Апрель

Ритчи проснулся утром, на этот раз облачным. Умылся, позавтракал, чем было, потом звонил всё ещё болеющий Джон, сообщил, что и Йен тоже приболел: простыл вчера, да и руки болят после концерта. Про Яна было ничего неизвестно, Блэкмор надеялся, что со столь дорогим ему красавцем-полукельтом всё хорошо и он ничем не болен. Но нужно было ехать в клинику: мрачному гитаристу предстояла очередное обследование. Ритчи взял журнал, фотографии, повесил на спину кофр с "подружкой-фендерушкой" и отправился туда, где лечат необычные случаи. Пациентов на этот раз было немного, возле кабинета доктора Зойдберга вообще никого не было. Блэкмор, на всякий случай, огляделся, а то вдруг где-то опять Тауншенд бродит, не ровен час, наткнёшься на носатого из The Who. Не, повезло, его в клинике нет. Ритчи осторожно подошёл к двери, постучал и в ответ раздалось: --Заходите пожалуйста! Ритчи, почти бесшумно, проскользнул в кабинет, где и предстал перед доктором Зойдбергом. --Здравствуйте, доктор--промямлил он. --Добрый день, мистер Блэкмор--доктор посмотрел на него спокойными и умными глазами--садитесь, пожалуйста. Ритчи осторожно сел в кресло рядом со столом, за которым сидел доктор, смотря испуганно на мистера Зойдберга. --Итак, Ричард--доктор взял в руки какую-то бумагу--должен сказать, что у Вас нет выраженных тяжёлых психических заболеваний и олигофрении, всё хорошо с интеллектом. --А что такое олигофрения?--спросил встревожившийся Ритчи. --Органическое или врождённое слабоумие. Согласно концепции доктора К................, у определённого процента гомосексуалистов, влечение к лицам своего пола связано не столько с генетической мутацией или врождённой "эндокринной переслойкой", сколько с олигофренией. Есть и те, у кого основной причиной является явное психическое заболевание. Но в Вашем случае причина кроется не в них. Нужно пройти ещё обследование, чтобы выявить Ваши настоящие предпочтения, являетесь ли Вы эфебофилом или андрофилом. --Простите, доктор--произнёс озадаченный Блэкмор--но я слов-то таких не знаю. --Позвольте объяснить--продолжил свою речь Алекс Зойдберг--пристрастие эфебофилов--это юноши 18-21 года, а вот андрофилов--мужчины от 21. АнкетаВаша просмотрена, и кое-что становится ясно. До встречи с певцом Вы любили немок, относящихся к типажу "арийка с с третьерейховского плаката", даже были женаты на немке, от неё есть сын, которым Вы особо не интересуетесь, предпочитая высылать алименты по почте. Мужчины Вас не привлекали никоим образом. Вы отметили, что любите всё отдающее немецким духом. --Это так, доктор. --А немецкая философия Вам знакома? --Что это такое? --Канта, Гегеля, Ницше, по меньшей мере, читали? --Доктор я не склонен всякие там заумные книжки читать. Я больше сказки их да легенды люблю. А ещё замки, особенно тот, где жил Людвиг Баварский. По-немецки я да говорю, это да, спасибо бывшей супружнице. --Вы написали, что пытались повеситься, когда поняли, что влюбились в певца. --Пытался, только наш барабанщик не дал. Впрочем, он ничего не знает. --Также Вы написали, что учились плохо, кроме пения и физкультуры, да гитары ничего не любили. У Вас есть специальное музыкальное образования, вроде училища или консерватории? --Нет, доктор. Я учился у одного гитариста. --Вы нигде после школы не учились, это так? --Нигде, в лётное не пошёл, да кто бы меня взял. Меня гораздо больше привлекала карьера великого гитариста и рок-звезды. --Вы написали, что глубоких эмоциональных, интеллектуальных, душевных и духовных связей с женщинами у Вас тоже не было? --А что это такое? Я плохо понимаю, в чём они заключаются. --Так, Вы писали, что людей особо не любите? --Ну да, сов люблю, средневековую, ренессансную музыку, вообще, старинную--тоже, песенки со всякими тра-ля-ля--тоже, прибавьте виолончелистов и старинные замки. --Сова--доктор Зойдберг странно поглядел на Ритчи--символ довольно неоднозначный, мудрость и мрачность, красота и нечто, наводящее ужас. Вам нравится её внешний вид? --Нравится, может она тоже немецким духом пахнет. Ко всему мрачному я отношусь спокойно, можно сказать, мне даже нравится. Люблю ещё людей пугать. --А Вам не жалко их? --Нет. Ну не люблю я особо других людей. А вот в певца нашего влюбился. --Вы рассказывали про певца на первом приёме. Ему чуть больше 20, красив, хорошо поёт, читает умные книжки, вроде "Происхождения видов", в нетрезвом виде философствует. Но Вы, мистер Блэкмор, его не идеализируете. Вы упомянули, что он приходил под наркотической коноплёй или под виски на репетиции. --Это так. --Теперь расскажите про него поподробнее. --Ну, я так думаю, что он тоже из простых, в особняке не рос, он говорил мне, что ещё тот стреляный воробей, наверное, он тоже с юности играет во всяких ансамблях и поёт. Философствовать он любит, мы тут в прошлом году в Данию ездили с концертами, так он напился и стал рассказывать группиз про метафизическое преображение человека. Наш лапа-гойдель ещё сызмальства любит про бесконечность думать. Доктор, он у нас весёлый, живой, не такой мрачный как я, любит выпить, а напившись может начать веселиться, на стол залезть и петь, про Альфреда Великого книжку читать, самолётики бумажные бросать в окно, предложить поцеловать статую русалочки, ну мы так делали в Дании. --Скажите, зачем? Это что-то обязательное для музыканта? --Ну, чтобы вернуться туда снова. Знаете, наш певец--человек весёлый, любит что-нибудь такое устроить. Впрочем, Вы уже прочли в анкете, что я люблю шутки и розыгрыши на грани фола и, даже, УК. --А Вы когда-либо сочувствовали жертвам Ваших шуточек, не боялись, что с Вами тоже могут сделать нечто похожее? --Не особо, так как уже с 16 лет в группах играю и ко всему готов. --Вы написали, что замкнуты и застенчивы, но при этом выступаете на сцене, играете перед множеством людей? --Ну да, застенчив, людей мало люблю, да вот нравится мне выступать на сцене, играть на своей гитаре, удовольствие приносит такое, что всё сразу же компенсирует. Я концерты люблю побольше студийной возни, а уж импровизировать--только дай--сразу же уйду на пол-часа в неё, любезную, да что там говорить: всю группу втягиваю. --А что же делает ваш молодой и красивый певец? --Сбегает за кулисы, а там, смотря что подвернётся, водка или молодка. Знаете, непьющих или не щупающих девок рок-музыкантов почти нет. Я не курю, от наркоты держусь подальше, но без женщин и выпивки не обходился и сам. --Мистер Блэкмор, Вы интересовались душой, внутренним миром, того мужчины, в которого Вы влюбились? --Ну мне очень необычным показалось, что он купил на свои первые заработанные в нашей группе деньги не ящик Jack Daniels, а прижизненное издание дарвиновского "Происхождения видов". Уж я много чего повидал, но чтобы такое на моих глазах случилось--ни в жисть! И тогда я пошёл в книжный магазин и купил себе книжек про антропогенез и музыку. Сидел до ночи и читал, пока не заснул. А ведь даже моябывшая жена-немка не могла меня сподвигнуть на то, чтобы всякие там книжки, в том числе и на немецком,читать. --Книжки читать сподвиг--это хорошо--вставил свои пять копеек доктор Зойдберг--а были ли у Вас ещё случаи, когда певец из Вашей группы показывал свой внутренний мир? Встречались ли Вы с ним вне группы, репетиций, концертов? --Конечно, однажды я видел его, когда отдыхал перед предстоящими датскими концертами и прочими атрибутами жизни группы, в Бате. Мило так поговорили ни о чём. Потом, когда он пришёл укуренным, я ему, наверное уже тогда любя, посоветовал, чтобы он, если накурился, говорил про ларингит, не позволяющий ему быть на репетиции. Ну, ещё перед Рождеством мы с ним в пабе сидели, он мне про то, как они в Ливане выступали рассказывал, а я всё слушал и слушал--столько интересного, эх! Ну и несколько дней назад мы с ним сидели в пабе, очень так мило было, и после этого я понял всё, хнык-хнык! Может в этом чтении и заключается мой интерес к его внутреннему миру? --Возможно, а Вы не пробовали узнать побольше о его жизни? --Не пытался, да и он сам не слишком заговаривал со мной о своей жизни и прошлом. Единственное, что я помню, так это то, что он тоже не во дворце рос, а в Хаунслоу, среди шпаны, почти как я, у него ещё есть сестра, только я про неё вообще не знаю ничего. --Скажите, Вы действительно интересуетесь серьёзно всякой бульварной мистикой, вроде спиритических сеансов и веры в приметы, как указано в опроснике. --Ну да, стараюсь садиться вплотную к стене, не стричь волосы в полнолуние. Я подозрительная и скрытная натура, нрав у меня дурной, капризный, ногти я в воскресенье не стригу. А когда спать ложусь, то дверь закрываю, могу что-нибудь у кровати положить, например, натянуть веревку со звеняшками. Я существо такое, всегда настороже, доктор, жизнь для меня, понимаете--борьба сплошная, в том числе с превратностями шоу-биза. А ещё не перехожу дорогу на ступеньках никому. Я человек настроения, вспыльчивый, меня легко разозлить, да и сам могу то же самое сделать со многими другими. --А кто Вас научил всем этим суевериям? --Мама, у неё было много знакомых, про которых говорили, что они--цыганки, вот от них, да мамы я и понабирался. Мне в детстве говорили, что я похож на цыганёнка --Вы увлекаетесь мистикой, спиритизмом... --Ну, как бы так сказать...э-э-э...меня к этому не цыганки приучили, а наш бывший басист, хотя, почва была подготовлена...Стоит мне принять участие в сеансе, как такое чувство гармонии появляется, что мур и мяв! --Вы интересуетесь тем, что некоторые не слишком образованные лица называют "чёрной магией"? --Да ну её, я давно выбросил в мусорку все эти истории про вампиров, пришельцев, ритуальные убийства и всяких там сатанистов. Ну зафига мне идти ночью на кладбище и там кошек чёрных резать! Лучше когда-нибудь самому такого чёрного котика, особливо мейнского енотового, завести, а не в жертву их в компании полуиидиотов всяких приносить. Да и зачем цыплятам головы отрывать, лучше их растить на птичьих дворах, чтобы яйца были, мясо, перо с пухом, молодняк птичий. Нет, доктор, меня сатанизм, фильмы ужасов, жертвоприношения всякой живности не интересуют. А вот на привидений поохотился бы с удовольствием. --Так-так, мистер Блэкмор--доктор Зойдберг глянул ему в лицо--надеюсь, Вы помните, кто становится привидением? --Помню--ответил, будто устыдившись своего признания, Ритчи--это те, кого убили в замке. --Вот-вот, умершие не своей смертью, зарезанные, отравленные, замурованные, заморенные голодом, задушенные. Вам нравится тема убийств? --Доктор, скажите, а она тут при чём? --Вы тянитесь к Эросу или Танатосу? --Я и слов-то таких не знаю. --Вас жизнь и любовь интересуют или ненависть и смерть? --Сам не знаю, но первые три--точно. Мне хотелось бы привидение посмотреть, а, если повезёт, и поговорить с ним. Вот--Ритчи мечтательно поднял тёмные глаза к белому гладкому потолку--попаду я в старинный замок, попадётся мне там такое привидение какого-нибудь богатого сэра-пэра-графа-баронета, а я его спрошу: "Так кто же Вас убил в собственной постели в богато убраной спальне и за что?" --Вы хотите посмотреть привидение и поговорить с ним? --Ну да. --Тогда оставим охоту на привидений и перейдём к Вашей учёбе. Вы были злостным хулиганом, прогульщиком, нарушителем дисциплины, троечником-двоечником, о чём и написали. --Конечно, я просто ненавидел школу, учителей, уроки, учёбу. В музыкальную я не ходил. --Скажите, а когда Вы стали интерес к музыке проявлять? --Лет в 10-11, когда мне одноклассник гитару показал. --Поздновато. --Ну тогда давайте поговорим о Вашей учёбе. Вы откровенно признаётесь, что учились плохо, дело это ненавидели, в старшие классы не перешли, отчего же? --Так у нас была ужасная школа и ужасные учителя. Мы должны были всё делать по одним и тем же схемам. "Простите, сэр, я не понял. Не понял--вон в угол и розог ему!" Ничего нормально не объясняли. Как-то раз папа показал мне один новый способ решения задач по математике, так наш учитель, сказал, что решать должны только так как он нам говорит, двойку ещё мне поставил. Нас всё заставляли делать по тупым шаблонам. --А почему Вы так не любите их? Сначала надо научиться основам... --Ну я же очень быстро эти самые основы учил... --Значит учились Вы плохо, несмотря на то, что интеллектуальный потенциал у Вас высокий. А что Вы любите читать? --Ну, сказки, истории про привидений, артуриану... --А не пытались в оригинале прочесть Мэлори Mort d'Aarthur? --Нет, доктор. --А теперь, скажите, Вас печалит раннее начало половой жизни в 16 лет? --А должно? --Начинать половую жизнь без чувств--вредно. Скажите, зачем Вы рано женились? --Ну, так вышло, как благородный гидальго...должен...потом, у меня же ведь сын родился, я тогда был довольно молод. --Только Ваш сын вместо папы видит только алименты по почте. --Это так, доктор. Зато гены свои да фамилию передал--что же ещё? Любовь прошла, характерами не сошлись, поженились--потом развелись. Банально. Я жесток и мрачен. --Кое-что становится понятно. Но Вам ещё нужно пройти обследования. Нужно выяснить, какие мужчины Вас привлекают, и насколько Вы гомосексуальны и насколько гетеросексуальны и почему Ваша "голубая" сторона проявилась сейчас. --И что же со мной будут делать--Ритчи уже начал бояться за себя--что-то ужасное? --Не совсем--успокоил его доктор Зойдберг--Вы отправитесь в особый кабинет на четвёртом этаже, там Вам кое-что покажут и посмотрят реакцию. Вижу, что Вы принесли фотографии. Попрошу показать их, и мы возьмём на время обследования те, на которых запечатлён Ваш певец. Ритчи, слегка скривившись, протянул доктору папку с фотографиями. --Не бойтесь--Зойдберг ласково взглянул на Блэкмора--мы Вам их обязательно вернём. А теперь--прошу на четвёртый этаж. Ритчи, покорно склонив голову, вышел из кабинета и потащился, словно ободранная и больная кляча, к тому самому кабинету на четвёртом этаже. За ним уверенной походкой поднимался по лестнице доктор Зойдберг. Поднявшись, мрачный гитарист, сел в кресло, наблюдая исподлобья, как шедший за ним Алекс Зойдберг нажал кнопку возле двери таинственного кабинета, потом исчез внутри вместе с папкой. Ритчи фыркнул, сложил худые, жёсткие руки на груди и принялся ждать, воображая, что такое ужасное будут делать с ним. Через полчаса из-за двери раздалось: --Входите. Блэкмор поднялся с кресла и отправился туда, куда его только что позвали. В таинственном кабинете было светло и скучно. Доктор Зойдберг стоял возле стола, за которым сидела непривлекательная женщина, длинноносая, узколицая, с бесцветными глазами. Волосы её были зачёсаны назад, нескладное худое тело закрывал халат, надетый на серое платье. --Миссис Кэтрин Роузленд--представил её доктор--займётся Вами. А я должен уйти. Ритчи сидел на стуле, смотря на пол. Госпожа Роузленд писала что-то на бланке. Потом она произнесла холодным "машинным" голосом. --Так, мистер Блэкмор, попрошу снять этот кофр, что у Вас за спиной, положить его в уголок, раздеться и разуться, не боксёрки Ваши можете оставить, а вот носки и ботинки попрошу снять. Ритчи, дрожа и покрываясь мурашками, раздевался, смотря на пол. Кэтрин Роузленд оглядела окинула почти нагого гитариста холодно-оценивающим взглядом и произнесла. --Становитесь под измеритель роста. Она бесстрастно измеряла рост, вес, обвивала мерной лентой худое тело Блэкмора, щупала его позвонки, осматривала бледные раковины ушей, сжимала икры и бицепсы холодными худыми руками, обтянутыми морщинистой кожей, затем отдавала ощупанные части тела бедного Ритчи во власть мерной ленты. Потом голову мрачного гитариста стискивал измеритель черепа на парочку с лентой. И всё записывала, записывала в какую-то карточку. Под конец мисс Роузленд грубым движением подняла волосы на затылке пациента и пощупала шею. --Садитесь--произнесла она словно машина--готовьтесь ко второму этапу. Луис, подойди сюда! На зов вышел долговязый мужчина неопределённого возраста, скучнолицый, в таком же халате с приглаженными волосами. --Уильям здесь? --Здесь. --Позови его тоже. Слегка продрогший Ритчи начал сжиматься в комочек, едва заметно нервно водя пальцами ног по полу кабинета.Что ещё такое извращённое с ним будут делать? Вошёл ещё один мужчина лет 26-28, ниже ростом, плотный, широконосый с грубоватой челюстью. Несмотря на возраст у него уже виднелась залысинка спереди. --Уильям--женщина из кабинета передала ему папку--заряди изображения из неё вместе со всеми в нужном порядке, ну ты знаешь. Лысеющий взял эту самую папку, вскинул голову, будто хотел сказать "Слушаюсь" и исчез. --Не бойтесь, мистер Блэкмор--Кэтрин Роузленд посмотрела на него бесцветными глазами, тонкие губы сложились в едва заметную улыбку того, кто знает, что будет дальше--больно Вам не будет, у нас есть анестетики, мы проверим с помощью спецприборов, к какому типу Вы относитесь. --Я ничего не понимаю, не понимаю, не понимаю--бормотал, дрожа, Ритчи. Доктор Роузленд ушла за ширму, откуда раздался шум воды, потом вернулась со стаканом в руке. --Выпейте--предложила она напуганному гитарному герою--перед обследованием нельзя так дрожать и волноваться: можно исказить результаты. Ритчи взял едва гнущейся от страха рукой стакан и выпил: на вкус похоже на грушу. --Посидите немного и успокойтесь. Потом за вами придут помощники. Через минуту другую Блэкмору стало теплее, он потянулся,встряхнулся слегка и что-то вдруг обмяк, но не сильно. Тепло разливалось по худому, жилистому телу, разгоняя страх и дрожь. Прошло немного времени и до слуха Ричарда Хью донеслись звуки шагов. --Мистер Блэкмор--Ритчи оглянулся и увидел этих самых Луиса и Уильяма--просим пройти вон в ту комнату. В этой самой комнате стоял полумрак, Ритчи огляделся: какие жутковатые большие приборы, провода, белая стена почти до потолка посередине, или это экран, неподалёку кушетка--нет, ничего не понимаю. --Снимайте боксёры и ложитесь на кушетку--попросил его плотный Уильям. --Это обязательно--поинтересовался Ритчи, смотря на него злым глазом. --Так нужно для обследования--объяснил его долговязый коллега--не бойтесь, Вы увидите очень интересные и завлекательные вещи. --"Ичто они будут делать со мной? Насиловать всем скопом или пытать, может, ещё съедят"?--думал обнажённый Ритчи, лёжа на кушетке, пока к его телу,в том числе к его любезным male genitals, прикрепляли какие-то проводки, датчики и прочую хрень-дребедень. В комнате появилась Кэтрин, с ручкой и бумагой, и бесстрастно села справа от кушетки, вперив холодный взгляд в середину комнату, в белую стену. Где-то слышалась возня, Ритчи лежал, почти неподвижно, не думая уже ни о чём--уж слишком всё непонятно для его ума. Неизвестно откуда появился залысинковатый Уильям, сев на стул слева, за ним--Луис.Он подошёл к кушетке с бедным Блэкмором, нажал какую-то кнопку и сел рядом мисс Роузленд. Что-то зашуршало, словно листья осенью, белеая стена стала темнеть, позади неё словно заклубился туман и будто из него стали появляться изображения и на экране-стене возникли яркие картины. Вереница образов медленно шла перед глазами Ричарда Хью Блэкмора. Шумерские герои и статуи фараонов, застывших в канонических позах, мраморные античные копьеносцы, борцы, бронзовые куросы с рассеянными улыбками, боги и герои Древних Греции и Рима, юноши с тугими кудрями, холодные, мраморные, гладкие, ангелы Ренессанса, микеланджеловский Давид, стоящий там, на жаркой площади во Флоренции, да Винчи, Тициан, Ботичелли, Рембрандт ещё затесался--втянувшийся Ритчи вглядывался в экран--чего ещё интересного мне предложат сегодня. Взгляд его искал что-то знакомые, тёмноволосое с тем единственным разрезом голубых глаз. Перед ним вдруг предстал караваджиевский "Лютнист-лютнистка". Ритчи пристально вглядывался, будто увидел в этом лице кудрявого тёмноглазого андрогина с припухлыми губами что-то знакомое, не не совсем оно, хотя похоже. Барочные щёголи с губами в кармине, герои наполеоновских войн, гусары, путешественники, франты, ориенталистские лихие фарисы--среди них попадалось что-то вызывавшее секундное любопытство--нет, не то. Беломраморные застывшие герои прерафаэлитов, фотографии борцов, моряков, солдат, знаменитых киноактёров, певцов, спортсменов проходили перед его глазами. За экраном что-то шуршало. И зачем только показали молодого Элвиса, на которого слегка скосил взгляд тёмных глаз гитарный герой--он не слишком похож, а при чём тут фотография Пола Джеймса МакКартни--он, вообще-то, басист. Надо расслабиться и смотреть эту галерею мужчин дальше--так, а причём тут ещё и знаменитые физики, космонавты, а что тут делает фотография одного знаменитого норвежского полярника, ладно, проехали, чем ещё вкусненьким меня угостят? И тут взгляд Блэкмора будто вцепился в экран глазами--это был он, точно он, эти кудри, взгляд, абрис лица, путь не совсем правильного, но дико притягательного, слегка припухлая нижняя губа, тёмные брови, эти щёчки, очертания рук--они принадлежали одному человеку на Земле--Яну Гиллану, дикому, весёлому, голосистому, философу в пьяном виде, ловцу бесконечности, искателю потерянных глав. Красавец-певец смотрел с экрана на бедного гитариста то прямо, то вполоборота, прекрасен, несмотря на то, что не так как солист Led Zeppelin. Блэкмор чуть ли не затрясся, прикусил нижнюю губы, вцепившись в простыню на кушетке. Э, вы что тут все, рамсы попутали, продлите мне ещё, дайте подольше посмотреть на Яна, гады ползучие! Шуршание постепенно стихло, экран погас, все волшебные образы исчезли. Ритчи вернулся в реальность полутёмной комнаты. Он бесстрастно лежал, вялый и тоскливый, пока с него снимали датчики, потом говорили, чтобы он одевался. Блэкмор автоматически надел боксёрки, зашёл из полутёмной комнаты в светлую, где его поджидала мисс Роузленд, там напяливал на худое и жилистое тело брюки, рубашку, носки, надевал на спину кофр. --Запишитесь на завтра--произнесла она холодным, бесстрастным голосом, вручив папку с фотографиями и журнал Ритчи вышел из странного кабинета, спустился вниз, забрал куртку в гардеробе, записался на завтра. Потом, стоя на остановке в ожидании автобуса, глядел на серое, хоть и весеннее небо, думая, чего от него хотели и что это за типы такие.