Мультифендомный сборник драблов и мини

Ошибки. В жизни Кея их слишком много. Сколько раз он думал, что не стоило бросать обучение медицине. Но не сдавался и не шел на поклон родителям – гордость. И не стоило ему соглашаться на предложение Кена. Не стоило. * * * Они занимаются любовью в комнате Кена. По молчаливой договоренности. Она самая большая и самая прохладная. Втроем здесь уместиться не проблема. Единственное правило, которое действует в комнате, - это молчание. Они молчат. Стоны тоже сдерживают – Хибари-сан где-то поблизости. Тело Икари – это река. Плавное, тягучее, прекрасное. Тело Кена – это земля. Состоящее из четких линий – и тоже прекрасное. Тело Кея – горы. Горы, которые стоят на земле, которые порождают реки. Оно сильное и крепкое. Начинает Икари. Она тянет Кена за руку в комнату, она бросает красноречивый взгляд на Кея. Когда седзи закрываются, она тоже начало всему. Изящными неспешными движениями она снимает с себя одежду. Ни капли стыда и смущения. Следом за ней раздеваются мужчины. Она целует их по очереди, словно пробует. Ложится на футон и разводит ноги. Не будь это Икари – это было бы пошло. Кен ложится на нее и ласкает ее – тоже своего рода ритуал. Он мягче и нежнее Кея, его руки не могут сделать больно, и губы не кусают в порыве страсти. Но из них троих Кен зажат больше всех. У него может упасть, и Икари, приподнимаясь на одной руке, ласкает его. Ведь он первый. Глядеть на них и бездействовать похоже на пытку. Но Кей рад ей. Ведь это своего рода наказание. Три переменных в уравнение слишком много для точного решения. Он лишний. Уйти бы ему навсегда – от этих двоих, но некая цепь приковывает его к этому месту. И он остается. Смотреть, как Кен осторожно погружается в Икари, как катится пот по его лицу, как выгибается она под ним. Они ненадолго замирают, а потом начинают медленно двигаться – навстречу друг друга. И тут уж Кей не может терпеть – он прикасается к ним. Сейчас они одно целое, и ему хочется тоже слиться с ними. Он целует Икари – та ловит его губы, как цветок ищет влаги после жары. Он целует Кен – его губы мягкие и сладкие. Он гладит их: мягкие груди Икари, словно созданные для ласок, выпуклые соски Кена, которые становятся торчком, если их потрогать. Кей опускается перед ними на колени и гладит себя, подставляя себя под рот Икари. Затем они разбиваются – Кен еще не готов, и Икари не на грани, но они готовы принять Кея к себе. Теперь он ложится на Икари, а Кен стоит рядом на коленях и смотрит на них. Кей не забывает про него – он опускает свою широкую ладонь на его влажный член, обхватывая его всего, и Кен выгибается от наслаждения. Кроме молчания, в этой комнате нет правил. Икари ложится под Кена и под Кея. Если она устает, ее сменяет Кен – он разводит свои белые стройные ноги перед Кеем. Иногда они сливаются в одно целое втроем, и Кен еле сдерживает стоны, чувствуя и Икари, и Кея одновременно. После они уходят из комнаты и ведут себя как обычно. Кен говорит с Хибари-сан о предстоящей свадьбе, Икари играет на кото, а Кей читает книги. Их голод, страсть, горе утолены. Но ненадолго. * * * Дом одевается в цветы, а люди в черные одежды, когда умирает Икари. Кей не выходит из своей комнаты. Смотрит в желтоватые страницы книг, но ничего не видит. В соседней комнате слышатся женские голоса, причитающие и сюсюкающиеся с ребенком. Ребенком Икари. - Тяжело теперь Кену-сану будет, - говорит одна. - Тяжело, но не долго, - отвечает вторая. – Он молод и хорош собой. Увидите, и года не пройдет, как он приведет в этот дом новую жену. - Не говори гадостей, Томоко-сан! – обрывает ее следующая, и ее поддерживает хор укоряющих голосов. Томока-сан права – все понимают это, просто время не пришло говорить об этом в открытую. Кей тоже прекрасно понимает это. Весь день он собирает свои вещи. Их не так уж много – это книги и одежда. Но что-то держит его. Вечером, когда гости, плакальщики и гробовщики расходятся, к нему поднимается Кен. Ставит перед ними поднос с двумя бутылочками саке и садится напротив Кея. На Кене все еще траурные одежды, которые, впрочем, слетают с него после первой бутылки. Кей ничего не ел сегодня, может, поэтому алкоголь сильно действует на него. А Кен не сопротивляется. Наоборот. Он нежен с Кеем: ласково гладит его по щеке, скользит по шее и мягко целует в узкие губы. Как когда-то он целовал Икари. И Кей плачет. Это не пьяные слезы, Кен понимает это. Он гладит прижавшегося к нему Кей по голове и что-то шепчет ему. Что - не разобрать. - Я ухожу, - говорит, успокоившись, Кей, и тут уже пробивает плотину Кена. Он становится перед ним на колени и умоляет остаться. Говорит, что не проживет один, что ему тяжело, что он боится оказаться один и сойти с ума. Какая, впрочем, разница, о чем он говорит? Идти-то Кею некуда. * * * Быть может, было бы проще, если умер кто-нибудь один из них, а не Икари. Сначала Кей думал так. Но потом понял, что на самом деле проще бы не было – все было бы также. Икари не висит над ними призраком, не мешает им ночью придаваться страсти. Впрочем, им не мешают и живые: Хибари-сан очень тактична. Иногда Кей думает, а не рассчитывала ли на это Икари? То, что казалось эгоистичным, аморальным поступком женщины стало выглядеть, как попытка связать двух мужчин вместе. Попытка удалась. * * * Даже в шесть лет Хикари очень красивая. И очень любопытная. «Почему деревья зеленые?», «Была бы ночь ночью, если бы ночью светило солнце?», «Где моя мама?» Ей трудно ответить. Сложные вещи ей еще не понять, благо она перескакивает с мысли на мысли как резвая белка. Они не думают о том, от кого она из них. Она – дочь Икари, и это главное. Похоже, их снова связала женщина.