, потому что плана не было, и для начала ему требовалось избавиться от назойливого ночного дятла, который явно хотел пробить дыру в его черепе. После Филу требовалось тщательно обдумать, каким скучным бывает семейный секс (в данный момент ему было совершенно плевать, что к Касавиру это не относилось), и насколько хорошо дела идут у него самого. То есть, ему было нужно залить похмелье и хорошенькая девушка. Точнее, бордель, и хорошенькие проститутки. Но только после того, как перестанет трещать проклятая голова. Фила не покидало чувство, что он несет на плечах аквариум с кипящей на солнце жидкостью, которая вот-вот разорвет на кусочки его несчастный череп. Он знал, что у него осталась куча денег, которые он мог потратить на девок, которым платили не только за дело, но и за то, что они умели. Да-да. И не только в сексе. К услугам прилагался разговор. Прямо сейчас ему отчаянно требовалось излить душу уже который раз, так как вчерашние собутыльники (о, это он помнил совершенно точно!) под конец вечера перестали слушать, что он им говорит, и Филу это категорически не нравилось. У него точно были проблемы посерьезнее, чем у этих разбалованных козлов, которым родители не давали денег на грифонов! Он был обязан найти хоть каплю сочувствия в этом чертовом городе! Фил знал, что где-то в порту есть отличный бордель с прекрасными женщинами и, как говорили, «внимательным отношением к клиентам». Он вечно говорил Касавиру, что вот этого-то ему иногда и не хватает – внимательности! Особенно от лучшего друга, который начал носиться с Аланной так, словно это была последняя женщина в его жизни! И плевать на цены! Он обязан залечить свое горе, и обязан придумать действительно хороший план, поэтому не собирался напиваться из-за этого черт знает где и черт знает с кем! Фил подумал относительно того, что понятия не имеет, как зовут людей со вчерашней вечеринки, кашлянул, и понял, что погорячился. Кроме того, он не мог понять, как перешел от мыслей о том, что семьи нагоняют на него тоску, к шлюхам, и обратно к свадьбе Касавира, но решил, что дело в похмелье. Он подумал еще раз, что пьянок вместе с Касавиром, как это было когда-то давно, ему не светит больше никогда. Потому что Аланна то, Аланна се, и, разумеется, эта фраза, звучащая, как приговор: «Фил, я теперь женат!» - надо сказать, произнесенная с таким возмущением, словно он предложил ему секс на троих с какой-нибудь девицей. Чего он, разумеется, не сделал бы – хотя бы, потому что знал заранее, что Касавир и так откажется. Даже если бы не был женат. Фила не волновало, что он преувеличивает. Тем более долбанутые птицы вокруг него пели так громко, солнце так сияло, а голова так раскалывалась (в том числе от запаха чудовищно ярких цветов), что если бы кто-нибудь спросил его о чувствах прямо сейчас, Фил со всей уверенностью ответил бы, что его раздражение и тоска просто не знают границ. И что пока не погасят солнце и не заткнут птиц, больше всего ему хочется лечь и умереть либо от печали, либо от головной боли, причем больше от второго, а первое иллюзорно. Двигаясь по как можно более тихим улицам и перебегая из тени в тень, жуя пучок петрушки, который он где-то достал, Фил медленно, но неуклонно достигал места вожделения и сокровищницы отдохновения от горестей. «Кстати, откуда петрушка?..» Он вытащил веточку изо рта, а из кармана штанов – целый пучок, живописно растрепавшийся, как букет. Фил задумчиво посмотрел на находку, повертев ее в пальцах. «Кажется, я мимо рынка проходил?.. Или нет?.. Или это со вчерашнего дня?..» Он пожал плечами, сунул петрушку обратно в рот и двинулся дальше, спрятав руки в карманы и тихо посвистывая под нос песенку «это-был-не-я», но моментально прекратил – еще одного свиста его голова просто не выдержала бы. Бордель выглядел неприметно, но Фил догадывался, что внутри все будет прекрасно, и так оно и было: даже более чем прекрасно. Первый этаж и вовсе напоминал таверну с большими светлыми окнами. Главное отличие от таверны состояло в крайне симпатичных официантках и пристально следящей за всем происходящим женщиной. С утра внизу стояла тишина. Какой-то мужик с чопорным видом пил кофе, второй поспешно жевал завтрак. Фил втянул носом чарующий аромат лекарства, которое прямо сейчас излечило бы его лучше любой выпивки. «Это запах счастья». Приличное заведение, не то, что эти притоны, где шлюхи сразу забирались на колени (хотя иногда он был и не против этого). Он подошел к женщине, которая окинула его изучающим взглядом, и сразу оперся на ее стойку обоими локтями, выложив золотой. Почему-то понадеявшись, что пахнет от него только петрушкой. Именно сейчас Филу показалось, что будет в высшей степени неловко, если именно такая красотка, с таким декольте и такими алыми губами, и глазами, и кожей, как будто выглаженной магией, учует запах разочарования и перегара. «Так, погоди». Он смерил взглядом хозяйку заведения еще раз. Неопределенно притягательный возраст, чувственный алый рот, гладкая кожа, идеально сидящее платье с отличным декольте, сложное сооружение на голове из блестящих темно-каштановых волос. Глаза, подведенные черной краской и обещающие самый лучший секс в его жизни. Светлые глаза. «Да она похожа на его бывшую стерву!» - Короче, - голос звучал хрипло. Он поскреб щетину. – Доброе утро. У меня просто охрененное похмелье, поэтому я хочу кофе и утешение. У меня лучший друг женился. Это тоже вам, да, - он положил на стол пучок петрушки. – Мне кажется, букет для нашего знакомства я где-то потерял. Изящные брови женщины слегка удивленно приподнялись, и тут же опустились. Она расплылась в прекрасной улыбке: - Здесь все ищут утешение от страданий, милый, - она грациозно указала ему на столик в тени стены, где ему не било бы в глаза гребаное солнце. – Десять золотых, и ты можешь получить лекарство от всех своих болей. Поговори, и можешь не только говорить, а исполнить все свои мечты, не торопясь. Выбери себе собеседницу, и плати вперед. Филу показалось, что он готов испытать оргазм только от одного воркующего голоса этой мини-стервы-похожей-на-Офалу, который обещает ему сейчас все и сразу: и снять похмелье, и внимание, и секс. «Это самый шикарный бордель, где я был, точно. О, Латандер, я бы сейчас и двадцать отдал за кофе». От очередной незнакомой улицы, возникшей вокруг нее, Аланне захотелось заплакать от злости и отчаяния. Она не имела ни малейшего понятия, куда идти, потому что с каждым перемещением менялись даже стороны света, и Аланна полностью потеряла ориентацию в пространстве, которая и без того была весьма слабой. Она выдохнула, стараясь успокоиться, и почувствовала, как отчаяние сменяется вполне здоровой злостью. «Только попадись мне создатель этой чертовой штуки! Я этому гному всю лавку разнесу! Он мне пожизненно будет должен украшения с изумрудами делать!» Разумеется, она вывалилась именно в тот из многих районов, который не знала ни капельки. Аланна даже не знала, в какой стороне может находиться море и вообще что-либо, знакомое ей. Разве что на горизонте высился силуэт изящной темной башни с золотой россыпью окошек. Ноги новыми туфлями она стерла почти до кровавых мозолей. Денег у нее практически не осталось, и, как назло, не было ни одной лавки с лечебными настойками и зельями, причем именно тогда, когда Аланна отдала бы что угодно за пару бинтов! Вскоре, пройдя еще пару улочек и морщась от запаха навоза, неизвестно откуда взявшегося в городе, она поняла, что здесь вообще ничего нет, кроме площади, на которой продавали скотину всех мастей, и почему-то висело объявление на восьми языках, которое гласило не колдовать, поскольку магия нестабильна. «Нестабильна. Конечно же. Отлично». - Отличные коровы! Продаю или меняю! Продаю или меняю коров! – зазывал к загону какой-то мужик. Куры в клетках, нагроможденных друг на друга, возмущено курлыкали, хлопая и шурша крыльями. Аланна недовольно обернулась на них, и сердито похромала подальше от чертовой площади. «Прекрасно. Просто прекрасно! Я свалилась в скотный двор!» Она шла до тех пор, пока не пропал запах, и поняла, что оказалась в очередном наполовину заброшенном районе. Окошки домов поблизости прятались в темноте, а обветшалую стену неподалеку покрывал плющ. Луна, показавшаяся в небесах, ярко осветила улицу. «Еще лучше. И что, на меня опять набросится какой-нибудь козел?!» Аланна устало присела на каменную ступеньку лестницы, ведущей вниз – прямо возле огромной мраморной вазы с большой трещиной, из которой живописным неухоженным водопадом ветвились кустовые розы. Дурманящий запах был особенно сильным в сумерках летнего города. Она повертела в пальцах объемный камень на шее. «Хоть какой-то от тебя толк. По крайней мере, от грабителей можно сбежать». Ноги болели так, что Аланна уже подумывала снять туфли и ходить босиком. Все равно толку больше бы было. Она стянула туфли и вытянула уставшие ноги, наслаждаясь, как их обдувает легкий ветерок. Затем на мгновение подумала о жуткой грязи в трущобах. Потом задумчиво посмотрела на брусчатку, чистую только с виду. Потом на дорогу, сворачивавшую за угол соседнего дома. «Нет уж». Аланна вздохнула, обреченно натягивая обувь снова. Туфли выглядели так роскошно, что поначалу ей показалось, будто ради этого можно и потерпеть. Она поморщилась от боли, и все же встала: весьма неловко и крайне осторожно. «Ну, вот зачем?!» Ее хватило ровно на пару шагов – ступни обдало горячей волной боли. На этом Аланна выдохлась и уселась на ближайшую разломанную скамейку в остатках краски, неразличимой в сумерках, и вытянула стертые ноги, надувшись. «Замечательно». Единственное, на что ее хватило – это, скрепя сердце, оборвать несколько листьев (повыше от земли) с розового куста и сложить прекрасные новые туфли в коробку, вновь надев старые. Листьями Аланна проложила больные места, и ей показалось, что стало намного лучше. Во всяком случае, привычная обувь уж точно не давила на больное. Она тяжело вздохнула еще раз, и попыталась спуститься с лестницы. А что еще ей было делать, кроме как ходить, пока она не свалится в какое-нибудь подземелье, или до тех пор, как ее очередной раз попытаются убить?! Или не попытаются! А Касавир даже не будет знать, что случилось, и поэтому… Аланна уже было захотела расплакаться снова, но в следующую секунду оторопела, забыв сразу обо всем. Из полумрака аллеи на нее неслось чудовищное нечто, почти с нее саму ростом. Ей понадобилось около секунды, чтобы осознать, что это не нечто. Это была чертова рука. Самая настоящая. В белой перчатке. С мужским ртом на ладони. Губами. Человеческими. Огромными. Хуже всего оказалось, что рот пел. Замечательно поставленным голосом, достойным зависти любого барда. Отсюда она слышала слова. Не мудрено, что бедные мужья Меня клянут. Признать я принужден: Не получал еще отказов я От самых добродетельных из донн. Ревнивца склонен пожалеть я вчуже: Женой с другим делиться каково! Но стоит мне раздеть жену его — И сто обид я наношу ему же. Муж разъярен. Да что поделать, друже! По нраву мне такое баловство — Не упущу я с донной своего, А та позор пусть выместит на муже! Аланна настолько оторопела, что сама не знала, завизжать ей от ужаса или броситься куда-нибудь еще, и пока Аланна раздумывала, рука подошла прямо к ней и задумчиво покачалась на указательном и безымянном пальце. Еще и потерла подушечку ладони так, словно это был подбородок. «О боги, у нее же нет глаз! Как она вообще что-то видит?!» Рука изящно подскочила и раскланялась, прочистив несуществующее горло. Пляшут зайцы на лужайке, Пляшут мошки на лозе. Хочешь разума в хозяйстве — Не женись на егозе! Вся-то в лентах, вся-то в блестках, Всему свету госпожа! Мне крестьяночку подайте, Что как булочка свежа! Аланна вскрикнула и только что не подпрыгнула, глядя на эту тварь. Ужас мешался в ней с самой неподдельной яростью. «Это что?! Это он мне?! Это я егоза?!» Она искренне понадеялась, что это омерзительное создание, наверняка явившееся плодом больной фантазии какого-то мага, сейчас исчезнет само. Безо всякой помощи. Но рука оперлась на безымянный палец и сделала жест, больше напоминавший книксен. Аланна недовольно прищурилась. - Ты что задумала?.. А?.. "Бриллиант"... Даже слово сверкает огнём! Что за камень - восторг и мечта! Но не прочность и твёрдость волнуют нас в нём. Нас пленяет его красота. А в следующую секунду ее прекрасное сегодняшнее колье расстегнулось как по волшебству и аккуратно перелетело прямо на мизинец руки, повиснув там. От такой наглости Аланна даже закашлялась, подавившись собственным дыханием. Пятерня тем временем издевательски протанцевала и пропела еще один куплет: Смотрю на серебришко, смотрю на золотишко, Их брошу в тигель дружно, и выйдет мне браслет! Твоих измен глупейших я вставлю бриллианты, Носить их буду долго, а, может быть, и нет! Аланна уже рванулась за этой проклятой тварью, но ухватила всего лишь воздух, и успела заметить, как эта сволочь откланялась и принялась перебирать пальцами, убегая на удивление быстро и изящно. Теперь страшно ей уже не было. Аланна была в ярости. «Измен?! Какого черта?!» - А ну стой, гадина! – она в жизни не помнила, чтобы бегала так быстро со стертыми ногами и кричала так громко. Уродливый фантом неуклюже ковылял от нее прочь на двух пальцах, а в оставшихся трех тащил ее колье. Ее прекрасное, новое колье! Из-за того, что чертова рука продолжала петь, Аланну разбирала только еще большая злость. Был у крестьянина я в дому! Жену его исповедал! Спасибо господу самому: Он мне погибнуть не дал! Ноет поныне мое нутро От чаши святого Бента! Вот и делай крестьянкам добро После такого презента! Ноги нещадно болели, и Аланна понимала, что не сможет догнать эту проклятую каракатицу. От избытка чувств единственное, что она смогла сделать – это швырнуть в спину, точнее, во внешнюю часть ладони этой гадости туфлей, снятой с ноги на ходу. - Стой, я сказала! – взвизгнула она так, что где-то что-то разбилось и истерично мяукнули коты в подворотне. Бросок вышел с размахом. Аланна с удовольствием подумала, что ей хотелось сделать так, чтобы эта сволочь свалилась и больше не встала. Никогда! Ни за что! Фантом неловко запнулся и выронил колье, которое звякнуло о мостовую, а потом издал такой душераздирающий визг, словно при Аланне резали свинью. И наконец-то исчез. Хромая, и неловко ковыляя на одной ноге, которая сейчас оказалась короче другой из-за каблука, она подобрала ожерелье с улицы. - Так тебе! Будешь знать! – громко крикнула Аланна, и ответом ей послужило одно только эхо. В ней полыхало злорадство. Она бы швырнула туфлю в эту тварь еще раз, и еще раз, а еще бы передразнила его идиотские песни! Ничего хуже она в жизни не слышала! Подумать только, он еще хотел издеваться над ней! Но визг стих, кошки утихомирились, и Уотердип вновь погрузился в ночную тишину, темноту, развеянную лишь серебряным светом луны, и сладкий запах роз. Аланна вздохнула, унимая разогнавшееся сердцебиение, и покачала колье в руке. Огромный аквамарин заманчиво блеснул в ночном полумраке. «Замечательно». Аланна одела колье обратно, и убрала за уши растрепавшиеся кудряшки. Она стояла посреди пустой темной улицы с заброшенными домами, и в ее прекрасной златовласой головке вновь шевельнулись грустные мысли. «Лучше бы я осталась в этом чертовом отеле, разозлила Касавира, и мы бы занялись любовью. Забыли бы уже через час, почему я на него злилась». Она подумала, как было хорошо, когда некоторые размолвки решались именно так. И что потянуло ее в эти проклятые магазины?! С чего?! Аланна погрузилась в невеселые раздумья, как хорошо можно было бы провести время. И только что не вскрикнула от усталости и досады, чувствуя знакомое легкое головокружение, покалывание в пальцах, и зажмурилась от очередной серебряной вспышки перед глазами. «Да какого черта?! Куда на этот раз?!» Должен сказать вам, ничто на свете неспособно вывести из равновесия самого сдержанного мужчину так, как влюбленность. Поразительно, сколь она, столь презираемая в юности и обладающая такой ценностью в зрелости, способна менять мужчин. Разумеется, я веду речь не о первых страстях, что обуревают наиболее молодых жителей Фаэруна, но о тех нежных и долгих, совершенно необратимых чувствах, создающих семьи и браки на десятилетия. И, разумеется, чувствах взаимных и счастливых. *текст прерывается очередной заметкой на полях* «Я не поняла, только мне кажется, что это звучит слишком скорбно?!» Мои отважные друзья, верные соратники, храбрейшие воины, много раз видевшие ужас смерти: каждый из них сложил оружие перед лицом великой силы любви. Конечно, в метафорическом смысле. Заставить их отказаться от желания подвергать риску собственную жизнь пока что не смогла даже любовь. Отчасти по причине того, что их жены и возлюбленные прекрасны, храбры и неутомимы в поиске приключений, чем вызывают у своих мужей и партнеров бесконечное беспокойство, и в результате этого беспокойства все их мужество, сдержанность и сила воли в безотлагательном порядке склоняются к ногам женщин. И ведь ни один из этих воинов не кажется лишенным силы духа! Однако стоит их даме хотя бы оказаться поблизости – все слова, сказанные ею, обдумываются столь тщательно, словно ответ на любое предложение требует сложнейших умозаключений, подобных обезвреживанию магической ловушки. Должен, правда, признаться, что это не лишено смысла. Дамы более изысканные и дипломатичные по натуре, вне зависимости от остроты их меча, имеют привычку вкладывать в самые незначительные фразы ряд тончайших метафор, расшифровать которые необходимо чрезвычайно быстро и аккуратно, бросив на это все свои силы и память. Простота же влечет катастрофу. Или взять, к примеру, вышеупомянутое беспокойство за возлюбленных дам. Именно оно регулярно становится поводом для самой нелепой ревности наиболее близких друзей и заставляет самых разумных из нас пускаться на совершеннейшие глупости. Скажем, принимать незыблемое волевое решение самостоятельно закупить недельный запас продуктов на один-единственный вечер, едва жене стоит сказать, что она неважно себя чувствует и, похоже, ощущает подступающую простуду. Разумеется, уже после, в разговоре с друзьями, любой мужчина объясняет свой поступок исключительно рационально, невзирая на то, что покупкой продуктов обычно занимается домашняя прислуга, а присутствию в корзинах неведомого фрукта из Амна, четырех сыров и невероятного количества сладкого, и вовсе нет разумных объяснений. Каких бы то ни было. Но об этом, без сомнения, умалчивают практически все. Вместо хороших предчувствий и подобия какой бы то ни было уверенности, Касавира по мере изучения Уотердипа начинала захлестывать настоящая паника. Он в жизни не помнил, чтобы мысли в голове толкались с такой же хаотичностью, выдавая одно предположение за другим, что, черт возьми, могло произойти с Аланной. Каждая новая идея оказывалась все неприятнее. И почему он никогда не паниковал, если кого-то могли убить на войне, а едва настал мир, так хватило пары часов прогулок по городу без Аланны?! Касавир помнил, что так не маялся, даже когда воевать им приходилось каждый день. Возможно, потому что там Аланна все-таки была у него на виду. Они обошли уже весь город, зашли в чертову прорву магазинов и таверн. Облазили, как казалось Касавиру, все места, где могла оказаться Аланна – но ее не было! «Как сквозь землю провалилась». От этой мысли ему стало еще хуже, чем было, поскольку Касавир достаточно знал о подземельях Уотердипа, чтобы отлично представлять, куда, как и с какими последствиями можно провалиться. В подробностях. И что канализационные трущобы оказались бы едва ли не самым безопасным вариантом, так как выходы в Андердарк и Скуллпорт кишели контрабандистами, дроу и прочими ублюдками, перед которыми Аланна сейчас была беззащитнее, чем когда-либо. Хотя бы, потому что тонкое платье и туфли точно не тянули на оружие, и она явно не намеревалась сегодня спасать кого бы то ни было, включая саму себя. «А что, если она и правда сломала ногу? Или еще что-нибудь? Как я ее после этого найду, интересно?!» Он нервно провел пятерней по волосам, и постарался об этом не думать. «Проклятый город». И что он теперь делать будет, если не найдет ее?! Скажет страже, что его жена пошла в магазин и не вернулась, а он не пошел с ней, потому что думал, что никуда она не денется? - Эээ… Касавир? – Ричи даже опасливо потянул его за рукав, заставив инстинктивно дернуть рукой, высвобождая ткань из пальцев парня. – Мне кажется, там… очень опасный призрак. Он посмотрел на воришку, как на деревенского невежду. Какой призрак мог возникнуть посреди такого города, как Уотердип?! Тем более так близко от тех районов, где жизнь кипела даже после того, как на улицах зажглись фонари и стало темно. Если он не чувствовал присутствия нежити – значит, ее не было. - Ричи, если бы это был призрак, я бы его почувствовал. Ему показалось, что мальчишка, побледневший, как молоко, вообще его не слушал. Он смотрел куда-то вперед. - Боги, боги, я не думал, что мы забредем сюда! Это призрак-убийца! «Да забери тебя демоны! Я потерял жену в этом проклятом муравейнике, и ты мне рассказываешь про призрака-убийцу прямо сейчас?!» Он выдохнул, сдерживая себя, и еще раз потер пальцами уставшие от городского полумрака глаза. - Да успокойся ты… Касавир так и замер на полуслове, увидев, маячившее впереди по улице нечто. Нечто представляло собой огромную полупрозрачную ладонь, расшагивающую по улице вперед и назад. Ричи энергично замотал головой и попятился назад по улице. - Я туда не пойду! Не пойду и все! Эту штуку надо изгнать! – сердитым полушепотом произнес он. Касавир только вздохнул и посмотрел на Ричи тем тяжелым взглядом, который обычно действовал на мальчишку на редкость эффектно. Даже лучше, чем ожидал он сам. - Ричи, я не чувствую нежить, и это, чем бы оно ни было, не собирается нападать на нас. - Еще как собирается! – взвился парень. – Изгони ее нахрен! Я не пойду туда! «Да что ж такое!» Он вздохнул, понимая, что у него нет выбора, кроме как попробовать изгнать нежить или пойти другой улицей. Ричи как врос в землю. На памяти Касавира такой же взгляд был у Аланны, когда та впервые увидела тень. «Аланна. Где она, черт возьми?!» - Ричи. Я попробую изгнать это, но если оно не нежить – ты успокоишься. Ричи засопел от недовольства. - Оно нежить! Так что оно изгонится! Они подошли чуть ближе, и, нужно сказать, Касавиру стоило большого труда как следует сосредоточиться и заставить себя произнести простейшее заклятие изгнания нежити. Обращенные к Тиру слова короткой молитвы посреди всего происходящего казались до нелепости неуместными, учитывая, что последний раз он произносил ее больше года назад в Мердэлейн. «Это просто смешно. Там был склеп, полный нежити, копившейся веками, а здесь я посреди Уотердипа». И либо ему показалось, либо ответом на его молитву до того, как по мостовой прокатилась волна яркого золотого света, похожего на рассветные солнечные лучи, был подозрительно знакомый беззлобный смех. «А мне не смешно!» Отчасти ему хотелось, чтобы эта уродливая конструкция, больше похожая на фантазию художника, злоупотреблявшего подземными грибами в дозе не по телосложению, просто исчезла, Ричи успокоился, и они бы пошли дальше искать, демоны возьми, его жену! Хотя было похоже на то, что над ситуацией только что посмеялся даже Тир, а Касавир лучше других знал, что рассмешить этого бога практически невозможно! Во всей этой ситуации было что-то абсурдно унизительное, и эффект мог быть еще больше только в случае, если бы рука перед ними не исчезла. Вот только она действительно пропала. И все бы ничего, но на месте руки остался вполне живой и очень сердитый дворф в красном кафтане с золотой оторочкой. Касавир даже не знал, чему он удивился больше – тому, кто оказался вместо руки, или то, что дворф был без бороды и с лысиной, которую обрамляли торчащие во все стороны русые волосы, уже большей частью седые. - Охренеть, - тихо произнес Ричи. «Действительно». Касавир понятия не имел, как вообще возможно, чтобы изгнание нежити снимало иллюзии. Этого просто не могло быть. Дворф исключительно сердито посмотрел на них, а потом упер руки в бока. - Вы знаете, что вы уже третьи, кто за сегодняшний день попытался меня изгнать? – он скрестил руки на груди и по углубившейся складке между кустистых бровей Касавир понял, что им сейчас грозит весьма серьезная эмоциональная речь. - О Ваукин, с меня хватит! – дворф бурно зажестикулировал. - Я так и скажу Абрахаму, что зря он счел, будто это замечательная идея! Фантазм с аллеи Бриндул не на аллее Бриндул! Конечно же! – Он указал на них пальцем. - Проклятье, вы хоть знаете, как трудно наложить это заклинание иллюзии?! А?! Я торчу тут целый день на улице, и всего лишь рекламирую магазин магических оберегов! В довершение возмущенной речи дворф хлопнул себя по бокам и гневно уставился на них. Касавир было собирался извиниться, но Ричи испортил все до того, как он успел сказать хоть слово. Испортил – не то слово. Парень нахохлился, как воробей, готовый к символической боевой атаке, и только что волосы не распушил еще сильнее, чем есть. - Слышь, ты! Ты меня до смерти напугал! И хозяину передай, что он дурак! Вот этот мужик вообще жену потерял! Я теперь только и буду слушать, что он боится, как бы ее призраки не убили! - Ну, знаете ли, юноша! – дворф возмущенно вздохнул. – Ты что, посмел назвать дураком моего брата?! Ричи аж выступил вперед, угрожающе дернув плечами. - И чо?! Касавир оттянул Ричи практически за шиворот, задушив на середине приглушенно-возмущенный возглас. - Простите нас обоих. Он так напугался, что мне пришлось его успокоить, сэр. Я думаю, если вы научите иллюзию произносить слова, она скажет намного больше. Дворф прищурился и посмотрел на него с огромным раздражением, а потом дернул себя за волосы: - Так, все, с меня хватит! Хватит! – он еще раз всплеснул руками и развернулся, уходя с улицы и не переставая ругаться. – Так и скажу Абрахаму! Новизна, бесы бы подпалили его бороду! О Ваукин, в следующий раз пусть сам горланит кричалки, раз его идея так хороша! Касавир только встряхнул головой, моргнув. «Что это было?! Что?» Касавир просто убийственно серьезно посмотрел на Ричи, на лице которого было написано удовольствие победителя, согнавшего заклятого врага со своей территории. Чему пацан так радуется, Касавир понятия не имел: на его взгляд, они только что довели до белого каления какого-то несчастного, которого угораздило родиться в одной семье с братом-изобретателем. - Пошли отсюда, - хмуро проворчал он. - И больше не рассказывай мне про нежить. За те пару часов, что они совершали прогулку по Уотердипу, Ирман проклял всеми ведомыми и неведомыми способами свою затею поспорить с Элоизой о сыне. Он понятия не имел, почему, но после их беседы жена стала мрачнее тучи, и упорно молчала в ответ на все его вопросы, что произошло. В другой день он бы насладился и прекрасным закатом, и запахами богатых кварталов – цветов, морского ветра и свежего воздуха, однако раздумья о причинах отвратительного настроения жены умели омрачить это, как ничто другое. Видит Тир, он ненавидел, когда женщины произносили «все нормально» таким тоном, что вместо этого им проще было бы сказать что-то куда более похожее на: «Я обиделась, но, поскольку ты мой муж, ты должен знать, на что именно, и если ты не знаешь, и не скажешь мне этого прямо сейчас – я обижусь на тебя еще больше, потому что ты меня не знаешь, хотя должен, так что это еще обиднее, так как если ты плохо меня знаешь, что же такое настоящая любовь, так что ты сегодня спишь на диване, ой, все». Ирман вздохнул и кашлянул. И с чего он вообще взял, что может выстроить происходящее в женской голове?.. Точнее, с чего он вообще взял, что именно он способен найти логические связи в тех эфемерных эмоциональных порывах, существующих в совершенно отдельном от рациональности пространстве?.. А, впрочем, он был женат уже почти сорок лет, так что предполагал, что когда дело касалось головы Элоизы – здесь он мог считаться почти экспертом. - Милая, - осторожно произнес он, беря хмурую жену под локоть. – Ты устала? Может быть, мы все-таки зайдем куда-нибудь перекусить? Ты выпьешь свой любимый коктейль, съешь что-нибудь. Ирман предполагал, что неумение терпеть голод развивается с возрастом примерно как облысение, артрит, и множество других омерзительных вещей, свидетельствующих о наступающей дряхлости, которая, как он надеялся, не подступит к нему никогда. Или ограничится только тем, что уже было в наличии. Элоиза вздохнула, но все же положила руку поверх его ладони. Голос ее был задумчивым: - Дорогой, ты же знаешь. Я хочу всего и сразу, но, желательно, не сегодня, хотя прямо сейчас. Ирман возвел очи горе к небесам. - Элли, я верно понимаю, что ты просишь меня отпустить тебя погулять по магазинам? Мне кажется, именно с этого началась сегодняшняя неприятная история Касавира. Признаться честно, данную идею на ночь глядя он воспринимал с большой опаской, и даже не согласился бы оставить Элоизу одну, наблюдая за ней из кондитерской или любого другого места. Касавир, насколько он понял, поступил ровно так же, и это его не спасло. Его разрывали противоречивые раздумья. Отправиться с Элоизой по магазинам означало подписание себе смертного приговора. Остаться и сидеть в раздумьях, не заблудится ли она где-нибудь, означало примерно такой же по приятности исход. «Боги, но ты же умнее сына. Придумай что-нибудь, чтобы он завидовал, и ты мог потом сказать ему, как следовало выйти из ситуации с пользой». Элоиза вздохнула, но, впрочем, уже не так тяжело. - Я даже не знаю. Возможно, уже все закрыто, но я видела тут недалеко одну замечательную улицу, где было много магазинов, которые мне весьма приглянулись. Но мы в них не зашли. Ирман вздохнул, приобнимая Элоизу за плечи. «Нет, не умнее». - Ну, хорошо, - слегка ворчливо произнес он. – Но никаких сквозных магазинов, я сам проверю. Элоиза вместо ответа поцеловала мужа в щеку. - Никаких, - подтвердила она. – И кондитерская там тоже есть. Ирману показалось, что буря улеглась, не начавшись, однако спустя несколько шагов оказалось, что это было лишь прелюдией к тому, о чем думала Элоиза. И говоря по совести, подобного поворота ее мыслей он даже не мог себе представить. - Мы обязаны устроить Касавиру нормальную свадьбу, - внезапно выпалила жена, когда они уже сменили курс на такую понравившуюся Элоизе улицу. - Что?! В первое мгновение он даже не понял, о чем говорит жена. - Он же уже женат! Элоиза так энергично кивнула, что от ужаса у него даже зашевелились редеющие волосы на голове. - Но мы пропустили церемонию! А у меня лежало для нее платье! И ты пропустил, а должен был это видеть! На его взгляд, идея жены была просто отвратительной. Безусловно, с тем фактом, что они умудрились пропустить свадьбу единственного сына, вышла значительная неувязка, но устраивать вторую церемонию специально для них?! Великий Тир, в его собственной жизни одной оказалось более, чем достаточно! Ирман представил себе огромные толпы родственников. Безграничное количество унылых лиц, которые будут видеть это во второй раз. Невероятное количество расспросов. Невероятное количество приготовлений. «Нет. Пожалуй, точно нет». - Элли, ты, разумеется, права в известной мере, но ведь понимаешь, что это затруднительно, - он ласково приобнял Элоизу, молясь, чтобы жена не расслышала слишком большое несогласие в его тоне. - Почему же! - Элоиза посмотрела на него таким ясным взглядом, что на мгновение Ирман сам почувствовал себя идиотом. – Но мы же можем провести ее прямо в Уотердипе! «О, все боги Фаэруна! Элоиза, неужели это ради того платья?!» Ирман выдохнул, как пловец перед тяжелым прыжком. Вот теперь дело принимало действительно серьезный оборот. «Если я отговорю ее от этого, Касавир будет должен мне коньяк. Две бутылки, а не одну». Он в раздумьях оглядывался по сторонам, и понимал, что не найдет ни единого аргумента, который Элоиза не сумеет побороть своим невероятным упрямством, если хочет чего-то по-настоящему. Но в его голову пришла блестящая идея. Ирман Ханверд нежно взял жену за руку и произнес самым мягким тоном, которым только мог: - Милая, я думаю, что нам стоит подумать об этом. Но тебе сначала следует купить себе что-нибудь новое, как ты и хотела. Мы же отдыхаем. И, думаю, я даже не буду тебя торопить – я подожду тебя где-нибудь. Элоиза встрепенулась и разом просияла, крепко поцеловав мужа в губы, обнимая его за талию: - Ох, милый. Ты знаешь, как я тебя люблю? «Конечно. Потому что если ты потратишь на одежду и сумки столько, сколько хочешь, на церемонию с живыми цветами и шикарными платьями не останется ни золотого, а на другую ты не согласишься». Ирман только облегченно вздохнул, и не мог не подумать, что слышать подобное спустя сорок лет было исключительно приятно. - И я тебя люблю, дорогая. «Касавир мне теперь точно должен». Следующее место, в которое ее вышвырнуло, оказалось хуже всего, что Аланна видела когда-либо. Даже ужаснее всего, что случалось с ней в Уотердипе! Ей хватило лишь одной секунды, чтобы осознать, где она, и проникнуться искренней ненавистью к шуточкам этого города. «Значит, так он воспринял мысль о моем муже?! Да?!» Аланна оказалась в полутемном коридоре, наполненном стонами, вздохами, и мягким алым освещением. Пряно и терпко пахло благовониями. За одной из занавесей, тонких, как кисея, Аланна обнаружила шлюху с клиентом, и разозлилась еще сильнее, чувствуя, что почему-то смущена. Говоря по правде, первый и последний раз она видела бордель, когда поднималась в Лунную Маску – вот только уделять внимание обстановке было некогда, потому что их окружали демоны. Еще одна девица, голая до пояса, выглянула из-за другой занавески, куда более плотной, и посмотрела на Аланну со смесью удивления и раздражения, словно кто-то испортил ей день. - Новенькая, а ты что тут делаешь? – лениво произнесла она бархатным голоском. Аланна почувствовала, что ее щеки наливаются краской ярости, и отчасти порадовалась местному освещению – здесь уж точно ни за что было не разглядеть, насколько она рассержена! Она было приоткрыла рот, чтобы сказать этой полуголой девице, что она тут делает, и почему, и сколько еще будет делать, но ей помешал мужской голос, раздавшийся из комнаты: - Ээй, красотка, ну что ты там? Аланна мгновенно узнала голос и придушенно-возмущенно выдохнула, сердито уперев руки в бока. Вслед за голосом из комнатушки высунулась растрепанная золотоволосая голова. - Аланна?!.. – в голосе Фила она почему-то разом услышала ужас, дурацкие шутливые нотки, крайнее изумление и смущение. Она бы в жизни не поверила, что этот голос вообще может быть способен на такие богатые модуляции. «Почему, черт возьми, я везде натыкаюсь на этого придурка?! Фил! Кто бы мог подумать?!» - Это ты что тут делаешь?! – сердито спросила она. Фил кашлянул и отвел взгляд. - Ну… предаюсь… печали. Да. Печали. Аланна чуть не задохнулась не то от возмущения, не то от изумления. - Какой еще печали, Фил?! Повисла неловкая тишина, а девица оглядела ее противно снисходительным взглядом и прикрылась, натянув на плечи импровизированный халат. Затем недовольно наморщила нос и мельком посмотрела на Фила, подарив тому обворожительную улыбку, крайне сильно контрастировавшую с взглядом всего секунду назад подаренным Аланне. - Так ты ее знаешь? - Эээ… - Фил запнулся. – Ну… Аланна была готова убить его. Смущение, возмущение, нелепость ситуации – в ней бушевала такая буря чувств, что Аланне казалось, что голова вот-вот разорвется от их обилия. «Конечно, я тут появилась, а он объясняет шлюхе, кто я! Когда отлично знает, что я потерялась! Прекрасно, просто прекрасно!» - Фил, ты идиот! – тихо прошипела Аланна. – Ты должен пойти со мной, немедленно! Я знаю, что ты наверняка знаешь, где мы живем! Ты все равно никогда не расстаешься с Касавиром, так что сознайся в этом хотя бы сейчас! Фил кашлянул. - Ооо… - девица мерзко-понимающе округлила глаза, и Аланне страшно захотелось вцепиться ей в волосы и выкинуть все шпильки на пол. Вместе с вырванными волосами. Вот так, чтобы эта дура перебудоражила своим визгом всех клиентов, которые трахались в соседних комнатах. – Леди, так какие… услуги вам нужны? Ваш муж не хочет вас? «Ах ты!..» - Заткнись, идиотка! – ляпнула Аланна еще до того, как Фил смог что-то ответить. - Я отлично вижу, что ты не блондинка на самом деле! Проститутка посмотрела на Аланну с изрядным недоумением и раздражением, откинув челку со лба, а затем обернулась к Филу. - Сладкий, это что, твоя жена? «Жена?! Она?!» Фил выдохнул, чувствуя, как в нем закипает безудержная ярость от одного этого слова, и вышел из-за занавески, опершись плечом на дверной косяк со сложенными руками. - Детка моя, - елейно произнес он шлюхе, чувствуя, как с каждой фразой только повышает голос. – Это не моя жена. Это, мать ее, жена моего лучшего друга! Которая потерялась в этом сраном городе и теперь преследует меня! Аланна было приоткрыла рот, округлив губы возмущенным «О», но Фил резко ткнул в ее направлении пальцем. - А ну молчи! – рявкнул он. - Ты вообще взяла его под каблук, а теперь и меня хочешь! Ни погулять, ни выпить: Кас теперь у тебя на поводке! Е-мое, цветочки, свадьба, любовь великая, Аланна то, Аланна се!.. Да ты из него нервов вытянула больше, чем он на всех баб за всю жизнь потратил! Он уже только о тебе и думает, про меня забыл даже! Аланна отлично знала, что Фил ее недолюбливает (учитывая, что на свадьбе этот козел едва не плакал, как ей казалось), но сейчас почувствовала себя облитой грязью с ног по уши. А она очень, очень не любила чувствовать себя в грязи. Сонные и изможденные утехами посетители, а также скучающие проститутки начали выглядывать из альковов и комнат, обращая внимание на них. - Что?! – Аланна уперла руки в бока и возмущенно сощурилась. - Да это ты все его мысли занимаешь! – она притворно всплеснула руками. - Ой, Фил, а как же Фил! Я уверена, что это он тебя сюда позвал! Как усну, так пить его потащишь опять! – она снова всплеснула руками, положив их на щеки. - «Ой, ми-илая, нет, тебе кажется, это не петрушкой пахнет!» Да была бы твоя воля, он бы до смерти мотался черт знает где, пока не подцепит сифилис от шлюхи, которую ты ему притащишь! Или пока не сопьется, или пока его не убьют где-нибудь! Но тебе же весело! Я хотя бы думаю о будущем, а ты – нет! Ей показалось, что Фил оскорбился до глубины души. - Что значит – я притащу?! Да ты вообще его когда-нибудь любила?! Да я его в десять раз дольше тебя знаю! Она поняла, что это стало последней каплей. Ей не оставалось ничего, кроме как сорваться с места и вцепиться этому придурку в лицо, раздавая пощечину за пощечиной. - Аланна, твою мать! – Фил безуспешно пытался отмахнуться от этой бестии, и зашипел, чувствуя, что Аланна вцепилась ногтями ему в руку. Больно вцепилась, нужно сказать! И еще и щеку оцарапала, отлично зная, что он может назвать ее идиоткой, но не ударить! Он пытался отодрать от себя эту фурию, и осознал, сколько людей пялятся на их ссору, лишь когда Аланна заверещала, а шквал пощечин прекратился. Фил обнаружил, что ее оттащило двое вооруженных охранников. «Попадись мне только создатель этой чертовой магии, которая швыряет меня туда-сюда! Да я уничтожу их всех!» Аланна была готова испепелить этот проклятый бордель, создателя телепортации, и кого угодно! Вот только едва в ее голове возникла эта мысль, перед глазами уже почти привычно вспыхнуло, а тело как будто онемело. После этого чувства невесомого покалывания по телу, Аланна так резко почувствовала почву под ногами, что свалилась на колени, нелепо пискнув. К своему удивлению, она обнаружила под ними ковер, а не мостовую, и в кои-то веки вокруг нее оказалось тепло и тихо. Оглядевшись, Аланна увидела в помещении (довольно дорого обставленном, надо сказать, и шторы были шикарные), еще двоих. В комнате сидела эльфийка с желтой канарейкой на плече, а рядом с утомленным видом опирался на край стола высокий мужчина. Его зачесанные волосы до плеч слегка растрепались, и Аланне показалось, что даже идеально подстриженная борода выглядит растрепанно, придавая ему крайне обескураженный и усталый вид. - Лейрел, боже, ну не могла же ты… - голос оказался басовито-мягким. - О! – женщина отмахнулась от него и внезапно обернулась к Аланне. – Вот и мой амулет. «Что?!» Женщина не выглядела ни капельки удивленной. Как будто каждый день перед ней из воздуха сваливались незнакомки с таким же безумным видом, какой, Аланна не сомневалась, был у нее в данный момент. «Какой еще амулет?!» - Вы еще кто такие?! Эльфийка лишь одернула рукава темно-синего платья и вздохнула. - Я Лейрел Сильверхэнд. А этот зануда – открытый лорд Уотердипа Пирджерон. Она почувствовала себя, как в дурном сне, который по мере своего развития превращается из кошмара в пьяные танцы вокруг розового единорога с пучком спаржи вместо гривы. Аланна понятия не имела, при чем здесь спаржа, тем более что спаржу она ненавидела, и, тем более, при чем тут единорог. - О, - она отряхнула платье. – Меня зовут Аланна Фарлонг. Я потеряла своего мужа, и заодно – где я живу. Пирджерон смотрел на нее, хмурясь, и потер подбородок, будто бы что-то вспоминая. - Что?! – раздраженно поинтересовалась она. – Меня весь день швыряет туда-сюда, как сумасшедшую! Это ваш город, между прочим! И нечего на меня так смотреть! - Фарлонг… - Пирджерон нахмурился. – Я где-то уже слышал эту фамилию, - его глаза внезапно округлились. – Аланна Фарлонг, рыцарь-капитан Крепости-на-Перекрестке и победительница Короля Теней? Или это совпадение, или… - он вновь нахмурился. Лейрел раздраженно махнула рукой. - Милая, он так и будет говорить про войнушку. Он почти такой же чокнутый, как мой муж, и не переживай – отсюда ты больше никуда не телепортируешься. Это мой дом, и он надежно защищен от этой ерунды. - Мне говорили, что Уотердип тоже хорошо защищен, - сердито потянула Аланна. – И что ты там говорила про амулет? Лейрел вздохнула и лениво взмахнула руками, щелкнув пальцами. - Пирджерон, ты не будешь так любезен принести там вина? Я думаю, моей гостье надо предложить что-нибудь! И найди уже ее мужа! Пирджерон так страдальчески вздохнул и возвел очи горе, что чем-то неуловимо напомнил Аланне Касавира, когда она очередной раз покупала пару туфель, которая, по его ошибочному мнению, была совершенно не нужна. - Милая Лейрел, я в последний раз наблюдал, что количество твоих волшебных слуг увеличилось втрое. Если ты хочешь, чтобы я не подслушивал ваши женские разговоры – слава Тиру, я удалюсь, - он посмотрел на Аланну. – Разве что узнаю у этой неожиданной гостьи, как, по крайней мере, выглядит ее муж. Аланна вздохнула, и ляпнула первое, что ей пришло в голову: - Ну, он высокий, у него черные волосы, и голубые глаза. И он паладин. Вот. Его зовут Касавир. Ее даже не удивило то, что Пирджерон вновь драматически вздохнул. - Леди Фарлонг, я осмелюсь узнать, представляете ли вы себе количество мужчин на севере Побережья Мечей, соответствующих подобному краткому описанию? За исключением имени, разумеется. - Мужиков, может, и много. А мой муж - один, - буркнула Аланна. - Не сомневаюсь, - вздохнул Пирджерон. – Было бы странно, случись иначе. - Что ты к ней пристал?! – неожиданно взвилась Лейрел. – Ищи уже! Аланна лорда уже не слушала совсем. - Так что ты там говорила про амулет? - обернулась она к Лейрел. У нее возникло очень нехорошее предчувствие. Но, по правде говоря, она уже была готова на все, чтобы прекратить телепортироваться туда-сюда. Лейрел вздохнула. - Видишь ли, я подозреваю, что это моя ошибка. Я заколдовала это ожерелье, и оно исчезло у меня совершенно неожиданно. Где ты его достала? - Купила в ювелирной лавке какой-то, - как только Лейрел заговорила про ожерелье, Аланну одолело странное недоверие. Она хоть знала, сколько стоило ожерелье?! - Ты очень громко думаешь, - заявила волшебница. – Я точно тебе говорю, это я его заколдовала. Хотя бы сними его, а то опять куда-нибудь улетишь! Аланна нехотя стащила с шеи прекрасный камень, чувствуя себя одновременно облегченно и обиженно, понятия не имея, как в ней одновременно уживаются два этих чувства, с калейдоскопической хаотичностью сменяемые смущением, недоумением и подозрительностью. В конце концов, она же выложила за камень кучу денег! И что теперь? Должен сказать, что на этом моменте, несомненно драматическом, присутствие вашего рассказчика в тексте является, вероятно, последним, ибо в тот вечер мне пришлось перейти в роль непосредственного участника происходящего. И да поможет мне Тир пережить последствия, способные возникнуть после окончательной версии рассказа, возникшей после этого удивительного случая.