Его горячее дыхание она не могла спутать с любым другим, и каждый раз, когда он неожиданно хватал ее за руку, она уже заранее знала, что это он, ведь его можно было перепутать, разве что, с самим дьяволом. И неважно как сильно ее очаровывало все, что было в нем, даже его злость, она все же не могла понять, как это возможно - влюбляться в него. От него пахло безумием и страхом чужих людей, которые когда-то ненавидели его так же сильно, как теперь это делает она. Правда, вряд ли он мучил кого-то сильнее, чем ее. Ей казалось, что он возомнил себе, что мучить ее должен каждый, кто этого захочет, но вот только после него. Он же не привык подбирать. Каждый день своей жизни она пыталась сосчитать все свои грехи, но никак не могла вспомнить самый главный, ибо только за него ее могли наказать знакомством с ним. Но все ее грехи вместе взятые казались такими незначительными по сравнению хоть с одним ужасом, которые она переживала за один момент с ним наедине. И, пожалуй, она лучше согласится на месяц самых жутких физических пыток, чем хоть на одно свидание с ним, где больно бывает не только физически, но и морально. И самое мерзкое, что не смотря на тот ужас, на ту боль и на ее отчаяние она чувствует к нему что-то возвышенное и странное, но признаваться в этом она даже себе не будет, а ему - тем более. Ей противно даже от мысли о том, как низко она уже пала, позволяя ему трогать себя, и как низко упадет, позволив себе полюбить его, если уже этого не сделала. Его невозможно любить, с ним задыхаешься и в полной ненависти, когда его глаза - худшее удовольствие на свете, но даже если любовь к нему - глоток воздуха, то уж лучше она позволит себе задохнуться в один прекрасный день, которого никогда не будет.
Она знала, что он еще спит, но, тем не менее, уже заранее придумывала себе оправдание, чтобы не выбираться из его объятий. Ей впервые не было холодно и не важно какой ценой. С ним все должно быть по-другому - каждый раз холоднее, но судьба готова была пойти на любые жертвы лишь бы сломать ее, и когда-нибудь, в конце концов, ей не придется согреваться им. Она никак не могла понять, как кто-то такой холодный внутри может быть настолько же горячим снаружи, и, кажется, он тоже. Порой ей казалось, что единственной его мыслью была надежда на то, что когда-нибудь он сможет сгореть сам по себе. Ей бы тоже этого хотелось, должно хотеться, но с каждым днем она все с большим трудом могла представить себе жизнь без него. Как он ее никто не бил, не убивал и так больно, как он, ей тоже никто не делал, но все же так же, как он, ее никто не заводил, не смущал, не сводил с ума и не соблазнял. Вся эта двойственность в нем казалась ей сумасшествием и вечным крахом, от которых ее никто не сможет и не захочет спасти. Ее никто не хотел спасать, считая, что все в порядке в ее мире, и никто не желал услышать правду. Люди становились людьми только тогда, когда у них появлялись свои проблемы, которые она обязана решать. Абсурдные люди с абсурдными чувствами, если они у них есть, конечно.
Больше всего в нем ей не нравилась его сила или, можно сказать, то, что рядом с ним она чувствовала себя гораздо беспомощней, чем была на самом деле. И мысль, что чтобы она не сделала, он все равно, даже не прилагая особых усилий, сможет творить с ней то, что ему хочется, отравляла душу. Возможно, рядом с ним у многих девушек возникнет чувство защищенности и безопасности, но только не у нее. Как же могло возникнуть это чувство, если единственное, что она чувствовала рядом с ним - страх за себя? Конечно, она знала, что пока он хочет ее, ей ничего не грозит, никто не посмеет причинить ей боль. Никто, кроме него. Он делал это ежедневно, когда ему хотелось, но она ничего не смела сделать. Бесполезно бежать/отбиваться/пытаться вырваться, это ничего не изменит, но лишь еще больше разозлит его. Ему нравилось, когда она сопротивляется, кричит и плачет, но иногда он требовал от нее полного послушания, и она должна была выполнять все, чего он хотел. Конечно, это было бы так волнующе и приятно, если бы они были бы из сказок/фильмов/книг, где плохие мальчики меняются ради хороших девочек, но в том-то и дело - они были реальными людьми и его удары, не только по телу, тоже были реальны. Он не собирался меняться ради нее, а она не собиралась принимать его таким, каков он есть. Тем более, ему это и не было нужно, его главной целью было не затащить ее в постель, не бросить ее после этого и даже не оставить ее одну, его главной целью было влюбить ее в себя, и самое страшное, что она, осознавая это, все же влюблялась в него. И он тоже.
Он знал, что Вика не создана для него и, вообще, она лишь такая же игрушка и шлюха, как остальные, но от этого его желание вовсе не собиралось угасать, а жалость уходить, потому, что каждый раз, заглядывая в ее глаза, он видел то, от чего бежал долгое время - чувства. Всю свою жизнь ему приходилось бежать от того, что для многих людей было единственным спасением. И от воспоминаний тоже, кстати, но забыть самое больное в своей жизни было так же невозможно, как ей отделаться от него. Cмотря ей в глаза, он видел наивность и невинность, и от этого она становилось ему лишь еще нужнее, хотя, конечно, он и не смог бы полюбить ее. И быть нежным тоже, а у нее с детства в мечтах был самый нежный и любящий парень во всем свете. Разве он смог бы лишить ее всего этого? Но он обязан, и он сделает это и неважно, как сильно потом будет больно и ей, и ему. В детстве отец все время твердил, что справедливость в этом мире всегда в выигрыше, а это будет справедливо, если больно будет всем вокруг него, ему же больно. Он любил посыпать старые раны чем-то более болезненным, когда больно люди становятся людьми, но ему уже ничего не могло помочь. Она, вроде как, пыталась найти в нем хоть что-нибудь хорошее, но ее страх никуда не собирался уходить. Правда, он не и не хотел, чтобы это случилось, неважно, как сильно его к ней тянет, нельзя позволять себе снова чувствовать так же сильно, как тогда.
Ее волосы пахли жасмином, и этот запах он был готов вдыхать вечно. Необычный, запоминающийся и родной. В детстве в их доме всегда пахло только нежным, сладким и манящим, а сейчас все это он мог найти только в ней. Возможно, вокруг него было множество женщин и девушек намного сексуальнее, красивее и умнее ее, но ни с одной из них ему не хотелось обниматься. Ее холод был таким противоречивым с ее душой, но за всю свою жизнь он не мог вспомнить момента приятнее, когда согревал ее. И ей это нравилось, он знал. Вика могла придумывать множество причин, почему она не может любить его, но это было так же глупо, как бежать от него. Он все равно бы догнал. Она могла быть самой лучшей для него, Морозов мог бы ежедневно доказывать, что чувствует к ней, но никто из них не не хотел этого. В конце концов, он привык жить в полном одиночестве своей души, а она - гореть в его зеленых глазах. Ей просто смелости не хватит разрушить установленные им правила первой, так как наказание может быть слишком жестоким. Он всегда был таким неожиданным, и Кузнецова никогда не могла понять, как стоит вести себя в разных ситуациях - если ему понравилось это в первый раз, то это не значит, что ему понравится и во второй. Ему ничего не нравится дважды, а тем более, такие, как она. Глупые и жалкие девчонки, которые рано или поздно пропадают в небытие, но он не собирался отпускать ее. По крайней мере, пока не попробует.
Когда он встретил ее, то первой его мыслью стала, что она не похожа на других. Она не была такой же напыщенно сексуальной и пафосной, как Старкова или Виноградова с их блядскими замашками, не была слишком тихой и серой мышью, как некоторые ее знакомые, но в ней сочеталось все так естественно, что он не мог понять как она может относится к себе так плохо. Ему не хотелось ничего в ней менять, ведь в ней было безупречно все, и смотреть на нее можно только с восхищением. И он смотрел. В ней не было ничего того, что было во всех женщинах, которых желал он раньше, но ни одна из них не могла быть настолько отчаянной в своей вечной пытке показать ему, чего она желает. У него были женщины, у которых не было не малейшего интереса к нему, но никто из них не был настолько безразличной. Какая ему, на самом деле, разница чего они хотели, если единственное, что от них можно было хотеть - секс? У него были женщины гораздо красивее, чем она, но со временем их лица, а тем более, тела, стирались из его памяти, но никто из них не был настолько запоминающейся, как она. Возможно, все дело в том, что он бегал за ней уже целый год, но почему-то ему не хочется в это верить. Она казалась ему ангелом, и не тем, что всегда все делает правильно, а тем, кто нуждается в своем Боге. Конечно, он мог бы стать им ради нее, и он знал, что ее возражения сплошная глупость, у которых нет смысла. Она не умела обманывать даже себя, что уж говорить о других?
Она осторожно и бесшумно отстранилась от него, присаживаясь на кровати, когда он распахнул глаза. Время быть собой закончилось, пора начинать претворятся. Он убирает руку с ее бедра, и ее дыхание становится более спокойным, как будто все нормально, но ничего не было нормальным в том мире, где они были только вдвоем. Отчаяние и боль в его сумасшедших глазах не могли быть нормальными. И это сумасшествие медленно становились и ее, и не влюбляться в его глаза было невозможно. Но это все было все равно что захлебываться и тонуть в болоте зеленых глаз и спастись просто невозможно. Она могла сколько угодно кричать "Я не боюсь!", но она боялась. Они боялись. Сплошная утопия, которая тянет их вниз вновь и вновь, но признаться себе в своих собственных страхах - заранее провальная идея. Ненавидеть себя можно и молча, не надо сообщать об этом таким же тварям. Они и без твоих глупых признаний будут делать это. Людям нравится ненавидеть хоть кого-нибудь, даже если этот кто-нибудь - они сами.
- Куда ты так спешишь? Мы могли бы еще полежать, мне понравилось, детка, - она вздрогнула, судорожно выдохнув, заставляя его засмеяться. В конце концов, это была ужасная глупость - он не мог ей нравится настолько, чтобы вызывать нервную дрожь по всему телу, которые он путает со страхом, но она его больше не боялась. Какая, на самом деле, разница, что он с ней сделает, если жить дальше больше не вписывается в ее планы? Он может делать с ней все, что только пожелает, она больше не собирается сопротивляться, пускай уж лучше он ее убьет, потому что сама себя она не сможет. Никто не хочет жить, все хотят умереть (желательно быстро и безболезненно), но все живут. Ведь возможно, завтра все будет лучше, чем сегодня, но это "завтра" никогда не наступит, но это "завтра" лучшая отговорка на свете. В следующее мгновение он с силой тянет ее за руку, и она не может не хныкать от боли в руке. - Я думаю, что просыпаться с тобой гораздо лучше, чем только засыпать.
- Жаль, что я так не думаю, - она с ужасом слышит свой охрипший голос, который звучит вовсе не гордо, а сломлено и измученно, а он снова смеется, переворачиваясь и вжимая ее в простыню.От его пронзительных зеленых глаз она едва может дышать, как если бы почти тонула в них, но это не было так далеко от правды и, как бы там не было, ей нравилось, что он пытается ее добиваться. И неважно для чего, и что он сделает после. Никто и никогда не говорил ей, что она красивая, что она умная и что вообще в ней есть хоть что-нибудь хорошее, и только за то, что он это делал, она была готова влюбляться в него вновь и вновь. - Если... если я закричу, то...
- То я напомню тебе, что ты пыталась сделать вчера, - он шепчет ей это на ухо, вызывая бурю эмоций и воспоминаний. Как бы он ее не бил, она все же никогда не могла отрицать [только в своих мыслях, конечно] насколько сильно ее тянуло к нему. И никогда не сможет. Он был сущим наказанием за все ее провинности и грехи, но все это наказание не заключалось только в его жестокости или в том, что он был готов пойти на все, чтобы заполучить ее. Все наказание заключалось в том, что она была готова сходить с ума и придумывать целые поэмы в оправдание каждого его удара лишь бы начать верить, что его можно любить. Но его нельзя любить. В нем же ничего, кроме внешности не было, полностью черен внутри, и она искренне не понимала, как кто-то настолько красивый снаружи может быть настолько отвратительным внутри. Правда, никто, кроме нее, этого не хотел замечать, считая его идеальным внутри. Действительно, возможно, все самое светлое он скрывает внутри себя, но у него было множество моментов показать это, но ему нечего показывать. Гниль из души не вырвать.
Он с силой раздвигает ее ноги, пока рукой свободно проводит по ее груди с огромным удовольствием замечая, что ее глаза стали мокрыми. Ради этих слез он готов пойти на любые жертвы, она заслужила своей нелюбовью к нему, ее нужно наказать. Ее дыхание становится тяжелым, когда он осторожно приподнимает ее, позволяя себе снять с нее платье. Ей хочется заплакать от собственного бессилия, от его отношения к ней и даже от его грубости. Возможно, он относился к ней лучше, чем к своим предыдущим девушкам, но ни с кем из них он не был настолько грубым, жестоким и безразличным ко всему, что она хочет. Она вовсе забывает, что дышат нужно, когда оказывается перед ним в одном нижнем белье, сгорая от смущения. Боже, Кузнецова готова переспать с ним в тот же момент, если бы он захотел этого, но единственное, чего он хочет - это сломать ее и вовсе не сейчас. Она заслужила вечные мучения в его личном аду. Он целует ее, а у нее уже почти истерика, но разрыдаться - то, что она никогда не заслужит.
В следующую минуту он грубо отталкивает ее и с силой вжимает в подушку. Он мог обращаться с ней так жестоко, как никто больше, и ему никогда и ничего за это не будет. Потому что никому не интересно, что вещь тоже может чувствовать. Потому что никому не интересно, что каждый день тысячи людей превращаются в вещи, которых никто не ищет. Ей кажется, что его короткий смешок ей на ухо знак того, что он прочитал ее мысли, но она надеяться, что это не так, ведь если он и это умеет, то спасения больше нет нигде. Везде он, не оставляя ее ни на минуту, как будто она убежит куда-нибудь. Ей хотелось этого больше всего на этом свете, но бежать было некуда. Возможно, помимо него, были и другие мужчины, которым она была интересна, но вряд ли хоть кто-то из них сможет ее спасти от собственного сумасшествия. И, в конце концов, зачем бороться? Каждый день свой бессмысленной жизни она боролась, прежде всего, чтобы выжить, но "жить" так и не научилась, ее никто не захотел учить. Каждый день все убеждали ее, что без каждого и них она никогда не сможет, но никто даже попробовать не дал.
Глупым и слабым не место в этом мире, тупица. В конце концов, она уверена, что даже если она выживет, то жить не сможет, самоубийство - не смертный грех в ее случае. Это будет его грехом, Старковой, всех тех людей, что подталкивали ее к душевному обрыву каждый день, но не ее. И это не глупость, каждый заслужил это.
- Ты знаешь, мне кажется, что ты ангел, - он сжимает ее грудь сквозь тонкое кружево лифчика, и она едва слышно стонет. Его не интересовало, что ей этого не хотелось, единственное, что важно в этом мире - это его желания, и не важно, что слишком часто они противоречат ее. У каждого есть своя ниша в этой отвратительной жизни - кто-то вечно будет несчастен в своем сумасшествие, а кто-то будет вечно гореть в аду, и он до сих пор так и не узнал, на каком он месте. Когда-то его жизнь была почти идеальна, а сейчас его жизнь почти ад. Ему нравилось доводить ее, заставляя в истерике бежать от собственных мыслей, ему нравилось что она почти сломлена и что позволяет ломать себя дальше, но каждый день пустота все больше заполняла всю его душу. Эмоции - ужасная глупость, которую он больше никогда не допустит в своей жизни, и в ее жизни тоже. С каждым днем она становилась все более нужной, родной и любимой (если он вообще был способен на любовь), но он не мог себе позволить это никогда больше. Неважно, как сильно он ненавидел людей, которые его окружали, ненавидеть ее было в миллионы раз сложнее, чем других. Но он справится. - Когда-нибудь я убью тебя, ты знаешь?
Ее рука почти онемела и лишь когда он с силой тянет за нее, в ней отдается легкий оттенок боли, но сейчас Кузнецова даже не обращает на это внимания, зачем обращать внимания на то, что стало частью твоей жизни? Он даже не представляет, что больше всего на этом свете ей хочется, чтобы он убил ее и ради этого она вытерпит все. Пытки - это и есть ее жизнь, которая никогда не была идеальна. С самого рождения у нее никого не было, кроме пустоты, которая поглощала ее все больше и больше, и из этой пустоты никто не хотел спасать. Даша нуждалась в своей вечной подстилке, об которую можно вытирать ноги столько, сколько потребуется, мама давно уже бы выгнала на улицу, если бы не Максим, но больно больше не было никогда. Пустота вечный спутник, который никогда не предавал, но с появлением Морозова она исчезла.
Ну, идиотка, поздоровайся со своим единственным верным другом.
Ну, снова здравствуй, моя пустота.
Навязчивый голос в ее голове появился тогда, когда она познакомилась с Максимом, и иногда ей даже казалось, что это он в ее голове. Кто же, кроме него, может быть настолько жестким и равнодушным? Каждый день она горела в его личном костре, и каждый день он отказывался ее спасать, захлебываясь бездушным смехом.
Захлебнись, тварь. Его внешность - обманчива, и она уверена, что, на самом деле, в нем пустоты гораздо больше, чем в ней. Люди не могут быть бесчувственными просто так, без причины, но он мог. В его жизни все было слишком идеально, все его любили, не смотря на его жестокость, но то ли его внешность, то ли его деньги были главной причиной всеобщей зависти к нему. Как не завидовать тому, кто потерял все человеческое в себе? Он больше не умел чувствовать, он больше не умел жить, он больше не разрешал ей делать это. Он заставил ее стать своей рабыней, а они признаны делать все, что хочет их господин.
- У нас сегодня столько дел, но ночь, я обещаю, подарю тебя, моя любимая шлюшка, - его хриплый смех эхом разносится где-то внутри, от чего раны на ее теле зудят и чешутся.
Раздери их, сделай ему приятно своими криками. Он целует ее в последний раз (конечно, она позволяет ему в губы) прежде чем встает с кровати, направляясь в ванную, и только тогда она, наконец, может позволить себе разрыдаться. Виктория Кузнецова больше не была для него человеком, Виктория Кузнецова больше не была человеком для каждого. Королей нужно слушаться, ведь так? И неважно, что ненависть к нему сильнее всего на свете.
Сама хотя бы научилась верить в свой бред.
Ей кажется, что в ней не осталось ни одной целой кости, все превратилось в крошку, которая впивается в кожу, надеясь порвать ее.
Ты боишься его. Голос в ее голове был ее личным проклятием, и она никогда не могла его ослушаться. Головная боль была такой же привычкой, как и он. Или зависимость? Привычки же, вроде, любят, когда пытаются от них избавиться. Прямо как от людей твари. Ноги касаются холодного пола, когда она слышит звуки воды в ванной, и с огромным усилием заставляет себя стать. Гораздо лучше это сделать самой, чем потом он сделает это. Боль нельзя терпеть вечно, даже если она - часть твоей жизни. Люди созданы, чтобы ломаться, и до конца ее души осталось несколько моментов, перед тем, как он победит. Рядом с ним долго нельзя быть человеком, люди не могут стерпеть все это самостоятельно, но помощь никогда не придет. Каждый, кто был с ним, становится таким же холодным, гнилым и проклятым, и самое удивительное, что она до сих пор не разобралась - постигла ли ее та же участь.
От него никто не спасется, дура.
Шаги даются ей с огромным трудом, но она должна дойти до этого гребанного зеркала и посмотреть на себя. Тошноту нужно учится преодолевать. Себя, в конце концов, она ненавидела так же сильно, как Максима. До заветного предмета остается несколько шагов, но она падает на пол, споткнувшись о его штаны. От ужасной боли в голове можно свихнуться, и она почти сделала это. Кашель кажется чем-то неестественным, когда почти рвет ее грудную клетку. И, наконец, она больше не чувствует свои колени, на которых не осталось ни одного живого места.
Ты уверена, что ненавидишь этого ублюдка? Ей хочется кричать, бить себя по голове, лишь бы этот голос исчез навсегда. Так не должно быть, на человека не должно сваливаться все сразу, у него должна быть хоть одна зацепка на спасение от вечного проклятия своей души.
А ты здесь при чем, дура? Ты же не человек.
Она замирает, увидев какой-то листик возле прикроватной тумбочки, и ей кажется жизненно-необходимым добраться до него. Все ее тело нещадно болит, когда она пытается встать, а обжигающе-горячий воздух еще больше препятствует этому. Она надеется, что успеет сделать это перед тем, как он выйдет из душа.
Твои надежды никогда не сбудутся. Все, чего она хотела, сбывалось у кого угодно, но только не у нее. И она уже сильно сомневается, что стоит продолжать надеяться, если это бесполезно. Не всем же место в этом мире, а она итак прожила слишком много. Двадцать лет ежедневной боли не могут быть просто так, значит, ее ожидает что-то после смерти, но Морозов никогда не даст ей погибнуть. Его игрушки живут пока он не решает оторвать им голову. Ей кажется, что она прошла несколько километров, когда, наконец, в ее руках оказывается заветная бумажка.
Я могу помочь тебе, если ты хочешь сбежать отсюда. Я буду ждать тебя возле столовой в десять часов, не опаздывай. Твой тайный друг.
- Эй, детка, можешь идти, - она вздрагивает от звука его голоса и резко разворачивается, надеясь, что он ничего не увидел. В конце концов, хоть раз ее надежды должны сбыться, она обязательно сбежит от своего личного Дьявола, и он никогда ее не найдет. Все будет хорошо, нужно научиться верить хоть в это. Рано или поздно любая боль заканчивается, но сначала надо выдержать все испытания - у нее же получилось, но она и сама не понимает - нужно ли это делать, если он все равно найдет ее? Хотя бы разозлит его. Она почти не слышит своего дыхания, когда он нежно целует ее щеку. - Когда-нибудь мы будем купаться вместе, дорогая.
***
Ей казалось, что время уже давно остановилась и навязчивый звук тиканья часов уже не казался самым прекрасным. Она боялась, вдруг это ловушка, вдруг он решил проверить ее? Но если это единственный верный шанс на спасение, то не воспользоваться им будет полнейшей глупостью. Ей больше нечего терять, в конце концов. Она обязана им воспользоваться, других шансов больше никогда не будет. Кто знает, что может прийти ему в голову? Он может запихнуть ее в какой-нибудь подвал, где будет ежедневно насиловать, но даже если он этого не сделает завтра, то сделает это после, но терпеть она больше не намерена. Ей все страшно, она все еще его боится и никогда не перестанет делать это. Ее самый худший кошмар запомнится ей на всю жизнь.
Когда они только познакомились, первым делом она убедила себя, что в его темноте не обязательно гнить заживо, нужно просто вытащить его оттуда, но с каждым днем он лишь тащил ее с собой на дно. Девушкам нравилось это в нем больше всего на свете, но никто из них так и не испытал безумие, которое там было, люди не хотели верить ни одному ее слову, и она давно поняла, что его больше не спасти. Никто никогда не желал за это браться, все считают, что он счастлив в полном бессилие, убивая свою личность, но она знала, что он сгорает заживо и хочет, чтобы она делала это тоже. Ей больше не казалось, что ее жизнь может продолжаться, но сбежать отсюда было необходимо и ради этого она готова пойти на все. Он же пошел, чтобы проклясть ее.
Однажды, когда у них все было якобы превосходно, он признался ей, что желает, чтобы она улыбалась только ему. Она уже не помнит, что было дальше, но трясущиеся руки в его руках стереть из памяти невозможно. Люди не могут меняться так быстро, с их первой встречи прошло чуть больше года, но теперь он запрещает ей улыбаться вообще, теперь он разрешает ей только сходить с ума от собственного бессилия. Она не знает, что ей делать, но бежать теперь не казалось такой хорошей идеей. Даже если ей это удаться, то куда бежать? Она никому не нужна, а его все боятся. Каждый в ответе за себя.
Он осторожно поправляет ее несчастную руку, прежде чем обнимает, когда, наконец, останавливается на каком-то фильме ужасов. Мог бы и просто ее рассказы послушать, ведь вся ее жизнь похожа на фильм ужасов, который никогда не закончится. Жизнь кончает тебя и чем раньше - тем лучше. Мир никогда не станет ее Раем, но он всегда будет местом, от которого она будет бежать.
Выходит, Морозов и есть твой мир? Ей казалось, что он давно все понял и ждет лишь десяти.
Зато ты не ждешь. Кричать в голос лишь бы заткнуть этот бред в ее голове, закрывать уши, избивать себя и выводить его, но это больше невозможно терпеть. Она врет всем вокруг, что умеет жить, но так и не научилась врать самой себе. Ее чувства и мысли оголены перед ним.
Ей больше не казалось такой уж страшной глупостью ее жизнь, ведь совсем скоро она сможет покончить с ней. Главное - не в руках человека, который заставил ее верить, что в мире нет ничего прекрасного и навсегда забыть, что такое сбывшиеся мечты.
Твои надежды никогда не сбудутся, глупая. Ее единственной надеждой было отделаться от него, она не знала зачем пытается убедить себя, что нужно бежать, рано или поздно он найдет ее, но это будет последним ее успехом. Он все равно что чувства, которые никогда никто не заменит. Это так глупо, абсурдно и смешно, что к человеку, которого она обязана ненавидеть, ее тянет больше, чем к кому-либо еще. Аморального ублюдка нельзя полюбить, его можно только возненавидеть, но что если не получается? У нее никогда не получится ненавидеть его больше, чем себя.
Ее вечно холодные пальцы были равны его замерзшей душе, и если он мог согреть ее, то его душу уже ничего не согреет, даже она. Когда он увидел ее в первый раз, то сражу же зачислил в список женщин, которые не вызывают у него никаких эмоций, спустя год так ничего и не изменилось. Она все пуста и холодна, но бить ее - величайшее удовольствие на свете от которого он никогда не откажется. Она могла бы быть идеально ради него со своей нежностью и вечной искренностью, но ему не хотелось, чтобы она была счастлива. Он ведь даже сам не хотел быть счастливым, ему нравилась боль, а она думала, что заслуживает ее, так как ей ежедневно все это пытались доказать.
Вы идеально подходите друг другу, идиотка. Осталось несколько минут, а потом свобода, которую он больше не посмеет забрать. Она ему не позволит больше никогда, так как убьет себя почти сразу же. Он же не надеется, что она будет жить дальше, после всего того, что он с ней сделал? Он больше не умеет надеяться.
Это ловушка. Если нет? Ее тайный друг может оказаться кем угодно и потребовать что угодно, она отдаст все, лишь бы сбежать. Интересно, если сказать ему о том, что он ей руку сломал, то он поможет ей? Вряд ли, бездушных людей не интересуют страдания других людей, бездушным людям хочется гореть в своем вечном аду и тянуть за собой других. Правда, ему никого не приходилось заставлять, люди шли добровольно.
Мир был ужасно несправедливой штукой, ужасно жесток к одним, но слишком добр по отношению к другим, и как же сложно понять, кто заслуживает это. Каждый раз, когда ей было больно, когда ее унижали, оскорбляли и предавали, она была уверена, что ничего не может быть хуже, но назойливых смех (обязательно его) в ее голове был неизменным добавлением ко всем ее слезам, и каждый раз она убеждалась, что предыдущий был гораздо милосерднее. Но ее никто не хотел вызволять из вечного плена его зеленых глаз.Даша отказывалась слушать, и Вика до сих пор не может понять: ее воспоминания о том, как Старкова ее всегда поддерживала и помогала, просто выдумки? Потому что люди не меняются так быстро, потому что люди не могут любить только себя в течение долгого времени, но они умели. Ей казалось, что они были бы идеальной парой - эгоистичные, жестокие и совершенные люди, которые сгинут в аду. Боже, она знает, что не должна так думать о своей лучшей подруге, но если правду уже нельзя держать глубоко в душе, то ее невозможно сдерживать. Хотя бы в своих мыслях, но даже они ей больше не принадлежат. Мысли о нем не могут быть нормальными и обычными, мысли о нем не могут быть светлыми, но все плохое в нем куда-то исчезало в ее голове, и ей больше не хотелось ненавидеть его. По крайней мере, не так сильно, как саму себя. Она выдыхает, когда отстраняется от него и присаживается на кровать. Его удивленный взгляд невозможно игнорировать, поэтому девушка поднимает на него взгляд.
- Я... я хочу сходить в библиотеку, можно? - стереть бы эту усмешку с его лица, но она сделает это - он же не будет смеяться, когда узнает, что у нее получилось сбежать от него. Или будет? От него можно ожидать всего на свете, он никогда не будет соответствовать ее надеждам, только на зло ей. Мразям наплевать на других. Все уже давно превратились в них, каждый заботиться лишь о себе, но вот только ей вовсе не хочется повторять их судьбу. Должен же быть на этом свете бумеранг, а он всем воздаст. Даже ей. В конце концов, она не особенная и никогда ей не была, так считают все и переубеждать их вовсе не хочется. Нельзя обвинять других в том, что совершаешь сам, но все равно все делают так. Признать свои ошибки никто не сможет и все согласны лишь снова и снова гореть в костре тщеславия, лишь бы остаться идеальными в глазах незнакомцев. Все по кругу, и он никогда не прервётся.
Она едва держится на ногах, пытаясь казаться нормальной и вовсе не сломленной, ведь если он это заметит, то ей уж точно больше не место в этом мире. Всего час и, возможно, она уже будет резать себе вены. Рано или поздно он все равно найдет ее, но труп же трахать не будет.
Ну, только не сильно надейся. Ты все это заслужила. Интересно, он хоть на ее похороны придет или забудет, как об очередной своей безделушке? Никто не придет, никто не захочет прийти и плакать тоже никто не будет. Разве что, он, ведь она так и не стала его личной шлюшкой. Пускай срывает свою злость на ком захочет, находит себе новую жертву (она даже готова дать ему список людей, которых ненавидит) и ломает кости и душу ей. Но с нее уже хватит, ни сил, ни желания, ничего не осталось и умирать - наилучшее удовольствие из всех, и он не посмеет запрещать ей его больше. Пришла пора умирать, лишь бы не в его руках. Ненавидеть его у нее никогда не получится, но нужно хотя бы постараться сделать вид. Люди не верят правде, но не лжи.
У нее едва хватает воздуха, когда она, наконец, закрывает за собой дверь и обессиленно опирается об нее на несколько секунд. Нельзя медлить, нужно заставить идти себя дальше, но слабость во всем теле вряд ли помогает всему этому.
Или то, что ты не хочешь делать этого? Рано или поздно он бы захотел сломать ее полностью, но нужно же опередить его хотя бы в этом. Все равно живой из его железных цепей ненависти и жестокости ей некогда не выбраться. Больше не важно придет ли хоть кто-нибудь на ее похороны, будут ли плакать и переживать, найдет себе новую жертву, лишь бы научиться дышать в последние минуты. Ей больше не хочется жить, а это и никому не нужно, каждый ненавидит ее сильнее, чем себя. Хотя ненависть слишком высокое чувство для нее, скорее все презирают ее за то, что она родилась. Вот не родиться бы. Презрение, ненависть, жалость - единственное, что к ней можно было чувствовать к ней. Презрение, ненависть, жалость - единственное, что к ней чувствовали. Все вокруг казались совершенными, у каждого были свои личные трагедии, но никто не мог быть настолько же вечно раздавленным и подавленным. Ее молчаливые крики можно было услышать за несколько километров, все слышали, но никто не хотел их понимать. Действительно куда ее несчастьям до них?
В ее жизни не было ничего хорошего, но каждая попытка исправить это оборачивалась провалом. У любого бывает черная полоса, но рано или поздно она обязана смениться белой. Так что же вся ее жизнь одно сплошное черное безумие?
Идиотка, это был намек. В одной из тех ванильных книжек, что Вика когда-то любила, говорилось, что все хорошее возвращается ко всем. Глупое правило для удачливых людей, ей же ничего не вернулось и ему тоже. Возможно, в его жизни все слишком хорошо из-за искренности, он же не привык втыкать ножи людям в спины, но его поступки заставляют закрыть на все хорошее глаза. Закрыть бы их на веки вечные, и никто не посмеет их открыть. Таких, как он, любимчиков Богов, боготворить надо и не бежать от них, но она же старалась. Будь бы он хоть чуточку не таким жестоким, не бей бы ее так сильно, то не влюбиться в него даже у нее бы не вышло, но меняться ради очередной он и не собирался. В жестокие будни все надеются, что все изменится, а в выходные до которых дожить еще надо зарывают свои несчастья глубоко в себе. Но рано или поздно место для зарытых надежд заканчивается и тогда суицид становится лучшим и единственным выходом из ситуации. Но для начала нужно хотя бы решиться на все это. Подталкивая человека к пропасти не забудьте столкнуть его.
Стук ее сердца казался ей слишком громким, когда остается две минуты до спасения, и она старается идти быстрее, чем у нее получается. В любой момент все может испортиться снова, он же привык портить ей жизнь, так что ему может помешать сделать это снова? От боли нельзя устать, она не может надоесть, но все же бежать от боли вечность не получится. Выключить чувства можно, конечно, у него же получилось, но их заставит включить какой-нибудь мальчик с дикой ненавистью в глазах и желанием прикончить ее. Этим мальчиком будет он. Убежать бы от собственных мыслей, резать бы себе вены, одновременно захлебываясь водой с двадцати пятью таблетками и искать веревку.
Твои мечты хоть раз сбывались? Кажется, да, до их встречи, когда смеяться можно было без его разрешения, а бежать не надо было, но девочка, которая умела жить, превратилась в девушку, которая этого не умеет. Учиться этому заново слишком поздно.
Когда-нибудь в его жизни появится такая же девочка, но только умеющая любить, и она обязательно научит его этому, но Вику уже никто никогда не полюбит. Присвоив ее себе, он поставил клеймо на ее теле одними своими поцелуями и стереть это ни у кого не получится. Да и разве это кому-нибудь захочется? Все эти глупые мелодрамы - лишь сказки и никому не будет нужна бедная, использованная девочка.
Ему же нужна. И даже если когда-нибудь она понадобится кому-то, то сугубо ради секса. Потому что все похожи на него своей эгоистичными жизнями, которые хотя бы похожи на жизнь. Умирать никто не хочет, но и жить тоже. Все дружно ломают головы над смыслом жизни, но даже если у каждого он свой, то, что если его больше нет? Мать ненавидит ее больше, чем всех тех парней, но даже не пытается этого скрыть. Милая и приветливая она была только, когда Максим приходил к ним, так что изменится, если умереть? Люди больше не люди и это глупо скрывать. Люди нынче твари, все без исключений и уж лучше гореть в аду, чем быть с ними. Никто не умеет дружить, никто не умеет любить и никто не умеет дышать. В столовой светиться свет, но, видимо, кто-то просто забыл выключить. Если там есть хоть кто-нибудь, то уже ничего не сможет ей помочь. Часы показывали ровно десять, и девушка постаралась выглядеть непринужденной и нормальной на случай, если ее заметят, но единственное, что нарушало тишину, это ее шумное дыхание. Неужели это все обман и никто не собирался спасать ее? Чья-то глупая шутка, которая дала ей шанс на спасение и надежду, но ведь люди не могут быть такими жестокими.
Твари могут все. Ее сердце замирает где-то внутри, когда чья-то рука резко хватает ее за плечо и отталкивает к двери столовой.
- Тише, Вика, нас могут услышать, - мужской шепот разрывает тишину вокруг, и Вика с трудом сдерживает все свои эмоции. Неужели это все оказалось правдой и до свободы осталось всего несколько минут? Этого просто не может быть, но ласковое прикосновение даже на долю не таких горячих рук вовсе не выдумка и нужно начинать верить снова. Лицо незнакомого мужчины едва освещается, но достаточно, чтобы разглядеть его. Он вовсе не так красив, но в его глазах слишком много добра и любви, чтобы назвать его страшным. За всю свою жизнь ни у кого не было столько светлого по отношению к ней и уже от этого хочется зарыдать. - Он чертовски опасен, но я хочу помочь тебе и если ты будешь слушаться меня, то совсем скоро ты будешь свободна, хорошо?
В ее горле пересохло, но она заставляет себя кивнуть и подается, когда незнакомец осторожно тянет ее за собой. Он идет быстро, иногда резко останавливаясь, и Вика с трудом поспевает за мужчиной. Страх все еще стучит где-то в висках, какая разница насколько добры его глаза, не просто же так он захотел рисковать собой. Он может потребовать все, чего ему захочется, и она не в праве отказаться. Для того, чтобы сбежать от Максима, Кузнецова готова на все. За всю ее жизнь она не могла вспомнить хоть что-нибудь хорошее, но нельзя вспомнить то, чего не было. С самого своего рождения Вика чувствовала, что нет никого, кто любил бы ее, мать натянуто улыбалась после каждого признания в любви от своей дочери, но никогда не отвечала взаимностью, и не было ничего хуже этого. Других детей любили и баловали, но Кузнецовой даже в голову никогда не приходило, что во всем виновата не она, а, по идее, самый дорогой человек в ее жизни. Каждый ребенок заслуживает хоть капельку любви, даже если не взаимной, но, видимо, она была единственным исключением. Золотая медаль за которую жизнь готова была отдать оказалась очередной безделушкой, лучшая подруга появлялась толь тогда, когда ей это было нужно, а ласковый и нежный Максим оказался жестоким и ненавидящим всех подряд монстром. В конце концов, глупо полагать, что хоть кто-нибудь делает все искренно. Лгать - единственный способ выжить.
- Что мне нужно будет сделать? - она врезается в незнакомца, когда он резко останавливается перед едва заметной черной дверью и так же резко разворачивается к ней. Вот сейчас ее сердце точно обязано выпрыгнуть из груди, уж слишком ей страшно. Если Морозов уже заметил, что она пропала, если ее все уже ищут, если это все же ловушка, если выхода больше нет? Сейчас все должно быть бесполезно, сейчас она должна быть самой счастливой, но никому не позволено избавляться от страха слишком быстро. Тем более, если этот страх - сам Дьявол. Если смысл жизни для каждого свой, то и Бог/Дьявол тоже же должен быть для каждого свой? Но ведь это все хоть как-то должно не соответствовать ему, но для нее он был и Богом, и Дьяволом от которого никогда не спастись. Даже мертвой не принадлежать ему не получится. Если он найдет ее, и она все еще будет жива, то смерти ей больше никогда не видеть, поэтому все нужно делать быстро, отрывисто и легко. - Я имею в виду... как я могу заплатить за все это? Люди не делают добра просто так. У меня есть немного ден...
- О, нет, нет, Вика! Я просто хочу помочь тебе, потому что он не имеет право так поступать с тобой и с любой другой девушкой, - его лицо кажется ей знакомым, но вспомнить кто он такой ей так и не удается. Он хватает ее за больную руку, прежде чем открывает дверь и выталкивает на улицу. Холодный воздух действует отрезвляюще, и она позволяет себе насладиться им несколько секунд. Нужно же хотя бы сил набраться, иначе никак. В любой момент ее могут догнать и тогда больше не останется шансов даже на жизнь. Злить его приятно, конечно, но ей вовсе не хочется, чтобы в порыве ярости и злости он покончил с ней. А он всегда может сделать это, не всем же место в его мире и вообще это чудо, что она все еще жива и не сломлена. У него же с детства любимая игра "Как сломать людей?" и пока в ней нет ни одного проигрыша. - Я помогу тебе выбраться отсюда, но в городе тебе придется действовать самостоятельно, сможешь? - затравленный кивок, прежде чем он вновь сжимает ее руку и тащит за собой. Прямо к долгожданной свободе, которую больше никто не посмеет забрать.
